Цена жалости

– Вот, значит, тут я живу, – возница махнул рукой на огороженный щербатым забором дворик в конце улицы, где располагались одноэтажные, сложенные из разного размера подгнивших брёвен дом и сарай с прохудившейся крышей. – Слушайте, может, останетесь? А то уж ночь, считай, наступила, а до Ветлицы-то путь неблизкий. В доме у меня места нет, правда, – он развёл руки в извиняющемся жесте, – но вы можете переночевать в сарае. Всё ж лучше, чем под открытым небом!

Гемрику очень хотелось, чтобы отец согласился и они наконец поспали в тепле, однако в этот день его мечте не суждено было сбыться.

– Осталось всего несколько миль, – ответил отец, – если поторопиться, справимся до полуночи.

Ворота распахнулись, огласив улицу протяжным, ввинчивающимся в мозг скрипом ржавых петель. Гемрик увидел двух детей постарше него – девочку и мальчика, торопливо толкающих створки. Одежда на них была изрядно поношена и сверкала многочисленными заплатками, но, по крайней мере, выглядела относительно чистой.

– Ну, как знаете, – мужчина спрыгнул с телеги, почти не подняв в воздух пыли – двор был тщательно подметён. Дети тут же с радостным верещанием бросились к нему, и он присел на корточки, обнимая их:

– Привет, сорванцы. Бегите, скажите маме, чтобы накрывала на стол, – он повернулся к отцу Гемрика: – От ужина-то хоть не откажетесь?

Как только разговор коснулся еды, живот Гемрика жалобно заурчал. Это и определило дальнейшую судьбу вечера. Отец, вздохнув, согласился:

– Да, поесть было бы здорово. Спасибо.

– Пожалуйста, – улыбнулся мужчина, потерев живот. Гемрик заметил, что он делал это всякий раз, когда был доволен. – Законы гостеприимства, значится, никто не отменял. Как зовут-то тебя, странник?

– Лервес, – быстро шагнув к сыну и приобняв его за плечо, произнёс отец Гемрика. Мальчик повернул голову: он никогда не обращался к отцу по имени, но знал, что зовут его вовсе не Лервесом. Рука отца стиснула его плечо – куда сильнее, чем при наполненном отеческой любовью объятии.

– А это Галверн, племянник мой, – пояснил отец, путая мальчика ещё больше. Так звали начальника стражи в их замке, но никак не его, Гемрика.

Отец продолжил говорить в непривычной, простецкой манере:

– Сестры моей сын, значит.

– А я – Кель, – полный мужчина протянул грязную ладонь отцу Гемрика, и тот, нисколько не показав брезгливости, с готовностью ответил на рукопожатие. – Ну, пошли в дом.

– А лошади?

– Ничего, расседлаю их после ужина. Все равно ещё телегу разгружать.

Словно подавая пример, Кель двинулся вперёд первым. Отец придержал Гемрика перед крыльцом и наклонился, отряхивая его одежду:

– Никому ничего не говори. Быстро поедим и уйдём отсюда. Ты понял?

Гемрик с несвойственной ребёнку серьёзностью кивнул. Отец ответил таким же движением и ободряюще похлопал сына по спине, пропуская его в дом.

На кухню вёл короткий, узкий коридор, заканчивающийся низкой притолкой. Отец Гемрика не был высок, но даже ему пришлось немного наклонить голову, чтобы не удариться. В противовес коридору, кухня занимала львиную долю дома: тут, пожалуй, можно было разместить с десяток человек, если они, конечно, готовы будут потесниться. Сейчас за столом сидели лишь трое: Кель, с наслаждением приложившись к пенной щербатой кружке, благодушно выслушивал щебетание старшего из сыновей. Младший в это время сосредоточенно рисовал что-то крошками на белой скатерти. Жена Келя, полнеющая, с уставшим лицом женщина лет тридцати, сноровисто расставляла снедь на столе.

– Лервес, Галверн, присаживайтесь, – Кель махнул им рукой. – Еда уже готова. Диля, золотко, поскорее!

Диля поставила перед ними две глубокие деревянные тарелки, исходящие густым паром. Рот Гемрика тут же наполнился слюной, но он даже не шевельнулся, пока отец не сел на лавку и не похлопал по месту рядом с собой:

– Ну же, Галверн. Негоже заставлять хозяев ждать.

Гемрик среагировал на новое имя не сразу. Когда до него дошло, что отец обращался к нему, ребёнок торопливо сел за стол.

