Тройная игра

Но все это Игорь Кириллович узнал, увы, с некоторым запозданием, когда Кент самолично заявился к нему в офис как бы в гости. Вышколенная Лена едва доложила о нем, как он уверенно и властно отодвинул ее в сторону – так уверенно, что она и рукой пошевелить не успела; прошел в кабинет, спросил, глядя в сторону двери: «Твоя девочка, хозяин? Отдай, а?» Заржал и уверенно же, по-хозяйски, прошел к столу Игоря Кирилловича, по-хозяйски сел, весело и дерзко глядя на него:

– Привет, хозяин!

Был он косоват и в детстве, в школе, наверно, носил, как водится, кликуху Косой или Косыгин. Это уж потом, наверно, стал он Кентом, за какие-нибудь уголовные подвиги удостоился клички по фамилии – Королев. Король, видите ли... Король был жилист, крепок, почти как деревенский парень – вздутая жила перечеркивала его морщинистый лоб, такие же вздутые жилы перевивали крепкую, красную от солнца и морозных ожогов шею, сухие сильные руки, и весь он был больше похож на какого-то хищника, приготовившегося к схватке и ждущего лишь последнего, самого удобного для броска момента. Игорю Кирилловичу он очень не понравился, как не понравилось и его силовое проникновение сюда, в сердце фирмы – все это, при других обстоятельствах, могло бы очень-очень плохо кончиться. Здесь, в офисе, у него с некоторых пор была охрана, пришлось завести, но сейчас Игорь Кириллович не спешил ее вызывать, рассудив, что если этот сумел дойти до его кабинета никем не задержанный, то полагаться приходилось только на собственные силы. К сожалению, он был не готов к такому раскладу – пистолет у него был, и хороший пистолет, «глок», но, увы, лежал он в ящике стола, и вытащить его оттуда уже не было ни времени, ни возможности. Во всяком случае, пока.

– Здравствуй...те, – ответил он. – Кто вы? По какому вопросу?

– Не так резво, хозяин, – опередил его со своей нехорошей улыбкой посетитель. Он откровенно разглядывал его и делал это с большим и нескрываемым интересом. – Ишь какой ты модный! Правильно мне один знающий человек сказал, что не наш ты, хоть и числишься вором в законе!.. Ну-ну, не зыркай на меня так, я за свой базар отвечаю. Ты сам на себя-то погляди – какой ты вор? Ты просто фраер московский, и ничего больше. Ишь какой на тебе прикид! – Он приподнялся и протянул руку, чтобы пощупать его галстук или еще зачем – кто ж теперь скажет. Но Игорь Кириллович, сделав резкое движение, поймал его кисть, вывернул ее до хруста.

– Ну и как, дешевка лагерная, еще про мой прикид чего расскажешь или сам отсюда пойдешь, без поджопников?

Странно, но посетитель был спокоен, как камень, – не дергался, не пытался вырваться. Сказал только сдавленным от боли голосом:

– Пусти, Грант! Покалечишь руку-то ни за что. С «малявой» я к тебе.

Игорь Кириллович с сердцем отпихнул его от себя, по-прежнему предусмотрительно не выпуская его руки. Грант – это была его собственная кличка в уголовном мире, а стало быть, этот косоглазый и впрямь имел к нему какое-то дело. А куражился так, от лагерной дури – это случается после отсидки довольно часто: замкнутое в лагерной клетке «я» любого человека, расправляясь на воле, требует хоть какого-нибудь выхода... И что же они, сволочи, все так не по-людски делают? Мог бы ведь, скотина, и сразу сказать про послание, не доводить дело до схватки... с неизвестным концом...

– Давай «маляву»! – на правах победившего приказал он нежданному посетителю, не торопясь выпускать его руку.

Посетитель, извернувшись поудобнее, достал свободной рукой крохотный, скатанный в тоненькую трубочку листочек бумаги. Ему уже было не больно, и, окончательно придя в себя, он все с тем же хищно-веселым выражением следил за движениями хозяина кабинета. Похоже, теперь он так просто на прием, примененный Игорем Кирилловичем, не попался бы.

Развертывать бумажку одной рукой оказалось не то чтобы неудобно – невозможно.

– Сиди не дергайся, – приказал Игорь Кириллович и, когда посетитель согласно кивнул, отпустил его и сел за свой стол.

Писулька была точно от Никона – никто бы другой даже не додумался нацарапать ему такое послание.

