Улицы гнева

Она сидела у холодной печки, листая какой-то немецкий юмористический журнал, так не вязавшийся с обликом этого учреждения.

— О каких сообщниках вы говорите, господин Ботте? Вы ответите за моего Щербака. Я только от вас узнала, что он в этой богадельне...

— Вы не знали, фрау Трауш, что он задержан нашими людьми?

— Первый раз слышу.

— В таком случае, агентура вас подводит.

Марта расплакалась:

— По какому праву вы разговариваете со мной в таком тоне? Втянули меня в игру и сами же теперь сводите счеты... За что?

Сейчас он ее ударит. Это будет началом провала. Щербак задержан по пути на хутора. Значит, за ней следят, прав Гейнеман. Он уехал, не попрощавшись, внезапно, и это было плохим предзнаменованием: неужто он все подстроил? Марта терялась в догадках. Что говорит Щербак на допросах? Бейте же!

— Куда вы посылали ночью своего подручного? — спросил Риц, затягиваясь сигаретой и удобно располагаясь на продранном диване. — Вы принимали Гейнемана в своем кабинете, затем проводили его. Дальше...

— Откуда вы знаете, что я посылала Щербака?

— Мы все знаем.

— Значит, вы установили слежку за мной?

— Не вы допрашиваете, а вас допрашивают, фрау Трауш. — Ботте повысил голос и зашелестел бумагами.

— Я арестована? — спросила Марта. Ботте помедлил с ответом:

— Пока нет. Но, если говорить откровенно, история со Щербаком пахнет нехорошо. Вот его показания! — Ботте многозначительно приподнял папку.

— Меня не интересуют его показания. Ботте и Риц переглянулись.

— В вашем положении я бы не вел себя так, фрау Трауш, — сказал Ботте, вставая. — Вам угрожает петля. Или это... — Он неожиданно выдвинул ящик, полный пистолетов разных систем. — Угощайтесь.

Марта отвернулась.

Она честная немка и не заслужила, чтобы таким способом ее испытывали. Она уже испытана! Она как может служит делу фюрера, а разная сволочь, вроде полицейского Одудько и его племянников, мстит ей, клевещет на нее. Пусть так. Она все равно найдет правду. Она не так уж беззащитна, как некоторым кажется. Сам фюрер заступится за нее. Он ценит преданность. Она докажет...

— Вы назвали имя Одудько? — спросил Ботте, снова переглянувшись с Рицем. — Кто такой Одудько?

— Следователь полиции. Его племянники служили у меня...

— Говорят, что вы зачисляете преимущественно коммунистов и командиров Красной Армии. Это правда? — Ботте торопливо зашелестел бумагами,

Марте показалось, что в комнате чуть посветлело.

— Во всяком случае, таких подлецов, как Одудько, близко не подпущу к отряду.

— Какие знаки различия носил Щербак?

— Не очень хорошо разбираюсь в этом. Два треугольника, кажется...

Ботте перелистал какую-то книжку.

— Чин невелик.

— Это смешно, господин Ботте, если негодяю Одудько удастся настроить против меня такого человека, как вы. И вообще рассорить немцев меж собой. Вам известны слова фюрера? Единство немцев — вот что надо. Вы же охотитесь за мной как за большевичкой, будто я не прожила всю жизнь в этом городе и у меня не может быть здесь знакомых, или, как вы называете, связей... Стоило одному подлецу...

Она уже выбралась из трясины. Всё Одудьки, которые выследили Щербака. Они решили, что Щербак спит с ней. И нанесли удар. Илюшка заметил однажды: «Щербак-то... пришелся по вкусу нашей фрау...»

У этих же нет улик! Нет! Она это поняла, как только произнесла имя подлого полицая. Но — осторожность! До конца.

— Отдайте моего Щербака! — сказала Марта, переходя в наступление. — Что с ним?

— Ничего особенного, — ответил Риц, высматривая что-то в глазах Марты. — Он в полиции и числится за нами. Он вам очень по вкусу, да?

Это были подлинные слова Одудько, переведенные на немецкий.

— Он мой верный помощник, — ответила Марта, тряхнув головой. — И я не отдам его во власть подлецов и дураков из полиции. Надо знать своих людей и уметь им до верять...

— Она говорит правду, — сказал Ботте. — И ведет огонь почти без промаха. — Он засмеялся, становясь прежним Ботте. — Ну что ж, фрау Марта! Для формальности вам придется подписать один документ.

— Какой же?

— Некую расписку властям, ничего особенного. «Среди моих подчиненных нет ни одного командира Красной Армии». Подпишете?

— Конечно.

— Предупреждаю: в случае обмана вы будете повешены, фрау Марта. За это ручаюсь я.

— Постараюсь не доставить вам такого удовольствия, господин Ботте, — Марта усмехнулась. — Кончайте же.

Она улыбалась, подписывая документ, составленный Ботте. Риц тут же напечатал его на машинке. Подпись должна быть твердой, чтобы нацеленный, как хорек, черный Риц не уловил слабости. Она сознавала, что подписывает. Десяток смертных приговоров себе. Перо заскользило по бумаге. За ним следили две пары глаз.

Петро Захарович, придай силы!

Давно она не видела Петра. Марта тосковала, дожидаясь знакомого стука в ставню, просыпалась от шорохов под окном и даже однажды во втором часу ночи вышла к калитке. После пожара на нефтебазе все затаились. Полиция осатанела. Тревога не покидала Марту. Может, Петра Захаровича схватили? А теперь и ее очередь. Она знала, что вместе с «большим секретарем» арестовали и Глушко с дочерью, и мастера зажигалок. Всех повезли в область. А там верная смерть...

Полюбовавшись подписью Марты, Ботте сунул листок в папку.

— А теперь отдайте мне Щербака, — сказала Марта.

— Тревожитесь?

— В ваших подвалах не детские ясли...

— Но и ваш отряд не будуар для любовных утех, — сказал Риц, осклабившись.

— Не знаю, о чем говорите! — ответила Марта. — Если о моих встречах со Щербаком, то это вас не касается. Даже если я выйду за него замуж.

— О! — воскликнул Риц, описав сигаретой кривую. — Счастливец!..

— Неужели вы рискнете опять связаться с русским? — спросил Ботте, вконец смягчившись. — Такая женщина, как вы, достойна иной партии, в фатерланде. Кончится война, не все вернувшиеся застанут семьи...

— Почему, господин Ботте? — Глаза Марты выражали неподдельное недоумение и даже испуг. — Разве в Германии фронт?

— Нет, почему же... — Ботте замялся. — Это не имеет значения...

Марта слышала, что Германию бомбят. Гестаповец проговорился.