Eroge LV7: Финал

— Дела — она пожала плечами, словно сама была этим недовольна — очень много дел. Лемегетон мертв, точнее — уничтожен, но только в этой линии времени, а их еще полным-полно, не видать мне покоя.

— Грустно как-то это… жить только ради того, чтобы умереть… и зная это, продолжать жить… — Все люди так живут — усмехнулась она — смирись… — Что там, хоть случилось? Я так до конца этого и не понял.

— Левиафана очень сложно убить, даже сдержать его в Бездне задача не из легких. И моя миссия — сдержать его, до того, как тварь наберет достаточно сил и вырвется в наш, реальный, материальный мир.

— И поэтому… ты пожертвовала собой?

— Не просто жертва. Лемегетон оказался заперт в этакой «восьмерке» — она нарисовала пальцем в воздухе знак бесконечности — временная петля, в конце которой он оказывается в лабиринте и обращается в прах. И так снова и снова, раз за разом. Это довольно простой план, если так подумать. И все прошло отлично.

— Но ты… ты же погибла! И снова погибнешь!

— И в стодвадцатый раз я встречусь с тобой, заведу этот разговор и попытаюсь все рассказать, чтобы немного унять угрызения совести, что использовала своих друзей, как пешек в этой игре, а потом, вот именно в эту секунду, я осознаю, что все было сделано правильно, и так как нужно. Попрощаюсь с тобой и больше мы не увидимся, по крайней мере, не в этой временной линии. Так что… — она приблизилась, целуя меня на прощание — прощай Казума, береги себя и Юлию, вы мои самые лучшие друзья. И не надо, пожалуйста, не надо снова говорить, что ты готов мне помочь, что ты хочешь меня спасти, что мы можем все изменить. Первые раз тридцать это было даже мило, но в сотый раз, это уже раздражает. Так что не надо.

Я заметил, как в ее глазах блеснули слезы:

— Но я с этим не согласен! Мы можем все сделать иначе! Я уверен… что… — я и сам не заметил, как горячие слезы побежали уже из моих глаз— А мне плевать. Согласен ты с этим, или же нет. Все прошло так же, как было и будет еще много-много сотен раз, и я не буду менять и ломать то, что сотнями лет работает и оберегает наш мир.

— Но ты ведь сама этого не хочешь!

— Есть вещи, которые происходят вопреки нашему желанию. Так что прощай, была рада тебя увидеть — послав воздушный поцелуй, белокурая милфа помахала мне на прощание и растворилась в толпе.

— О!? Сиськи!? — удивленно произнес Казума, через пару дней, стоя рядом со станцией метро.

Он стоял здесь, придя на свидание, но Юлия немного задерживалась, так что он скучал, не зная, что ему делать, когда его окликнули. Огромного размера молочные железы стали первым, что он увидел, когда обернулся на голос и увидел сперва их, а после, чуть подняв голову, увидел и обладательницу столь шикарного бюста.

— Исида?

— Она самая. Игра окончена, ты победил.

— Я в курсе. Поздновато ты с поздравлениями, не находишь?

— А что? Скучал небось все это время и ждал моего звонка? — она глупо ухмыльнулась, но увидела лишь скривившееся лицо Казумы, который выглядел так, будто сожрал лимон целиком.

— Ну, извини-извини, работы было много, вот немного и опоздала. Сам понимаешь, всякое было… — хихикнула она, но с меньшим нахальством и самоуверенностью во взгляде.

— Ясно… — пробормотал тот в ответ.

— Но ты хорошо поработал. Мир спас, и все такое. Так что заслужил награду. Я вся твоя — подмигнула она с широкой улыбкой, и сложила руки под грудью, сделав их еще больше визуально.

— Обойдусь.

— Ч… что!? — она застыла будто пораженная молнией, ее левый глаз, начал судорожно подергиваться, от неконтролируемых спазмов мышц лица — ты не понял? Я готова провести с тобой ночь любви, да черт с ним, можем хоть неделю этим заниматься! Я специально ради тебя очистила весь график на работе и полностью твоя!

— Обойдусь — повторил он без лишних эмоций.

— Нет, я… чего? Не понимаю. Чего!? — столкнувшись с отказом впервые в жизни, она вообще не понимала, что ей делать с осознанием этого факта.

— У меня уже итак целый гарем, мне на них-то сил не хватает, куда уж мне до случайных связей. У меня две жены уже — Юлия и Микаса, и обоим надо уделять внимание, знаешь ли. И не только им. Так что… мне пожалуй хватит.

— Ух ты… — она, присвистнув оглядела его с ног до головы — а ты… возмужал. Вырос и физически и духовно. Теперь я понимаю, почему система выбрала такого странного юнца в качестве избранного для «игры богов», похоже, ты изменился в процессе этих событий и перестал быть таким… ну… ты знаешь сам, каким ты был. Что же… тогда, я пожалуй уйду… — она развернулась чтобы уйти, но сделав пару шагов остановилась — знаешь… сейчас я почему-то хочу тебя еще сильнее… так что дай я тебя хоть поцелую! Цу!!! — она, вытянув губки трубочкой развернулась, нацеливаясь на беззащитную жертву, но ее губы столкнулись с чей-то ладонью — Ой!? — открыв глаза, она увидела, что ей закрыла рот женская ладонь.

Юлия, пришедшая на свидание, увидела эту сцену и поспешила на помощь своему супругу. Одной рукой она держала его за плечо, а вторую использовала как щит, не дав увести ее мужчину какой-то грудастой бестии.

— Отвали, разлучница! — прошипела Юлия с жутким холодом и злобой ревнивой женщины, готовой в любой момент обратиться в разъяренного ревнивого демона, ее лицо было похоже на маску демона из «театра но».

— Вот-вот, вали отсюда! — раздался еще один голос, и в богиню полетела соль, которую бросили ей в лицо, словно старались отогнать, будто жалкого низкоуровневого демона.

— Дура! Соль должна быть освящена в храме, и я не демон, чтобы это сработало! — обидчиво завопила богиня, пытаясь вытрясти соль из волос.

Микаса, которая и бросила в нее соль, она же вторая жена Казумы уже схватила его за вторую руку, не желая отпускать. Микаса держала его за руку, а за ее торс ухватилась Томоко, сжав ее в звериной хватке, совсем не напоминающей нежные объятья. Микаса и Юлия тащили парня в разные стороны, а Томоко тянула еще и саму Микасу назад.

— Эй, хватит! Вы меня разорвете же! — взмолился наш бедный герой, почувствовавший на себе мораль той басни про рака, лебедя и щуку и прекрасно понимающий, чем все это закончиться.

Но через пару секунд ситуация стала совсем абсурдно-смешной, ведь Казуму за талию обхватила Саори, причем на ней самой уже висела Шинген, а на его шее повисла Калина.