Страница 21 из 41
Я торопливо размотал леску, насадил на крючок кузнечика. Насадка не успела и воды коснуться, как ее жадно схватил крупный хариус. Следующий был еще крупнее — не меньше килограмма весом. Леска оборвалась, рыба шлепнулась в воду, а Белка прыгнула за ней. Затем выскочила из холодного как лед омута и стала носиться по берегу, чтобы согреться.
Я обудил весь омуток. Попало семнадцать хариусов и все большие. В лагерь их нес — руку оттянуло.
Вечером ели замечательную уху и Белку не забыли.
Пополнив запас кузнечиков, я решил лечь спать пораньше, чтобы не проспать утренний клев. К изголовью спального мешка я на ночь ставил корзину с необходимыми вещами. Таким образом, у меня под рукой всегда были стеариновые свечи, спички, бинты, нож, табак, обрезки резины и береста для растопки, нитки, шнур, одним словом, все, что может понадобиться.
Развернув спальный мешок, я подвинул поближе корзинку и начал уже раздеваться, как меня зачем-то вызвали из палатки. Когда я возвратился, то корзинка оказалась опрокинутой, вещи валялись на раскрытом мешке и около него, а из своего угла лукаво выглядывала проказница Белка.
Я быстренько все привел в порядок и влез в мешок. Усталость за день взяла свое — я быстро уснул и увидел сон: сижу будто в крапиве, а она меня больно жалит. Пытался кричать, а голоса нет. С большим усилием проснулся, весь в поту. В первую минуту не понял даже, что уже не сплю, так как наяву по мне бегали какие-то букашки.
Зажег свечку и вылез из мешка. Огляделся. Само собой, что в палатке никакой крапивы не было и не могло быть. Задул свечу и снова улегся. Только стал забываться, как по всему телу поползли мурашки, а в плечо как будто иголка вонзилась. Оборвав три застежки, я пулей вылетел из мешка. Проснулся Валентин.
— Чего вам не спится? — проворчал он. — Что потеряли?
— Бегает кто-то, — отвечаю я.
— Где бегает?
— В мешке у меня.
— Померещилось. В палатке тараканов нет.
— Хуже, — говорю. — Кто-то до крови укусил.
— У вас плохие нервы. Гасите свет.
Устроился я поверх мешка, но такая же история: задумаешься, вот-вот уснешь, вдруг кто-то защекочет, и сна как не бывало.
Пытался спать на спине, вниз лицом, вертелся с боку на бок — и все зря. По телу продолжали ползать какие-то надоедливые козявки.
Вышел из палатки и забрался в кузов машины, где под старым брезентом и доспал ночь.
Проснулся от утреннего холодка и вошел в палатку. У моего мешка сидела Белка и ловила… кузнечиков.
Припомнил, что накануне мы с Белкой наловили их полную коробочку. Кузнечики шуршали в коробочке и привлекли к себе любопытную собачонку. Разыгравшись, она уронила корзинку, где лежала коробочка, распустив кузнечиков по спальному мешку. А они не только прыгают и бегают, но и кусаются, крепкими стригущими челюстями травинки перекусывают, — что им стоит человеческую кожу прокусить.
Белка научилась плавать
У Белки завелись блохи.
— Надо мыть! — предложил шофер Валентин.
— У нас таза нет, — заявила Светлана. — В чем ее мыть-то?
— А ты бы с собой мраморную ванну захватила, — пошутил Валентин и посоветовал: — Выкупай в реке.
Светлана приготовила мыло, мочалку, кликнула Белку и подтащила ее к реке. Собака, почувствовав под лапами воду, заартачилась, стала биться, визжать, кусаться. Она вспомнила, как «обожглась» ледяной водой в речке в первый день выхода на рыбную ловлю. Вырвалась от Светланы и побежала. Но ее перехватил Валентин, а от него не вырвешься.
Валентин забрел в реку по колено и отпустил Белку. Та быстро-быстро зашевелила лапами и поплыла к берегу. Светлана встретила ее, намылила, смыла мыльную пену и отпустила.
Вместо того, чтобы обсушиться на солнышке, Белка давай валяться в грязи. Досыта навалявшись, влетела в палатку на спальные мешки. С трудом ее поймали, и снова пришлось мыть.
