Квартира номер 24

– Правильно, молчи, – забавно протянула Лана. – И не будь занудой. Я за это на первом свидании разрешу себя поцеловать.

Денис немного покраснел. Хорошо, что Лана этого не видела. Он постарался придать голосу оттенок искушённости, что, впрочем, получилось весьма посредственно.

– А разве поцелуй не предполагался изначально?

– Будешь занудствовать – и под ручку не позволю повести, – парировала Лана.

– М-да, если ты права, то ты права. Тогда больше не обижаюсь.

– Вот и чудненько! Какие идеи?

Денис взъерошил волосы и прикусил губу. В клуб приглашать девушку он не хотел, а в ресторан – тем более. Ни денег, ни подходящей одежды для второго варианта он не имел. Оставался только третий.

– Может, в кино? А потом в какую-нибудь кафешку заскочим.

– Ай как банально, – укоряющее произнёс голос в трубке, и тут же задорно продолжил, – но мне нравится.

Денис мысленно выдохнул.

– Ну так что, когда, во сколько и где? – спросил он.

– Когда? – задумчиво проговорила Лана. – Может, в субботу?

«Два дня ждать», – огорчённо подумал Денис, но решил не показывать этого:

– Отлично, давай в субботу. Где?

– Давай на «Вернадского» в центре зала часиков в девять. Тут поблизости есть и кинотеатр, и кафе.

Денис снова встал с кресла и подошёл к тумбочке, где лежали письма от Анкудинова. Взял в руку верхний конверт: 03.09.2011 г., время – 20.54.

– Чёрт, я забыл, у меня же ещё дела в субботу! – он почувствовал, что это прозвучало, как отговорка, и, мысленно посчитав время, поспешил добавить. – Давай лучше часов в одиннадцать.

– М-м-м, ночной сеанс? Шалунишка! Хорошо.

– Вот и отлично. Сейчас только твой номер сохраню.

Они попрощались, и Лана отключилась.

Денис посмотрел на адрес, написанный на конверте. К одиннадцати он точно успевал отвезти письмо, переодеться и приехать к месту встречи. А если заранее переодеться, что было разумней, то времени у него оказывалось гораздо больше. Вернув с помощью пульта дар речи герою Стивена Сигала, Денис уселся в кресло. На его губах играла лёгкая улыбка, о которой он не подозревал.

7

Филимонов Андрей 1976 года рождения жил на первом этаже древней трёхэтажки, готовящейся под снос. Почти все его соседи по подъезду съехали, осталась только старушка на третьем этаже с противоположной стороны. Если Филимонов станет кричать, его никто не услышит. Кроме Виктора.

Филимонов отличался страстной любовью к футболу и пиву. Виктор не раз наблюдал в бинокль за тем, как друг убитого Кондратенко напивался в одиночестве, вскакивая при каждом голевом моменте и проливая на себя пиво, а после матча засыпал там же, на кресле. Поэтому Погодин с уверенностью мог сказать, в какой именно момент ему необходимо нагрянуть – в начале второго тайма. К этому времени Филимонов будет уже достаточно пьян, чтобы неадекватно реагировать на опасность, но всё же не настолько, чтобы не понять, что его убивают.

Никто ни разу не составил этому пьянчуге компанию. В отличие от своего подельника Кондратенко Филимонов предпочитал напиваться в одиночестве. Виктор иногда замечал, что чувствует жалость к Филимонову. Вся жизнь бывшего «зэка» крутилась в границах убогого мирка: работа на стройке, пиво и футбол. В свои тридцать восемь лет Филимонов не имел ничего. Пустое место. Такое же пустое, каким сейчас был Погодин. Чем-то они походили друг на друга. Но в отличие от Филимонова Виктор попал в эту западню не по собственной воле. Два ублюдка загнали его туда.

Чувство жалости довольно быстро проходило. Виктору стоило лишь вспомнить те жуткие похороны, после которых он лежал в пустой кровати и молился о том, чтобы самому не дожить до утра. Но на следующее утро он проснулся живым и… пустым. И виноваты были эти два ничтожных существа и Бог, который допустил всё это.

