Город страсти

Когда картонка опустела, Джек вошел в дом, взял свой велосипед и помчался вслед за сестрой. И он, и она благополучно преодолели широкие лужи из разбитых яиц и пивных банок.

– Интересно, кем они станут? – спросил Бобби Ли.

– Почем я знаю, – ответил Дуэйн.

– Они чего-нибудь да достигнут. Им не придется проделывать такой долгий путь, который проделал ты.

– Тем хуже, может быть, для них, – задумчиво проговорил Дуэйн. – Если перед тобой долгий путь, ты собираешься и идешь. В настоящее время у ребят не так велики шансы найти самих себя.

– Твоя жена не согласилась бы с этим, – заметил Бобби Ли. – Только вчера она сказала мне, что ты не нашел своего места в жизни.

– А ты сам нашел? – спросил Дуэйн.

– Нет. Я решил объединить этот вопрос с кризисом, который переживает каждый человек, после того как большая часть жизни оказывается у него позади, – ответил Бобби Ли. – Убиваю таким образом одним камнем сразу двух зайцев.

На востоке, там, где прямое, как стрела, шоссе уходило за горизонт, заалело. Дуэйн заметил «Уоллстрит джорнал» Сонни, лежащий поверх газетной пачки. Он поднял свежий номер и развернул его.

«Самый низкий уровень цен за последние четырнадцать лет», – гласил аршинный заголовок. «Нефтяной министр заявляет, что саудовцы не хотят сокращать производство».

В первом абзаце статьи сообщалось, что «Уэст Тексас Интермедиэйт Круд» вчера установили цену в 8,89 доллара за баррель сырой нефти. По мнению экспертов, цена опустится еще ниже, достигнет предела и лишь потом начнет повышаться. Некоторые приводили ближайшую котировку в 7 долларов, другие в 6 долларов, а кое-кто даже в 5.

Дуэйн сложил газету и вернул ее на место.

– Пожалуй, у тебя будет сегодня выходной, – сказал он Бобби Ли. – Можешь отдыхать даже до конца года.

– Что так? – удивился Бобби Ли.

– Пусть нефть остается там, где лежит. Задаром я не собираюсь ее добывать. Возможно, этим займется Дики или маленький Майк.

– А почему саудовцы могут себе позволить качать нефть, а мы нет?

– У них ее больше.

– Никто не имеет права иметь больше американцев. Это против Конституции. Черт! Надо напустить на них Верховный Суд.

Дуэйн не раскрывал «Джорнал», мечтая прочесть там о повышении цен на нефть, хотя прекрасно знал, в каком направлении они движутся. Но увиденная цифра поразила его. Меньше, чем за неделю цена барреля упала на пять долларов. Уже прежняя цифра внушала ужас, но и она оказалась не окончательной. Прежняя цифра должна была отпугнуть инвесторов, искоренить дилетантов, уничтожить массу безнадежных должников. В конечном счете это привело бы к оздоровляющему эффекту, удаляющему из нефтяного бизнеса позеров и некомпетентных дельцов, заставило бы профессионалов работать усерднее, держать нос по ветру и делать то, что они делают, более экономично.

Однако новая цифра не оставляла никаких светлых перспектив перед теми, кто не добывал нефть в огромных количествах. Дуэйн подумал о десятках тысяч насосов, разбросанных по необъятной равнине, которые качают из истощенных скважин по три-четыре барреля в день. Всю жизнь он видел одни насосы, насосы и насосы, которые, подобно усердным одомашненным насекомым, ежедневно поднимали наверх по три или четыре барреля нефти. Конечно, не Бог весть что, но это придавало старикам уверенность в завтрашнем дне и позволяло их детям получать приличное образование. Пока насосы работали, им требовался обслуживающий персонал, те, кто ремонтирует оборудование, те, кто перевозит нефть, те, кто сваривает вышедшие из строя детали и узлы.

А теперь всему этому должен прийти конец. Насосы прекратят клевать по зернышку закрома обезображенной равнины. Мелкие предприятия закроются со всеми вытекающими отсюда последствиями.

От таких размышлений на душе становилось грустно и тяжело, но он был готов к такому повороту событий, совершенно определенно зная, что рано или поздно такое должно было случиться.

Бобби Ли вынул из газетной пачки «Джорнал» и взглянул на него.

