Страница 2 из 7
В последней сцене, когда нужно было имитировать душераздирающий оргазм, Дэвид выпучив глазищи начал активно работать тазом, словно пытаясь разжечь огонь внутри меня. И вот он в очередной раз вытащил свой член, чтобы снова с разгона всадить его в меня, но я со всей силы сжала мышцы и его "мощный аппарат", уткнувшись в "захлопнувшуюся дверь", сложился пополам и громко хрустнул… Дэвид упал на спину, словно в него попала пуля, и жалобно заскулил, схватившись за моментально обмякший аппарат… Я была счастлива…
Вернувшись в Будапешт, я написала официальное заявление о том, что завершаю свою карьеру. Иштван бился в истерике, но все же согласился. С другой стороны, я то ведь не была "супер звездой", снималась не более чем в двух фильмах в месяц, да и то в основном венгерских. От меня был не такой уж и большой навар, только проблемы из-за моего характера. Куда мне до моих прытких коллег, молоденьких, энергичных, готовых на все ради денег и карьеры. Просто Иштван любил меня. Беда в том, что я не любила его и предпочитала проводить время с Юдит, а не с ним. Мне показалось тогда, что начинается новая жизнь, но увы…
После каждой съёмки все актёры обязаны проходить медицинское обследование. Я как законопослушная гражданка, регулярно выполняла это требование. В этот раз тоже сделала всё как положено, и на третий день после приезда из Лос-Анджелеса, пришла в лабораторию за результатами…
Я не помню ничего кроме последней фразы, которую срывающимся голосом произнёс доктор Дереш:
– Sajnálom, drágám, de van egy pozitív AIDS-teszt…
С этим приговором я почему-то живу до сих пор…
Запись №1
Я рано познала блуд… И всю жизнь прожила в грехе, считая наслаждение высшим проявлением человеческого счастья, а когда пришло время за всё ответить, испугалась, вспомнив, что грешила не по воле разума, а по принуждению плоти. Теперь исповедоваться поздно, каяться глупо, остаётся только одно – изливать душу перед вами, авось ТАМ тоже читают мою писанину, может понравится кому-то и скажет ОН – поживи ещё немного, дура…
Меня всегда тянуло писать. Дневники всякие, стишки про любовь в тайной тетрадке. А ещё я обожала школьные сочинения, правда почти всегда получала оценки с соотношением 5/3, потому что делала кучу ошибок. И тройка всегда была явно завышенной. Училке нравилась моя литературная прыть, поэтому она прощала мою безграмотность и вместо красной ручки часто пользовалась синей, словно бы это я сама исправила некоторые ошибки. Так мы и играли, помогая друг другу. Спасибо, конечно, Валентина Степановна, жаль только, что вас сейчас нет рядом и некому проверить и исправить мою писанину.
Я ещё мечтала написать что-то большое и интересное, часто начинала, но где-то на десятой странице сдувалась и через какое-то время вообще забывала зачем начинала. До сих пор храню свою тетрадку с записями того, что когда-то подсмотрела, подслушала, придумала, почувствовала. В ней собраны фрагменты почти всей моей беспутной жизни. И прошу, не ругайте меня за ошибки и опечатки, ну нет у меня ни корректора, ни редактора, да и Валентина Степановна давно умерла… И не уверена я, что посмела бы дать ей на проверку написанное.
Запись №2
Давным-давно, в глубокой юности, был у меня парень. Говорил, что любит, да и мне казалось, что люблю его безумно. Правда, дальше лапанья сисек и робких попыток засунуть руку в мои трусики дело у него не доходило. Так вот мы полгода и зажимались по тёмным подъездам и до полусмерти целовались на лавочке в парке. Не знаю, как у него, а у меня всё там горело огнём и требовало продолжения. Хотя, что я тогда знала про ЭТО. Практически ничего. Да и он был такой же. И ещё боялся чего-то, наверное, что мама заругает, если узнает, что сынулю какая-то шалава совратила. А «шалава» была ещё тот божий одуванчик. Только про пестики и тычинки знала. И вот как-то вскочил у моего любимого на жопе чирий. Огромный такой! Мама его забеспокоилась и положила чадо в больницу на операцию, чтобы не дай бог чего не сучилось. Ездила я его проведывать целую неделю. Он всё лез целоваться, а у меня только этот чирий перед глазами… И вот еду я в очередной раз в больничку, в сеточке яблочки, в глазах тоска. Ехала я ехала, ехала, ехала, ехала.., а потом вдруг встала, вышла из трамвая, купила билет в кинотеатр на «Кин-дза-дзу» и, умирая со смеху, сожрала все эти яблоки… Так вот внезапно закончилась моя первая любовь.
