Спасённый генофонд

Пришлось выслушивать невероятную историю судьбы разведчика забытого своими у немцев. После подробного допроса отдавать русским однорукого парня американцам было просто жаль. Там бы нянчиться с ним не стали. Его ждала долгая дорога в Сибирь, а в худшем случае – расстрел. После долгих раздумий Мирона всё же пленили как немца и решили отправить в Штаты на полезные работы. Человека, который знает три европейских языка и один восточный точно был бы во благо США.

Когда их строем вели в порт для посадки на борт американского судна, к ним навстречу под улюлюканья толпы вели девиц из того унтер-офицерского борделя. Головы их были обриты налысо, а на груди висела табличка с надписью – je suis une portée allemande – я немецкая подстилка. Так французы позорили тех, кто сотрудничал с фашистами во время оккупации. Среди них Мирон с трудом узнал Миру. Стремясь её выгородить, он поддался вперёд, и хотел было крикнуть, что Мира отдалась не немцу, а ему чистокровному армянину, но Рихард резко отдёрнул его

– Не рыпайся! – сердито рявкнул немец, – это уже не наши проблемы.

Мирон одумался и зашагал дальше. О дальнейшей судьбе Миры он никогда, ничего не узнал и не догадался. А Мира была уже беременна от него и потому к ней соотечественники отнеслись снисходительно. Она вернулась в послевоенный Париж и там у неё родилась дочь, которую назвали Жасмин. Жасмин стала знаменитой певицей, выступала во Франции, затем в Америке и не исключено, что Мирон побывал на её концерте, но не догадывался, что слушает собственную дочь полукровку, которую он случайно зачал в борделе французского города Кан.

Рождению певицы Жасмин, которая радовала послевоенный мир своими песенками, поспособствовали такие примитивные вещи, как отсутствие в нужный момент спринцовки во французском борделе и дефицит резины в вермахте. Ну, и конечно же то обстоятельство, которое заставило проститутку Миру на этот раз не прерывать беременность, чтобы как то смягчить ненависть соотечественников. Насколько ценна человеческая жизнь, настолько и зависима от собственных мелочей.

Свой среди чужих.

Пленённый американцами Мирон оказался в США и не где-нибудь, а в Калифорнии, в трудовом лагере для военнопленных, не отягощенных нацисткой идеологией.

Из лагеря никто бежать и не помышлял. Куда бежать, если тебя здесь хорошо кормят, поят, содержат в чистоте и работа не тяжёлая – лесопилка, да строительство деревянных домов для жителей Калифорнии. Охрана лагеря чисто фиктивная. Какой идиот сбежит из сытой страны, находящейся в тысячах милях от голодной полуразрушенной Европы.

Однорукого Мирона, знающего языки, имеющего навыки в делопроизводстве и в бухгалтерском учёте перевели в канцелярию лагеря, где он занялся привычным для себя делом.

Так прошло 4 года. Лагерь военнопленных заметно поредел. Правительство Америки постепенно отпускало немцев домой. Многим из них настолько понравилась жизнь на американском континенте, что они решили остаться навсегда.

Америка страна эмигрантов, и потому не противилась притоку новой немецкой крови. В страну вливались технические умы, и в их числе оказался разработчик ракет ФАУ 1 и Фау 2 Вернер фон Браун, который стал впоследствии отцом американского ракетостроения.

Мирону не впервой было находиться под опекой американцев. Ещё подростком его взяли на попечение в сиротский приют. С тех пор не проходило ни дня, чтобы он не вспоминал мед. сестру Джулию. Он помнил, что Джулия жила в Лос-Анджелесе и решил, что при первой же возможности попытается её разыскать.

Такая возможность ему скоро представилась. В один прекрасный день его вызвали в администрацию и сказали, что намерены освободить, и он сможет вернуться домой.

Это озаботило Мирона. Несмотря на то, что в СССР у него остались родные люди, возвращаться обратно он не хотел, по той простой причине, что его могли сразу арестовать и отправить в ссылку, а может и вообще расстрелять. По Елене он не особо скучал, а вот разлука с Розаной его действительно тяготила. Никаких вестей от них, конечно, не было и не могло быть.

