Страница 3 из 83
Разделавшись с Подручным, главный достал толковый словарь и выяснил значение слова «нунций».
– Бухбиндера ко мне! – коротко приказал он и вдруг замер с трубкой в руке.
Он вспомнил, кому принадлежит тот неприятно дребезжащий голос, сказавший возмутительную фразу насчёт мелочей. Это был его собственный голос.
Тем временем девять блондинок и одна принципиальная брюнетка парами и поодиночке потянулись из столовой в редсектор.
– Глядите-ка! – радостно оповестила, входя, молодая бойкая сотрудница. – Опять Подручный свою табуретку принёс.
Вряд ли железяку привело к двери кабинета праздное любопытство. Скорее она надеялась досмотреть чертежи, от которых её оторвали утром. Но у Ахломова была странная манера запирать свой закуток на два оборота даже на время минутной отлучки.
– Вы подумайте: таскать тяжести в обеденный перерыв! – продолжала зубоскалить молодая особа. – Вот сгорит на работе – что будем делать без нашего Виталия Валентиновича?
– Успокойтесь, девочки, – отозвалась Альбина Гавриловна, обстоятельно устраиваясь на стуле. – Такой не сгорит. Это мы с вами сто раз сгорим.
Железяка слушала.
– Ни он, ни помощница его, – поддержала принципиальная брюнетка Лира Федотовна.
– А что, у Подручного заместитель – женщина? – робким баском удивилась новенькая.
– Перед тобой в очереди стояла. В белых брюках в обтяжку.
– Просто не понимаю! – Лира Федотовна возмущённо швырнула карандаш на стол. – В нашем возрасте носить брючный костюм!
Минут пять она возмущалась, потом немного остыла и снова взяла карандаш. В углу прекратила стук пишущая машинка.
– А Пашка Клепиков, – сказала машинистка, – опять вчера Верку из светокопии провожал. Маринка все утро проревела.
– Не по-ни-ма-ю! – Карандаш Лиры Федотовны опять полетел на стол. – Два месяца, как расписались! У них сейчас ласковое отношение должно быть друг к другу, а они…
Неожиданный вздох Альбины Гавриловны вобрал не менее трети воздуха в помещении.
– И зрелым женщинам хочется ласки, – мелодично сказала она.
Железяка слушала.
Несколько минут работали молча. Потом молодая бойкая сотрудница подняла от бумаг восторженные глаза:
– А у жены Ахломова…
Несомненно, ей крупно повезло. Спустя секунду после того, как она нанесла последний штрих на семейный портрет любимого начальника, в дверях показался розовый носик лёгкого на помине Ахломова.
Ахломов увидел железяку. В следующее мгновение он уже был у себя в кабинете и с треском набирал номер:
– Подручного мне!
Редсектор замер.
– Где? У главного? – И через секунду – другим голосом: – Алексей Сергеевич, Подручный у вас? Скажите ему, пожалуйста, пусть придёт и заберёт свой макет… А у меня под дверью… А я не знаю… А это вы у него спросите… Жду, жду… А то об него спотыкаются, повредить могут.
Пришёл совершенно пришибленный Подручный и, воровато озираясь, унёс железяку к слесарям.
Слесарь Саня одиноко и неподвижно восседал на стуле в электрощитовой и через равные промежутки времени с хрустом зевал. В глазах его отражались лампочки.
– А где Шура? – спросил Подручный, войдя.
Саня медленно-медленно повернул голову и с неодобрением осмотрел вошедшего.
– Вышел, – апатично изронил он.
– Вышел? Ну ладно… Саня, вот это нужно довести до кондиции.
Саня с неодобрением осмотрел то, что принёс Подручный.
– Видишь, Саня, корпус прямоугольный, а его скруглить надо. – Виталий Валентинович был неприлично суетлив. – Вот эти уголочки надо снять, а вот здесь мне потом сварщик крючочки приварит. Погоди, я тебе сейчас эскизик набросаю. Вот тут, тут и тут. И ради бога, Саня, – душераздирающе попросил Подручный, – как можно быстрее! Я тебе звонить буду.
