Наплыв

Потом мы всей нашей механизированной сыщицкой колонной отъехали ещё и ещё, вроде как от греха подальше.

– Послушай-те-е, ребята-а. – Выбираясь из мотоцикловой коляски, когда мы остановились на порядочном отдалении от завода, заговорила принципиальная богинька по имени Лена; ей стало совсем неинтересно, даже дефектность её куда-то пропала. – По-моему, мы поступили всё-таки нечестно, не по-журналистски.

– Что ты имеешь в виду, журфак несчастный? – сняв шпионские очки, выпрыгнул из кабины Лёнька.

– Зачем нам было нужно выдавать себя за народных контролёров из Кировского района? Взяли бы и сказали честно – мол, из редакции, просим проверить жирность молока с таких-то ферм. Разве нам отказали бы?!

Эх, молодо-зелено. Естественно, Лёнька это в момент подсёк, но, будучи галантным и неженатым, а точнее неженатым и потому исключительно галантным, по собственному выражению, «непокобелимым» (все женщины прекрасны), принялся мягко, чуть ли не даже педагогично втолковывать практиканткам.

– Они, на заводе, ещё спасибо сказали бы за то, что предупредили о проверке. Это минутное дело – посмотреть, какая у них была зафиксирована жирность молока с этих ферм вчера, позавчера, за всю неделю. На том же, среднем уровне обязательно оказалась бы жирность молока и в наших пузырьках. Так что о журналистской этике, которую вы сдавали у себя в университете, пока помолчим.

– И требовательно протянул ко мне руку. – Гони сюда акты!

Затем быстро перелистал их и прояснел ликом.

– Орёл! Не напрасно я на тебя надеялся. Вот, молодёжь, учитесь! Пока окончательно не утверждаю, но мой внутренний голос произнёс: «Лёня, твоя группа вышла на правильный след». А ему можно верить, гарантирую! Вот, сравните  эти проценты со средним показателем по колхозу за последнюю декаду – 3,75 – и вам станет ясно – горячо! Искомые мышки, шебуршащие в государственном кармане, где-то рядом. И мне хочется сделать стойку на эту крупную дичь, прикинувшуюся мелкой. А вам, правдолюбки?! Или вернёмся и скажем уважаемой Татьяне Васильевне, что мы нечаянно или по моему злому наущению нарушили журналистскую этику. Давайте, мол, просто по-человечески поговорим в открытую, а? Признайтесь честно, что вы ворюга. Вот вы подходите и говорите, застенчиво потупив глазки: тётя Таня, а ты ворюга? Видите ли, девочки, благодарно ответит вам тётя Таня, работа у меня такая. И быстро-быстро спрячет все концы в воду. А потом ещё и ручки вам пожмёт, пока не оторванные. Может даже на мороженое даст. Догонит и опять даст. Ну, готовы вот так? То-то же. Поэтому пусть всё это будет для вас, коллегини мои прекрасные, первым уроком на практике: способы взятия материала могут быть самыми различными, без нарушения, конечно, основ нашего замечательного законодательства и горячо любимого уголовного кодекса. Вывод из собранных фактов – может быть только один и абсолютно честный – статья в газете. Запомните это на всю оставшуюся жизнь. Да продлит аллах её на веки вечные! – И сложил ладони лодочкой перед собой.

– Всё-таки способы бывают разные, честные и не совсем. – Комсомолка Ленка всё ещё с сомнением качала и качала головкой.

Конечно, говорила она сущую правду, прямо как селёдку резала, короче, запросто. Однако именно это-то нам вдруг и не понравилось. Может потому что явно конкурентка обрисовалась, в области правдолюбия. Что наверняка далеко пойдёт и нас наверняка обскачет. А нам это надо?!

– Вечно ты, Ленка, сомневаешься! – Вдруг возмутилась даже Сашенька-Шурочка. – Во-первых, что нечестное мы совершили? Какая, собственно, разница, откуда мы и зачем нам эти анализы? Мы молоко не разбавляли и жира в него не добавляли, не убавляли. Это всё фиксируют акты. Так? А, во-вторых, я бы, например, на всё согласилась, всё сделала, лишь бы установить истину, правду.

Во как! Бывает же такое!

– Так истину или правду? –  Попытался было я установить.

– Правду! – Гордо уточнила Сашенька.

– А, тогда другое дело. – Как-то сразу все успокоились. Вот это по-нашенски! В гробу мы теперь видали эту истину!

– Учтём ваше согласие на всё и установим! Истину. Как правду. Тьфу! Или наоборот. – Пообещал зачумленный Лёнька. – Но на будущее, в общении с нами, настоящими мужчинами, любящими именно правду и ничего, окромя её, советую никогда не сомневаться. В нас, прежде всего. Мы, то есть я, правы всегда.