— Что с ней делать? — недоумевала Светлана. — Отпустишь, а она опять выпачкается.
— Держи на руках, пока не высохнет, — пошутил Валентин.
Наконец нашли выход из положения — засадили собаку в пустой кузов машины и закрыли сверху брезентом…
И началась ежедневная возня. Купались мы каждое утро. Белка не отставала. Она обычно первой с разбегу плюхалась в воду, а затем без разбору — трава ли под ногами или земля — каталась на берегу. Мы уже не рады были, что научили ее плавать.
Однажды, когда мы купались, Белка чуть не утопила меня. Во время переезда на новое место мы так запылились, что решили остановиться у реки и выкупаться. Разделись — ив воду. Белка тоже с нами.
Переплыв реку, мы отдохнули немного на песочке и поплыли обратно.
Белка бегала где-то в кустах и, увидев нас на середине реки, кинулась вдогонку. Течение было быстрое. Я старательно выгребал к своему берегу. Белка догнала и забралась мне на спину. Я нырнул, она отстала. Но как только мои плечи снова оказались над водой, она снова залезла на меня, причем не на плечи, а на голову.
Нырять было рискованно. Я мог бы утопить собаку. Хорошо, что скоро добрались до мелкого места, и я пошел бродом.
Товарищи шутили и смеялись, а мне было не до смеха. Собачонка острыми когтями у меня всю шею исцарапала.
Молодые бородачи
У молодых геологов есть дурная привычка — отращивать во время летних экспедиций длинные бороды. Смешно бывает глядеть на таких «лесных братьев», когда они съезжаются в город после полевого сезона. Иному и двадцати пяти лет нет, а у него торчит клочьями борода.
Один оправдывается тем, что борода — это признак «мужской красы», другой считает ее признаком солидности, третий утверждает, что так принято, что это традиция.
Очень плохая традиция! Просто лень бриться в тайге. Надо воду кипятить, мыло разводить, бритву править, зеркало иметь и прочее. Да и в тайге, дескать, кто видит небритого?
Некоторые в нашем отряде тоже было решили не стричься и не бриться до осени и вскоре обросли, как древние таежные пни.
Я и сам поддался этой «моде». Сперва брился ежедневно, потом через день, через неделю, в конце концов даже бритвенные принадлежности растерял.
Один лишь шофер Валентин не забывал о своем туалете. Каждый день по утрам он уютно устраивался в своей кабине у походного зеркала и брился. Валентин проходил военную службу во флоте и привык; к чистоте, подтянутости. Носил флотский бушлат, фуражку с белыми кантами, чистил ботинки и даже в походных. условиях ухитрялся гладить брюки.
Зло ворчала на бородачей Светлана, а Валентина в пример ставила.
— Эх, вы! А еще геологи! — говорила она. — Посмотрите на Валентина. Он не студент, не геолог, а культурней вас в тысячу раз.
— Что понимает шофер в геологии? — отшучивались бородачи. — В тайге без бороды и геолог не геолог.
— Вы дикари! — возмущалась Светлана. — Валентин лучше вас всех.
— Брось, Света! Он бреется, чтобы тебе понравиться…
Эти шутливые намеки или что другое, но что-то повлияло на Валентина, и он изменил своей хорошей привычке — стал бриться раз в неделю. У него на подбородке, как и у всех, защетинилась колючая борода.
Раз вечером, лежа в спальном мешке, Валентин разыгрался с Белкой. Он закрылся с головой в мешке и кричал по-петушиному, Белка прыгала над ним, лаяла. Он протягивал руку, чтобы поймать ее и втащить в мешок. Белка отскакивала и не давалась. Изловчившись, он все-таки сцапал собаку за переднюю лапу и притянул к себе. Она лизнула его в щеку, наткнулась на колючую бороду и как ошпаренная вылетела из палатки.
С того вечера Белка не подходила ни к одному из бородачей, ничего не брала из их рук, злобно на них рычала. А мы почти все были с бородами!
Светлана радовалась, что в борьбе за культуру в отряде она неожиданно нашла себе настойчивого товарища.
Валентин первым не выдержал их натиска и снова стал аккуратно бриться. Его примеру последовали и остальные. Отряд помолодел. Белка по-прежнему стала ласковой со всеми.