«Привет с нашей уральской зоны. За тобой должок, крестник, – писал Никон. – А потому, думаю, не откажешься принять моего человека. Погоняло его Кент, а с каким делом я его послал – расскажет тебе он сам. Дошел до меня слух, что ты там, в столице вашей гребаной, кое-чего можешь. Так что, братан, рассчитываю на тебя».

Игорь Кириллович аккуратно сложил бумажку в несколько раз, положил ее в пепельницу, чиркнул зажигалкой.

Сказал терпеливо ждущему, когда он освободится, Никонову гонцу:

– Ну! Что тебе велено передать на словах?

Освободившийся от железного захвата Кент, прежде чем ответить, вольготно положил ногу на ногу, руки бросил врастопыр на спинки соседних стульев. И опять на прямой вопрос не ответил, спросил с каким-то не то ехидным, не то подозрительным – не разобрать – прищуром:

– Нет, в натуре, Грант, ты правда, что ли, в законе? Ну, блин буду, не похож. Я извиняюсь, конечно. Ты ведь по всему не сидел даже, да у тебя и вся повадка не наша – вон ты меня выпустил и даже плюху не отвесил...

– Ну и слава богу, что не похож, – угрюмо отмахнулся от него Игорь Кириллович. – Мне так тут, в Москве, жить проще. А насчет сидел-не сидел... На киче да, не сидел. А в СИЗО чуть не два года парился. Сперва в Лефортове, потом в Бутырках.

– Ну-у, в Лефортове, – разочарованно протянул Кент. – Ты бы еще сказал – в Сочи! Лефортово – это считай курорт...

– Посмотрел бы я на тебя на этом курорте, – усмехнулся Игорь Кириллович. – Ну как бы там ни было, мне моего срока для науки вполне хватило. Никон небось тебе то же самое говорил, не просто же так он тебя ко мне с поручением послал... Никон, вишь, доверяет, а ты не доверяешь.

– Ага, не просто так, – охотно согласился Кент. – Только он мне еще сказал, что про тебя толкуют, будто ты ссученный, будто ты с ментами якшаешься... Что скажешь, Грант?

– А что мне говорить? – Игорь Кириллович всем своим видом показывал, как он спокоен. – Тебе надо – ты и говори. Ты же ко мне вперся без приглашения, не я к тебе! Я что, оправдываться перед тобой или перед твоим Никоном должен? Это вы у себя на Урале хозяева, а здесь хозяева совсем другие! – Он не таясь открыл наконец ящик стола, вытащил свой «глок», взвел его. – То я, по-твоему, не в законе, то я ментам продался... А говорил, что за базар отвечаешь. – Он навел пистолет прямо в лицо гостю.

Кент замер, напрягся – вена на лбу вздулась еще сильнее, посинела на фоне неживой, сожженной морозом кожи лба.

– Не, ну это, в натуре, базар не мой, – пробормотал Кент, поняв, что уже не успеет дотянуться до поясницы, до своего пистолета, засунутого там за ремень. – Кто ты есть – тот и есть, и хрен бы с тобой. Xотя, если ты и правда ссучился, братва тебя, конечно, на ножи все равно поставит, сам знаешь. У нас с этим строго, верно? Слышал небось, как канарейкам-стукачам крылья подрезают... с языком вместе... Короче, ты меня извиняй, если я что не так сказал, я всего лишь посыльный... А Никон... Никон он тебя типа того... подсобить просит в одном деле...

Выходит, круг замкнулся, хотя Игорь Кириллович был уверен, что Никон его цеплять не рискнет. А он, значит, не побоялся? То ли за дурака его, Игоря Кирилловича держит, то ли считает его и впрямь чем-то обязанным? И потом, одно дело Никон, и совсем другое – Кент. Этот хоть и числился всего лишь Никоновой шестеркой, но, судя по всему, – пацан правильный, ревнитель старых воровских традиций. Так что церемониться с ним, Грантом, даже если его об этом просил сам пахан, вовсе не обязан. А потому он смело изложил ему не просьбу, не приказ (да и не мог Никон Игорю Кирилловичу приказывать! И просить не мог: просить – значит унизить себя в глазах братвы, уронить). Нет, он предложил Гранту помочь ему в одном очень щекотливом деле – естественно, не бесплатно, за очень хороший барыш. Зная, что Грант ввозит из-за рубежа огромное количество мебельных деталей, он хотел склонить его на размещение в его контейнерах некоторого количества, ну, скажем так, не очень удобной контрабанды. Грант сразу понял, о чем речь.