– В смысле, истинны?! – Ввернул я.

– Да пошёл ты! Грамотей! Задолбал!

Я поощрительно похлопал в ладоши заболтавшемуся начальнику. Дорогой, да ты и есть сама правда. А он продолжил, нетерпеливо подняв руку:

– Теперь вы на этом кадиллаке домой, а я на вашем россинанте к заводу.

– Нельзя. – Перестал я ему аплодировать. – Мой новый друг Татьяна Васильевна хорошо запомнила не только породу россинанта, но и его масть. У них на заводе есть такой же. Так что директриса сразу всё поймёт. К сожалению, эта тётя Таня слишком смышлёная и необыкновенно злая. По губам видно. Не забывай, к тому же, что шеф запретил тебе верховую езду.

– Это-то ничего, ради дела простил бы последний раз. А вот насчёт породы и масти тут ты, наверно, прав. Ладно, Саня, давай разворачивайся, поедем снова в засаду!

– Опять одни остаёмся?! – Возмутился Санька по пояс высунувшийся из кабинки и внимательно, аж уши двигались, слушавший нас. – А девчонки?! Этому перехватчику оставлять? Ты вообще соображаешь, шеф?!

– Н-никуда они не денутся. – Заколебался было Лёнька и потом всё же решивший. – А Витьку я доверил бы и свою жену, если бы не дай бог она у меня была. Всё! Поехали! Нечего глазки выпучивать, конъюнктивит заработаешь. Полны-ый назад! Бывайте, старичок и старухи –  не кашляйте!

Через час, когда к счастью не сбылись Сашкины опасения в отношении моей персоны, а наши практикантки успели привести себя в порядок после рейда по степным дорогам, во двор редакции на хорошем гоночном газу ввалилась полуторка и завизжала добротными своими тормозами. Но шефа в ней не оказалось.

– Куда ты его дел? – Вежливо поинтересовался я, прижимая Саньку к кабине. – Признавайся!

– В землю закопал, надпись написал!

– Считаю до трёх. Раз! Два!

– Десантировал около правления «Правды», скоро обещался быть на месте. Вроде, как на председателе приедет. – Дружелюбно сдался Волков и тут же потребовал комиссионные: – А как тут девушки? Слышь, позови Сашеньку?! Скажи, что дело у меня к ней есть магазинное. Будь другом, шеф, будешь?

– Не буду. Иди сам, без посредника обойдёшься. Как раз и покажешь, как обещал, на пальцах, чем трактор от комбайна отличается… Стоп. Лёнька чего в колхоз-то ткнулся?!

– Не доложил. Но и без того ясно – к зоотехнику и председателю. Всю дорогу от завода грязно ругался. Шляпы, говорил.

– Понятно. Значит, всё в порядке. – Успокоился я. – Подумал было, что к Трифону в лапы попал. А тебе бы всё девочки!

– Писатели-писатели, бумаго вы маратели! Нельзя ли вас, писатели, послать к едреней матери?!

Обиженный Санька Волков задумчиво смотрел на меня и я как-то сразу понял, даже до всей глубины осознал – он абсолютно прав. Народ всегда прав! Другое дело, что мы никогда от этой матери и не отлучались. Мы завсегда при ней.

Лёнька пришлёпал на базу озабоченно-вдохновенным, в известном мне нахальном боевом взводе, который неизменно предшествовал выдаче на гора очередного разгромного материала. В принципе, на первый взгляд, он как будто бы не такой уж и критикан, как, не имея других средств обороны, обзывались, отбиваясь от него, жертвы созданных сельхозотделом фельетонов, критических статей и прочих легальных провокаций.

Во всяком случае, так считал сам коллектив редакции. Да и остальной народ в районе вроде бы тоже не принимал Лёньку за очень уж сильно обиженного на жизнь правдоруба. Во всяком случае, подобные отзывы о нём в редакционной почте практически не появлялись, скорее наоборот. Читатели благополучно потребляли ударные, но по-криминальному яркие Лёнькины очерки о передовых доярках и ласковых ударницах-птичницах, мудрых чабанах и самоотверженных героях-скотниках. Его выступления об эффективности сельскохозяйственного производства, об опыте работы безнарядных звеньев, даже работы по единому наряду, говорят, высоко котировались у высокопоставленных читателей нашего «Авангарда». Но благожелательные отзывы от них в основном шли по телефону. И там вот, в телефонных проводах и ячейках, они по преимуществу и оставались. Может, зависали. А может и просто растворялись без следа, что скорее всего.