– Я не пропустил ни одного рабочего дня в жизни, – сказал он. – Ты считаешь, что будет хуже, чем во времена депрессии?

– Я не жил в то время, – заметил Дуэйн. – В принципе, я знал лишь сорок восемь лет процветания. Но одной вещи я не сделаю никогда – жалоб ты от меня не услышишь.

– Ведь ты меня не уволишь после того, как мы столько лет проработали вместе, а? – спросил Бобби Ли, угрюмо разглядывая газету.

– Я уволю тебя последним, обещаю. Понимаешь, банк меня может уволить.

– Эти сволочи… Надо было их забросать яйцами. Они увидели «линкольн», огибающий площадь.

Машина остановилась, и из нее вышли Лестер и Дженни. В руках у обоих были киноаппараты.

– Что случилось с Джанин? – спросил Дуэйн, удивленный тем, что видит Лестера и его жену.

– Джанин застукала Лестера, когда тот целовался с Лавел, – сказал Бобби Ли. – А по-моему, если отправляешься в тюрьму, что надо насладиться напоследок на всю катушку.

Дуэйн представил грустную Джанин, одиноко сидящую в своем маленьком доме с животом, который растет день ото дня. Ему захотелось в ближайшее время навестить ее.

– Если ты переживаешь по поводу Джанин, то забудь об этом, – сказал Бобби Ли. – Если тебе кто-то нужен для переживания, выбери меня.

– Почему я не должен переживать за Джанин?

– Она сошлась с Джуниором Ноланом. Если хочешь знать правду, он обскакал меня. Джанин очень изменилась к лучшему за последние годы. Мне кажется, что у нас с ней могло бы что-нибудь получиться. Он помолчал и добавил. – В этом городе невозможно понять, кто с кем хочет жить.

– А как же Билли Энн?

– О, она вернулась в Бенсон, что в Аризоне. И на прощание заявила, что ей здесь скучно.

Подошли Лестер с Дженни. Еще не совсем рассвело, и невозможно было снимать на пленку. У них был веселый вид.

– Это чудо, – проговорил Лестер, в изумлении обозревая площадь. – Когда я покажу судье эти кадры, он поймет, что я пытался работать в городе, который способен на такое безобразие, и снимет с меня все обвинения.

– Столетие вышло очень удачным, если не считать нереализованных сувениров, – заметила Дженни.

Бобби Ли швырнул «Уолл-стрит джорнал» в ближайшую яичную жижу со словами:

– Ненавижу читать вещи, которые действуют мне на психику!

Они заметили «мерседес», ехавший с западной стороны. Сначала Дуэйн подумал, что это, должно быть, Джейси, но к ним приближалась машина новой модели.

– Те, кто сидят в ней, если хотели срезать угол, то выбрали не самое удачное место, – заметил он.

«Мерседес» влетел в город, не сбавляя скорости. Когда он попал на скользкое дорожное покрытие, то проделал тот же маневр, что и автофургон. Проехав боком с полквартала и повернувшись вокруг своей оси трижды, машина остановилась.

В следующий момент два дымчатых окна с правой стороны медленно опустились. Длинноволосый заспанный мужчина в кожаной шляпе выглянул с заднего сиденья, но вид шестидесяти тысяч разбитых яиц, перемешанных с несколькими тысячами пустых банок из-под нива, очевидно, не показался ему необычным или заслуживающим внимания. Не моргнув глазом, он лениво поднял стекло.

Второй пассажир оказался более любопытным У него были рыжие волосы, на голове повязка, а борода почти вся в седине Он открыл дверцу «мерседеса» и вышел из машины, застенчиво улыбаясь.

На ногах у него были спортивные туфли, которые, однако, не помешали ему «поехать» по скользкому тротуару. Чтобы не упасть, он успел схватиться за дверцу машины, но ненадежный характер поверхности тротуара отбил у него охоту к дальнейшему продвижению. С минуту он, держась за дверцу, осматривался, очевидно, находясь под большим, чем его коллега, впечатлением. Затем, взглянув на Дуэйна и Бобби Ли, улыбнулся.

– О Боже, – проговорил он. – Вы, ребята, видать ночью здорово повеселились.

– Еще как! – подхватил Дуэйн.

Смелый пассажир сел в «мерседес», и шикарная машина осторожно проехала между Лестером и Дженни, которые уже вовсю работали своими киноаппаратами. Прошло несколько минут, и их машина скрылась в предрассветной дымке.