Пленные вели переписку с родственниками. Эти письма шли через канцелярию лагеря и были в поле зрения Мирона, но для него самого такая возможность исключалась.

Хотя Мирон и не был немцем, но к его судьбе активно подключился немецкий Красный Крест. Его работники всячески стремились возвращению Мирона в Германию и даже были готовы оплатить переезд. Это вызвало у Мирона грустную ухмылку. Перспектива превратиться в немецкого бюргера его совсем не прельщала.

Но, тем не менее работники Красного Креста заботились о бывшем военнопленном. В частности они оплатили его расходы, связанные с современным протезированием руки. Старый протез, сделанный ортопедами России, был тяжёлым и не удобным в обращении. Американский ортопед обратил внимание на железную конструкцию протеза с острыми пальцами, которые могли нечаянно травмировать окружающих. Он взял слепок культи Мирона и обещал изготовить травмобезопасный протез из лёгких материалов, но предупредил, что это займёт много времени.

Уходя из мастерской ортопеда, Мирон ухмылялся про себя. Какая забавная штука эта жизнью. На средства немцев ему должны были изготовить протез руки, которую сами же немцы у него отняли во время войны.

У Мирона созрело решение остаться в Штатах. Об этом он известил начальство лагеря. Ему предложили проехаться по Калифорнии, найти работу и присмотреть место жительства. Расходы на поездку администрация брала на себя. Но перед отъездом Мирон попросил сделать запрос – узнать адрес проживания мед. сестры Красного Креста Джулии. Такой запрос был сделан и Мирон с нетерпением ждал ответа.

Прошло 35 лет с тех пор как они расстались. Джулии должно было исполниться 55, Мирону – 45. За эти годы с ней могло произойти всё что угодно, и предчувствие не обмануло его. Пришёл ответ на запрос, и он был очень печальным. Медицинская сестра Джулия, принимавшая активное участие в помощи Красного креста в Армении умерла 5 лет назад и похоронена на кладбище города Пасадены вблизи Лос-Анджелеса.

Известие о смерти Джулии сильно огорчило Мирона. Он потерял ещё одну жизненную нить. Возвращаться в родные края – было губительно, а оставаться в Америке тоже теряло интерес, но, тем не менее, Мирон собрался в поездку. Сев в автобус до Лос-Анджелеса, он уже оттуда добрался до кладбища Пасадены. Здесь же, разузнав номер искомой могилы, он нашёл место захоронения Джулии.

Могилу своих родных Мирон не видел никогда и не знал, где она находится. Скорее всего, это было место братского захоронения недалеко от Эчмиадзина. Но могилу другого родного человека он нашёл.

Мирон бережно положил на могилу цветы и достал из кармана ту заветную фотокарточку, которую ему дала Джулия 35 лет назад. Всё это время он бережно хранил её.

Стояла солнечная майская погода. Вокруг радостно щебетали птички, нарушая кладбищенский покой. Мирон знал адрес дома Джулии, но идти ему туда вовсе не хотелось. В ответе на запрос не было указано данных о её личной жизни, и потому Мирону не хотелось понапрасну тревожить незнакомых для него родственников. Возможно, он стеснялся своего нынешнего состояния. Статус военнопленного с него до сих пор не был снят.

Мирон, сперва, долго постоял у надгробья, затем присел на траву и предался воспоминаниям тех далёких лет.

Мирон достал заготовленный бутерброд и принялся сидя на траве, на американский манер, полдничать. Белая голубка, привлечённая крохами его хлеба, подлетела к нему. Посчитав это добрым знаком, Мирон кинул ей кусочек, и она, осмелев, принялась клевать. Вдруг, голубка, чего то испугавшись, стремительно улетела. Мирон увидел перед собой чью то тень и обернулся.

– Вы знали мою сестру? – спросила женщина средних лет похожая на Джулию.

Мирон вспомнил, что день был выходной, а значит, предполагал посещение могил родственниками.

– Позвольте представиться – меня зовут Мирон. Я хорошо знал вашу сестру. Она спасла мне жизнь 35 лет назад, когда я подростком был при смерти в госпитале.