Страница 19 из 22
– Недолет! Ага! Вот так уже лучше!
Следующий залп угодил прямо в середину стаи, и через несколько секунд сверху начали падать клочья зеленого мяса. Оставив дверь полуоткрытой, я нырнул в убежище: даже после смерти гидры кожа ее причиняет жестокие ожоги.
В убежище Мартина беседовала с кюре, поглядывая в окошко с толстым стеклом. Гидры, словно сообразив, что в стае им оставаться опасно, пикировали группами по две-три штуки. Сквозь полуотворенную дверь я видел, как они вились над паровозом нашей узкоколейки; машинист в своей закрытой кабине был в безопасности. Внезапно я расхохотался: над паровозиком взвилась струя пара, и перепуганные гидры бросились врассыпную. Я все еще смеялся, оглядываясь вокруг. Внизу, в деревне, трещали выстрелы, и на площади, у колодца, уже валялось несколько сбитых гидр. Внезапно какая-то тень закрыла небо. Я прыгнул в убежище и захлопнул за собой дверь; гидра пролетела над самой крышей. Прежде чем я успел просунуть автомат в бойницу, она была уже далеко.
Вопль Мартины заставил меня вздрогнуть.
– Жан! Сюда, скорее!
Я бросился к окошку: к нам со всех ног бежал мальчик лет двенадцати, а за ним гналась гидра. До убежища оставалось еще метров полтораста. Несмотря на смертельную опасность, мальчишка, видимо, не растерялся: он бежал зигзагами, умело используя деревья, которые мешали его преследователю. Вся эта сцена мелькнула передо мной, как при вспышке молнии; в следующее мгновение я уже был снаружи. Гидра набрала высоту и теперь пикировала.
– Ложись! – закричал я.
Мальчик понял и прижался к земле; гидра промахнулась.
Я дал по ней очередь в десять выстрелов на расстоянии пятидесяти метров. Чудовище подскочило в воздухе и снова развернулось для нападения. Я вскинул автомат, взял прицел на тридцать метров; после второго выстрела ствол заклинило.
В чехле у меня был запасной ствол, но поставить его я бы уже не успел. Отбросив автомат, я выхватил револьвер. Гидра приближалась.
И тогда мимо меня пронесся, пыхтя, наш толстячок-кюре в своей развевающейся сутане. Так быстро он, должно быть, не бегал ни разу в жизни! Гидра спикировала, но кюре успел раскинуть руки, прикрыть малыша и принять смертоносный укол на себя…
За эти секунды я сменил ствол и с расстояния десяти метров выпустил очередь за очередью, пока мертвое чудовище не рухнуло на тело своей жертвы.
Я огляделся: других гидр поблизости не было, да и в деревне стрельба затихла; лишь высоко в небе плыло несколько зеленых пятен. С трудом освободил я труп кюре – один грамм яда гидры убивал быка, а чудовище зараз впрыскивало кубиков десять, если не больше! Мартина легко подняла мальчугана, потерявшего сознание, и мы пошли к деревне.
Жители опасливо отпирали забаррикадированные изнутри двери. Мальчик очнулся, и, когда мы его передали матери, он уже мог идти сам.
Я нашел Луи на площади, у колодца, – он был мрачнее тучи.
– Скверный день, – сказал он. – У нас тут двое убитых: Пьер Эвре и Жан Клод Шар. Не пожелали укрыться, чтобы удобнее было стрелять…
– Трое убитых, – проговорил я.
– Кто третий?
Я объяснил.
– Что ж, я не слишком люблю священников, но этот погиб смертью храбрых! Предлагаю устроить торжественные похороны всем погибшим сегодня.
– Поступай как хочешь. Им от этого легче не станет!
– Нужно поднять моральный дух. Слишком многие боятся, пусть мы и убили уже тридцать две гидры!
Из зала совета я позвонил дяде, чтобы он о нас не беспокоился. На следующий день состоялись похороны, на которых Луи произнес надгробную речь, прославляя героизм погибших.
Кладбище мы покинули с Мартиной и Мишелем. На полевой тропинке, куда мы свернули, чтобы сократить путь, нам попался труп гидры; огромная тварь длиной более шести метров, не считая щупалец, загромождала дорогу. Пришлось ее обойти. Мартина была бледна как мел.
– Что с тобой, сестричка? – спросил Мишель. – Опасность уже миновала.