Оставшись один, Саня некоторое время с упрёком смотрел на железяку, потом нехотя поднялся и пошел за напильником. Придя с инструментом, он прочно зажал одну из металлических ног в тиски, заглянул в эскизик, примерился и одним привычным движением сточил первый угол… Вернее, хотел сточить. Напильник скользнул, не оставив на корпусе ни царапины, и слесарь чуть не врезался в железяку челюстью. И тут произошло событие, заставившее Саню проснуться окончательно.
– И зрелым женщинам хочется ласки, – ответил лжезахват на прикосновение напильника голосом Альбины Гавриловны, а затем, открутив свободной лапой рукоятку тисков, спрыгнул на пол и с дробным цокотом убежал в коридор.
Саня ощутил острую боль в ноге и понял, что уронил напильник.
Самое время сообщить, что впоследствии, когда происшествием занялась группа компетентных лиц, однозначно ответить удалось лишь на два вопроса. Первое: случившееся не являлось массовой галлюцинацией. Второе: создать подобный механизм при современном уровне техники невозможно.
Далее шли одни предположения: может быть, аппарат был повреждён вследствие не совсем мягкой посадки; не исключено также, что он, образно выражаясь, захлебнулся в потоке противоречивой информации.
Были и иные толкования. Слесарь Саня, например, открыто утверждал, что пришелец из космоса, кибернетический разведчик, представитель внеземной цивилизации, попросту свихнулся, пытаясь разобраться, чем же, наконец, занимается учреждение.
Но в тот момент ему было не до гипотез. Схватив напильник, он выскочил в коридор. Что цокот ушёл влево, можно было не сомневаться. Но коридор был пуст. Из распахнутой двери художника доносился тенорок слесаря Шуры. Саня почувствовал острую потребность в общении. Он заглянул в мастерскую и обмер: лжезахват растопырился над кроссвордом.
– Основной вид гидромелиоративных работ, проводимых в нашей области… – бормотал он Шуриным голосом, нетерпеливо постукивая лапой по клеткам. – А у кого из нас диплом мелиоратора?
Саня побежал к лестничному пролёту. Ему позарез нужен был хотя бы один свидетель. Связываться с железякой в одиночку слесарю не хотелось.
Кто-то стремительно убегал вверх по лестнице. На повороте мелькнули брюки, несомненно принадлежащие художнику Королёву.
– Королёв!!! – заорал Саня и ударил напильником по прутьям перил, наполнив подвал звоном и грохотом. – Давай сюда! Скорей сюда!
Знакомый цокот заставил его со злобой швырнуть инструмент на пол. Лжезахват уходил вверх по противоположной лестнице.
А Королёв бежал и бежал, пока не уткнулся в чердачный люк. Он был так потрясён встречей с железякой, что даже не догадался свернуть на каком-нибудь этаже.
У Валерия Михайловича Ахломова было два настроения, два рабочих состояния. Находясь в первом, он настежь распахивал дверь в редсектор и бдительно следил из-за стола за поведением сотрудниц. В такие дни резко повышалась производительность труда. Во втором состоянии он наглухо запирался в кабинете и общался с отделом по внутреннему телефону.
Когда железяка, блистательно уйдя от Сани, вновь проникла в редсектор, дверь Ахломова была плотно закрыта. Правда, следует отметить, что на этот раз железяка и не пыталась к ней приблизиться. Видимо, имело место серьёзное нарушение логических связей, ведущее к полному распаду функций.
Несмотря на то что передвигалась она теперь не на цыпочках, а этаким кокетливым топотком, внимания на неё не обратили.
Весь отдел толпился у стола отпускницы Любочки. На Любочке была достойная зависти розовая кофточка, тонко оттенявшая ровный морской загар. Но то, что лежало на столе, вызывало в женщинах чувство исступления, переходящее в истому.
Это нельзя было назвать свитером, это нельзя было назвать кофточкой – светло-коричневое, цвета тёплого вечернего песка, окутанное нежнейшим золотистым пухом, оно доверчиво льнуло к робким женским пальцам, оно было почти живое.
Да что говорить – сама Любочка смотрела на принадлежащую ей вещь точно так же, как и остальные.
– Если бы не на два размера больше! – в отчаянии повторяла она.