Виктор занял свою обычную позицию – в подъезде точно такого же ветхого жилого дома, расположенного в пятидесяти метрах от жилища Филимонова. Здесь тоже практически не осталось жителей, что вполне устраивало Погодина. В этом подъезде он провёл достаточно много времени, следя за Филимоновым, и ни разу мимо него никто не прошёл. С площадки между вторым и третьим этажами прекрасно просматривалась вся обстановка в квартире: облезлый и покосившийся деревянный платяной шкаф, кресло и телевизор на маленьком столике, линолеум вместо ковра на полу и лампочка вместо люстры на потолке. Бежевые занавески никогда не сдвигались, что облегчало Виктору наблюдение.

Обычно за час до начала матча Филимонов начинал готовиться к игре. Он шёл в магазинчик «Разливное пиво», брал четыре полуторалитровых бутылки самой дешёвой бурды и множество маленьких пакетиков с жареным арахисом. Пару раз Виктор «случайно» оказывался в этом же магазинчике в момент подготовки Филимонова к матчу. Он отворачивался к стеклянной полке, делал вид, что внимательно изучает изобилие вяленой и сушёной рыбы, и добавлял крупицы знания о нищем мире убийцы своей жены. Изучал ублюдка.

После магазина Филимонов приходил домой, вытаскивал столик с телевизором из угла на середину комнаты, разворачивал кресло, ставил пустую пепельницу на пол справа, выставлял в ряд «полторашки» слева, рядом с бутылками – ведро под мусор, а на ручку кресла, под левую руку, клал один пакетик с арахисом. Затем усаживался, включал телевизор и сидел, дожидаясь начала игры. При этом ни до пива, ни до скудной закуски он не дотрагивался и не выкуривал ни единой сигареты. Этот ритуал оставался неизменным всё время, пока Виктор следил за Филимоновым.

В этот раз произошло иначе. Всё походило на насмешку боженьки, допустившего смерть его семьи. Неизменная церемония была нарушена именно в тот день, когда Виктор решил завершить её. До матча оставалось двадцать минут, однако Филимонов домой ещё не вернулся. И чем дольше Погодин наблюдал за дверью подъезда, тем сильнее в нём укоренялся страх, что сегодня всё сорвётся. Сраный пьянчуга мог напиться где-то ещё, мог в это время грабить какую-нибудь беспомощную старуху, мог быть в «обезьяннике», мог сдохнуть в конце концов. У Всевышнего своё, особое, чувство юмора. Странное, как смерть на похоронах.

Когда до игры оставалось пятнадцать минут, возле подъезда появился худощавый молодой парень в серой рубашке и голубых джинсах: он поглядывал по сторонам, явно кого-то ожидая, время от времени нервно взъерошивая волосы рукой.

«Мудак какой-то, – раздражённо подумал Погодин. – Что ему нужно в этом подъезде? Здесь же никто не живёт».

Кроме Филимонова. Если этот слюнтяй окажется каким-нибудь дружком-собутыльником убийцы, то весь план Виктора шёл насмарку. Он в бессильной злобе сжал челюсти так, что заскрипели зубы.

– Уйди, говнюк, уйди, – в отчаянии проговорил он.

За десять минут до начала матча появился Филимонов. Держа в руках полный пакет, он шёл быстрым шагом к подъезду своего дома. Виктор, увидев его расстроенное лицо, моментально прочитал его мысли, словно они были знакомы долгие годы: «Матч сейчас начнётся, а у меня ещё ничего не готово и практически нет времени всё сделать как надо». Погодин понимал, что для этого червяка были важны эти лишние минуты и внутренне порадовался тому, что напоследок Филимонов лишится этого удовольствия.

«А я тебя огорчу ещё больше, сраный бездушный урод», – подумал Виктор. Только бы этот парень в джинсах исчез бы куда-нибудь. Но шансов на это было мало.

Он смотрел в бинокль, сжимая его до боли в пальцах, и видел, как парень, стоявший возле подъезда, сделал шаг навстречу любителю футбола. Всевышний явно сейчас плотоядно посмеивался. Но ничего другого не оставалось, кроме как ждать и смотреть.

Ситуация, в конце концов, разрешилась достаточно быстро: молодой человек что-то спросил у Филимонова и, получив от последнего нетерпеливый, нервный кивок головы в ответ, передал письмо. Убийца посмотрел на конверт с удивлением, обратился к парню, затем махнул в нетерпении рукой и забежал в подъезд. Через двадцать секунд в квартире зажёгся свет.