– Ну, – Кель хлопнул в ладоши и так широко улыбнулся, что Гемрик заметил отсутствие у него нескольких зубов и тёмные пятна на всех остальных. – Как говорится, чем богаты, хе-хе. Приятного аппетита!

Увидев, что все приступили к еде, Гемрик быстро заработал ложкой. В лоснящейся от жира похлёбке было больше лука, чем мяса, и тем не менее эта простая пища показалась мальчику вкуснее, чем все яства в мире. Он ел быстро, обжигаясь, давясь и чавкая, пока не заметил, как удивлённо смотрит на него сын Келя. Тот наклонился к матери и спросил, думая, что говорит достаточно тихо, чтобы его не услышали:

– Мам, а он совсем никогда не ест, да? Они попрошайки, да, мам?

– Сынок, прекрати! Замолчи, – зашипела на него женщина, настороженно посмотрев на отца Гемрика. Тот как будто и не заметил этого, сосредоточив всё внимание на собственном сыне.

Мальчик разозлился, услышав шепот матери с ребёнком. В ярости сжав ложку, он хотел уже сказать, что он, вообще-то, их будущий господин, а не какой-то там попрошайка, и может приказать казнить их, но тут Гемрик столкнулся со взглядом отца. Он хорошо знал ту эмоцию, что светилась в его тёмно-карих, почти чёрных глазах.

Осуждение.

Гемрик тут же успокоился. Ложка стала двигаться размереннее, перестала раскидывать брызги на грязную одежду. Увидев, что его чадо взяло себя в руки, отец вернулся к своей еде. Он сильно похудел и осунулся за последние дни, и всё же поглощал пищу с молчаливым достоинством. То, что сухие, жилистые руки с толсто выступающими венами едва заметно подрагивали, видел, наверное, только сидящий совсем рядом Гемрик.

Если подумать, мальчик и не помнил, когда отец ел. Наверное, во время привалов, когда сам он спал, заключил Гемрик. Не мог же он несколько дней обходиться совсем без пищи?

Нет, конечно. Не мог.

Над ощетинившимся занозами столом повисла неловкая тишина. Стремясь прогнать её, Кель закашлялся:

– Кхм… Так, говорите, в Ветлицу к родственникам едете? А они чем там занимаются? Хозяйство небось держат?

– Да, – проглотив похлёбку, односложно ответил отец.

– А кто они, эти ваши родственники? Авось, знаю кого?

– Вряд ли.

Неловкая тишина вернулась. Некоторое время её нарушал лишь деревянный стук ложек.

– Спасибо вам, добрые хозяева, – сказал отец, когда тарелки окончательно опустели. – Было очень вкусно.

– Пожалуйста, рады, что вам понравилось, – расшаркался Кель. – Может, заночуете всё же? Поздновато уже, да и…

Он не договорил. На улице, где-то в отдалении раздался дробный перестук копыт, и Гемрик увидел, как отец, подорвавшись с места, приблизился к ставням. Чуть отодвинув в сторону кусок грязной ткани, играющий роль шторы, узловатым пальцем, он осторожно выглянул наружу.

– Лервес, ты чего так всполошился-то? Это, наверное, кто-то из соседей, – Кель недоумённо почесал затылок.

– Да, наверное, – согласился отец. – Знаешь, ты прав: пожалуй, нам и впрямь лучше переночевать у вас в сарае. Идём, Галверн.

– Давайте я покажу…

– Не нужно, – отец Гемрика одарил Келя таким взглядом, что ноги начавшего было подниматься мужчины подогнулись обратно, и он тяжело рухнул на стул. – Справимся сами.

Гемрик, так и не свыкшийся с новым именем, поднялся на ноги с небольшой задержкой. Отец нетерпеливо взял его за руку и буквально потащил его вперёд. Семья Келя ошарашенно смотрела им вслед.

– Слушай меня внимательно, Гемрик, – зашипел мужчина сыну в ухо, когда они вышли во двор. – Сейчас ты бежишь в пристройку к сараю. Вход в неё – с другой стороны. Если услышишь какой-нибудь шум – открывай дверь и беги в сторону леса. Я догоню тебя позже. Всё понял?

Гемрик, совершенно не понимающий, что происходит, быстро закивал. Отец всегда знал, что делать.

Мужчина потрепал его по засаленным, покрывшимися пылью волосам и ободряюще улыбнулся – впервые с тех пор, как они в спешке покинули поместье: