Заклятые в любви

– Неубедительные выводы. – Эван отвернулся. И в этот момент его осенило. – Скажите, на День святого Валентина… Это вы организовали нашу с Вуд встречу в будке с тепловизорами?

– Я. – Шелковым голосом произнесла Фостер, всё так же улыбаясь и не отводя холодных серых глаз от Эвана.

Он вдруг ощутил горечь на языке. Психолог Беллстрида была слишком дерзкой, если не сказать наглой. Она была столь уверена в своих выводах, чем иной раз изрядно раздражала. Своим отнюдь не хирургически точным вмешательством она творила всё, что вздумается, но что, если она не права? Что, если она манипулирует чужими чувствами, и разыгрывает себе на потеху всевозможные сценки, как в каком-нибудь сериале?

Она вообще относилась к ним, как к живым людям? Или Эйприл, Эван и другие студенты были для нее чем-то вроде мячиков для жонглирования?

– Почему? – Сдавленно спросил Эван.

Сейчас ему не хватило воздуха даже для этого короткого слова. Он просто сидел и ждал внятных объяснений. Потому что, если их не будет, он моментально взорвется в приступе безумного, праведного гнева, разнеся к черту половину этого долбанного кабинета. Ведь он никакая не игрушка. И его чувства – не игрушка тем более!

Шарлотта Фостер одновременно покачала головой и пожала плечами:

– Потому что все её сочинения были точно так же о вас, мистер Грейсен. – После этих слов она открыла выдвижной ящик стола, достала оттуда малиновую папку, и открыв ее, извлекла одно из сочинений Эйприл. – Прочтите. – Мягко попросила она, протягивая ему исписанный красивым ровным почерком листок.

Взяв его, Эван сразу узнал почерк Эйприл. А еще обратил внимание на дату: Вуд написала это сочинение еще в октябре, целую вечность назад. Сгорая от водоворота обострившихся чувств, он принялся читать:

«Смогу ли я когда-нибудь понять этот мир?

Каким образом один-единственный сноб сумел заполнить собой всё пространство? Рядом с ним даже воздух становится плотным и металлическим. Металлический привкус ярости. Радиация ненависти, поражающая мой разум.

Почему всё так? Почему нельзя быть добрее, почему нельзя быть терпимее? Почему город не пахнет лесом, и почему одна секунда твоего ртутного взгляда заставляет сжиматься сердце? Ты ненавидишь меня с тех самых пор, как увидел мою первую картину. Но что мне сделать, чтобы ты перестал испытывать ненависть? Исчезнуть? Я не могу, прости.

Прости, что живу на этом тесном свете рядом с тобой. Прости, что не могу заставить себя упасть туда, где сплошная тьма, ведь я всегда буду на стороне света. Вдали от таких, как ты. Держась от таких, как ты, в стороне и как можно дальше.

Я упорно концентрируюсь на свете, но с каждым разом это дается мне всё сложнее и сложнее. Потому что я всё время думаю о твоих серых холодных глазах. Тьма, рвущаяся из глубин твоей души, отнимает у меня прочие мысли и чувства, она заглушает те прекрасные образы, которые хочется выплеснуть на холст или на бумагу. Образы, которые так тебе ненавистны. Образы, которые ты мечтаешь уничтожить все до единого.

Спасаясь от этой радиоактивной тьмы, я теряю саму себя. Из-за тебя я перестаю творить, или делаю это через силу. Так, что моя душа задыхается.

А когда тьма меня всё-таки настигает… Я всё чаще задумываюсь о том, что мы не можем существовать врозь. Так может… Мы смогли бы существовать… вместе?»

– Октябрь… – Задумчиво сказал Эван. – Я думал, она ненавидит меня. Но этот текст… Он понимается иначе.

– Даже если она ненавидела, пришло время, когда вы, мистер Грейсен, можете обратить всю ее неприязнь в совершенно иное русло. – Сказала Шарлотта. – Между вами происходит нечто очень, очень сильное. Накаленные до предела эмоции, чувства… Такое редко случается. Да, изначально вас понесло не туда, но всё можно исправить. Стоит только подтолкнуть в правильном направлении.

Эван глубоко вздохнул и признал:

– Да, чувства и правда есть. Но всё зашло слишком далеко. Это как трясина. Она только затягивает всё глубже и глубже, пока не начинаешь задыхаться.

– Каждый сам пишет свою судьбу. Пускай звучит банально, но так и есть.

Эван оторвался от сочинения и посмотрел в глаза Шарлотте Фостер:

– Сколько раз вы были спасательным кругом для человека, который в конечном итоге чуть не утопил вас?

Она не колебалась ни секунды:

– Эван, быть спасательным кругом – моя профессия.

Некоторое время они молчали. Затем Эван сдался:

– Ладно. Я попробую изменить свою судьбу. Правда, сейчас ума не приложу, как нам с Эйприл хотя бы начать обсуждать этот чертов проект. Может, дадите ту тетрадку, в которой мы переписывались?

– Напишите ей на учебном портале. – Предложила мадам Фостер.

Эван грустно усмехнулся:

– Я у нее в черном списке.

– Уже нет. – Шарлотта улыбнулась. – Сегодня наша с мисс Вуд беседа оказалась весьма продуктивной.

– Эм-м, ладно. – Эван почему-то смутился. – Я напишу ей. Спасибо.