– Ох, Мишель, мне так страшно! Этот мир слишком жесток к нам, слишком безжалостен! Эти зеленые чудовища всех нас убьют!
– Не думаю, – сказал я. – Наше оружие с каждым днем улучшается. Вчера, будь мы чуть более осторожными, все обошлось бы и вовсе без жертв. В сущности, мы здесь подвергаемся не бо́льшим опасностям, чем индусы с их тиграми и змеями…
– От змеиного яда помогают противоядия. А тигры… что ж, это тигры, звери, не слишком-то и отличающиеся от нас самих. Но эти зеленые полипы, которые переваривают тебя в твоей собственной коже… Ужас, просто ужас! Мне так страшно… – чуть слышно повторила Мартина.
Мы утешали ее как только могли, но, придя в деревню, увидели, что в утешении нуждается не одна она. Подъехал состав вагонеток с рудой, и машинист вышел поболтать с каким-то крестьянином.
– Тебе-то бояться нечего, – говорил тот. – Заперся в своей кабине, сидишь себе и в ус не дуешь… А мы… пока распряжем быков и забежим в убежище… нас эти твари успеют убить раз десять! И пусть воют эти сирены – они всегда воют слишком поздно! Клянусь тебе: как идти в поле, я теперь каждый раз молюсь! Только дома спокойно, да и то не слишком…
Подобных разговоров мы в тот день наслушались вдоволь. Слабину давали даже некоторые рабочие завода, хоть они и работали в укрытии. Если бы гидры нападали ежедневно, даже и не знаю, чем бы все это закончилось. Но, к счастью, до великой битвы они больше не появлялись, и мало-помалу напряжение ослабло, да до такой степени, что время от времени нам приходилось строго наказывать слишком беспечных наблюдателей.
Глава 3. Разведочные работы
К тому времени, когда я разработал план экспедиции, мне стало ясно, что я люблю Мартину. Каждый вечер мы с ней поднимались к дому моего дяди, где вместе обедали. Иногда нас сопровождал Мишель, но обычно он приходил один, раньше. Я делился с Мартиной своими замыслами, и она дала мне немало полезных советов. Незаметно от деловых разговоров мы перешли к воспоминаниям.
Я узнал, что Мартина в тринадцать лет осталась без родителей, их целиком заменил ей Мишель. Он был астрономом, а потому, когда выяснилось, что у девочки явная склонность к точным наукам, привлек сестру к своей работе. Так уж вышло, что я был хорошо знаком с членами первой экспедиции «Земля – Марс» (ее глава Бернар Верильяк был моим кузеном) и мог рассказать Мартине немало интересного об этом межпланетном полете. Какой-то восторженный репортер даже сфотографировал меня между Бернаром и Сигурдом Ольсеном как «самого юного участника экспедиции», а потом на факультете насмешники не давали мне прохода. Тем не менее, когда мне предложили принять участие во втором перелете, я отказался, отчасти из-за того, чтобы не огорчать свою мать – какое благородство! – а отчасти просто из трусости, и тут уже благородством не пахло. Отыскав в дядиной библиотеке газеты того времени, я показал Мартине «знаменитую» фотографию. Она в свою очередь показала мне другой снимок: на докладе начальника экспедиции Поля Бернадака в пятом ряду слушателей слабой карандашной чертой были обведены головы юноши и девушки.
– Это Мишель и я. Как астроному, ему были выделены одни из лучших мест. Я запомнила тот день на всю жизнь!
– А знаете, я вас там, возможно, видел! Я помогал Бернару демонстрировать диапозитивы!
Через увеличительное стекло я смог рассмотреть на снимке лицо Мартины, тогда еще немного детское.
Так от вечера к вечеру мы становились друг другу все ближе и однажды, уже не помню как, перешли на «ты». А в один из вечеров, когда Мишель ожидал нас на пороге дома, мы появились перед ним рука об руку. С лукавой усмешкой он простер руки над нашими головами и торжественно произнес:
– Дорогие мои дети, как глава семьи даю вам свое благословение!
Немного смущенные, мы переглянулись.
– А что? Неужели я ошибся?
Почти одновременно мы ответили:
– Спроси у Мартины!
– Спроси у Жана!
И все трое покатились со смеху.
На следующий день я изложил на заседании совета свой давно уже вынашиваемый план экспедиции.