Страница 58 из 100
Бреус увидел бегущего Симакова. Он то исчезал, то снова появлялся, петляя в зарослях под трассирующим огнем охраны. Бреус выпустил несколько очередей из автомата в сторону преследователей. Но Симаков больше не поднялся, видно, настигла его пуля.
Стал уходить и Бреус. Над головой его свистели пули, он налетел сгоряча на колючую проволоку и ранил руку, хотя в тот миг и не обратил на это внимания. Шинкаренко, по-видимому, ушел вплавь.
Сзади рвалось и пламенело.
Бреус отлеживался, набирался сил. Его поместили на чердаке. Ему ничто пока не угрожало. Не тревожили и свои. Казалось, все оглохли после взрыва на нефтебазе.
Вот когда проштудировал он знаменитого «Вильгельма Телля»! Здорово изобразил Шиллер в стихах ту историю. Иногда ему чудилось, будто тот далекий Шиллер написал все это про него самого, который не любит рассуждений, а предпочитает только дело, дело и дело. Когда потребовалось устранить Канавку, сам вызвался, не дрогнув, пошел...
Как же это раньше, в прежней своей жизни, он не встречался с этой литературой, с такими героическими фактами? Маринка встречалась, а он нет. Если жив останется, после войны наверстает. Окружит себя книгами, ничем не будет заниматься, а только читать, читать, припадет к книгам, как к холодному родничку, и будет пить, пить, пить... А Маринка рядом. Она умная, начитанная. Знает и Мюнцера, поди ты, и Телля, который прошел такое тяжкое испытание с отстрелом яблока, установленного на голове сына...
Все это факт. За наших жен и за детей! Как будто Шиллер тот Фридрих предвидел все сущее. А ведь немец! Сам немец, если хочешь, а все же правдивый и справедливый человек на земле! Вот ведь какое дело. И снова перечитывал Степан строфы, которые роднили его со справедливым Вильгельмом Теллем и вселяли мужество, и возвышенные мысли, и чувства.
А разве не так? Разве не жил Степан и все его друзья, сограждане спокойно и беззлобно, ни на кого не собираясь нападать и угрожать никому не собираясь? Убийство было чуждо нам и дико. Но вот нахлынули захватчики, гитлеровцы проклятые, и пришлось взяться! за оружие.
Уже слышат! Не зря свои «приказы» врагу он подписывает именем Вильгельма Телля. Спасибо Маринке!
На чердаке пахло свежим сеном. Порой казалось, что пахнет не сеном, а мылом, которое бог весть откуда доставала Марина. А ведь наступит время, когда все откроется для людей и люди станут хозяевами на своей земле и не будут прятаться на чердаках.
Каждое утро знакомо поскрипывала лестница и в темной нише входа показывались золотистые волосы и пара лучистых глаз. Догадывался ли Федор Сазонович, посылая его сюда на жительство, что дарил он Степану на всю жизнь?
Бреус часто раздумывал о будущем. Кончится война. Если останутся живы, поженятся они с Мариной, а вокруг будут свет, и солнце, и молодая трава, и удивительный запах свежего сена и мыла. Придут в гости Федор Сазонович Иванченко с жинкой и за стаканом вина вспомнят одноэтажный Павлополь, отшумевшие годы, подполье, немецкие порядки и жестокие схватки с врагом, вспомнят л погибших. Люди будут счастливы, а вместе с ними и они, Степан и Марина, жизнь без которой уже невозможна.
Никак не предполагал он, увидев ее впервые на берегу Волчьей, что породнится с девушкой, чуждой по всем, как говорится, показателям. Какие же порой мы дураки бываем, что друзей легко и бездумно записываем во враги! Степан однажды высказал Марине эту мысль напрямик и спросил: как случилось, что они, Ростовцевы, обиженные Советской властью, стали рисковать ради нее?
Марина нахмурилась и долго молчала.
— Какой же ты нетонкий! — наконец сказала она, и губы ее дрогнули. — Нет у меня ответа. Ты не должен так... — На ее глазах заблестели слезы. — Есть вещи, о которых не говорят...
Степан удивленно посмотрел Марине в глаза, прижался щекой к ее щеке:
— Ладно, Мариша... Извини, не буду. Я не знал...
Но теперь ей уже трудно было сдержаться. Она плакала, а он, вытирая слезы на ее лице своей шершавой ладонью, не рад был, что затронул что-то больное в ее душе. В самом деле, не хватает ему тонкости. Всю жизнь она, оказывается, ждет какого-то большого испытания, чтобы доказать всем, что не такие они... И отец не такой. То, что предки ее дворяне, ни о чем не говорит. Ее дед — профессор, имел заслуги перед революцией. Но сейчас об этом забыли. Он был помощником министра путей сообщения. Как-то совершал поездку по Сибири и на одной захолустной станции встретил ссыльного, худого и замерзавшего человека. Тот попросился в салон-вагон к деду, чтобы попасть в Питер, очень-де нужно. Дедушка был большим оригиналом и добрым человеком. «Раз нужно, значит, нужно». Он взял незнакомца в свой вагон и тайно провез в Петербург. А в семнадцатом году, как известно, членов Временного правительства арестовали и вместе с ними дедушку прихватили, как осколок... Привели его на допрос к самому главному в ЧК. А за столом — тот человек... Дзержинский оказался, сам Феликс Эдмундович. Ну, выдали деду охранную грамоту и назначили главным консультантом Советского правительства по железным дорогам. Несколько лет спустя он ушел... Однажды ночью. Куда — никто не знал. В семье говорили, что где-то путевым обходчиком устроился. Старик, шестьдесят три года, проживший такую яркую жизнь...