Запись №3
Самое страшное – это влюблённый стеснительный толстяк, который до этого был влюблён только в свою правую руку. Именно таким был Валерка. Боже, как он смотрел на меня! Я чувствовала этот взгляд даже спиной. И это не было какой-то выстраданной временем любовью, он потерял контроль над собой в тот момент, когда впервые увидел меня, вошедшей в аудиторию ещё на первом экзамене. Валерка понимал, что ему ничего не светит, ну совершенно ничего, поэтому, как бы случайно оказавшись рядом, он жадно вдыхал мой аромат, боясь лишний раз выдохнуть и потерять хоть часть того, что он считал уже своим. Мне было забавно следить за ним: как он отводит в сторону глаза, когда я внезапно перехватывала его взгляд, как пристраивается поближе на физкультуре, чтобы не позволить другим даже случайно дотронуться до моей попы, обтянутой спортивными трусиками, как он усаживается на лекции всегда позади меня, и я чувствовала, как его пальцы осторожно прикасаются к моим волосам… Этих «как» можно было бы еще навспоминать сотни…
На одной из вечеринок я решила пожалеть милого толстячка, сама подошла к нему и уселась рядом, держа в руках два стакана вина. Протянула один ему. Он смущённо посмотрел на меня, и залпом выпил содержимое, моментально опьянел, схватил меня за руку и начал её гладить своей влажной ладошкой, словно именно этого он ждал и именно этого хотел.
– А хочешь меня трахнуть? – спросила я.
– Нет, – ответил он.
– Почему? – не унималась моя стервозная натура.
– Я слишком сильно тебя люблю, – ответил Валерка, отдал мне пустой стакан и ушёл…
Запись №4
Чего-то не досмотрели родители в моем сексуальном воспитании. И было ли оно вообще? Скорее нет. Меня воспитывала улица, переполненная пошлостью и развратом. – Чтобы дома была не позднее девяти! – кричала мне вдогонку мама, думая, что этой угрозы вполне достаточно, чтобы я не наделала глупостей.
А все глупости я делала до девяти, после чего спокойно шла домой и, как послушная дочь, пила чай с бубликами и ложилась спать в обнимку с книжкой. Но снились мне вовсе не алые паруса и не принцы на белых конях, снились мне сны совсем другого содержания. В них я всегда была обнажённой, меня окружали красивые парни, которые без устали ласкали и ублажали мою спящую плоть. Не зря же говорят, что сон – продолжение действительности, которая по какой-то причине ещё не материализовалась и живёт в нашем подсознании. Так вот, моё подсознание до краёв было переполнено сексом. Как этого не замечали родители?
Запись №5
В детстве, решив, что делаю что-то запретное, я стащила из отцовской библиотеки томик Ги де Мопассана, обернула его в оторванную от учебника русской литературы обложку и взахлёб прочла, делая вид, что озабочена изучением влияния разночинцев на формирование характеров будущих революционеров.
Из всего сборника самое неизгладимое впечатление на меня произвела «Пышка». Помните историю про то, как в дилижансе, вместе с кучей всяких французов ехала дама лёгкого поведения, и как её возжелал один немецкий офицер… Начинала читать, как какой-то порнографический рассказик, а в конце ревела, не понимая, почему жизнь так подло поступает с людьми, и почему обычная проститутка порой может оказаться гораздо чище, чем самая благочестивая и высокоморальная особа. Времени с тех пор прошло много, а что-нибудь изменилось?