Страница 52 из 76
— Капюшон…. — неуверенно ответил ботаник, — это всё, что я понял…
— Надо еще поискать, — я поднял глаза к небу, затянутого однотонными тёмными тучами. Деревня окуталась в вечернюю темноту и источниками света нам были только костёр, фонарик Багиры и Кости. — Пока я точно не пойму, что Брелок… короче, будем искать её!
Была ли эта тень похожа на фанатика «Монолита»? На девушку? Не знаю. Я зацепился взглядом только за капюшон, и еще эта винтовка… Она точно Вероники! Но какого чёрта бросила её? Как эта чёрная дрянь затекла в ствол? Нет, не хочу знать! Я просто буду искать Нику! И я найду её! Я должен…
— Багира, как думаешь, где здесь можно спрятаться? — взяв «Абакан» в руки, я щёлкнул предохранителем, идя следом за анархистом дальше по гравийной дороге. Снайпер водил лучом фонарика по сторонам, высвечивая не только дорогу впереди, но и дома вдоль неё, с зияющими пустыми окнами. Сверчки смолкли, мы слышали только свои собственные шаги. Я надеялся, что Брелок сама к нам выйдет, услышав вопли у костра. Но она либо не слышала, либо испугалась… Саян держался позади меня, рядом с Костей, поджав боязливо хвост. Никогда мой пёс так не пугался. Никакого противника, а тем более места. Деревня тут довольно жуткая…
— Нигде, — свободовец был серьёзен, без тени улыбки. — Каждый уголок здесь опасен.
— Наверное, предложение разделиться будет отклонено? — рассмеялся я, на что получил твердый ответ:
— Само собой!
— Подождите… — Михайлов поднял руку, призывая нас остановиться и замолчать. Покрутившись на одном месте, шурша мелкими камушками под подошвой, он втянул воздух ноздрями, принюхиваясь к чему-то как Саян, — вы не чувствуете? Запах дыма от сигарет…
— Брелок не курит. — Я перешёл на шёпот, сам вдохнув глубже холодный воздух. И правда, еле уловил горьковатый аромат табака. Откуда именно он исходит, определить нельзя, слишком слабый. Саян не поймёт, чего я от него хочу. Но это точно не Брелок затягивается. Впрочем, если она с радостью села бухать с Юсуповым, может, решила и начать курить. — Надо проверить, кто там…
Теперь, придержав Багиру за плечо, я вышел вперед. Старался тихо ступать на дорогу, выстланной мелкими камушками, однако их шуршание всё равно было слышно. Анархист светил мне под ноги, указывая путь. Если бы не луч фонарика, я бы наступил на запылённую стеклянную бутылку или навернулся бы на ямке, посреди дороги. Ноздри снова защекотал дым никотина, и я поднял руку, останавливая группу. Впереди было открытое пространство перекрёстка трёх гравийных дорог и какое-то двухэтажное здание, возвышающееся над остальными маленькими домами. Более никаких очертаний вечерняя темнота не давала разглядеть. На столбе, как раз над нашими головами висел старый мегафон и, глядя на него, появилась мысль, что Азраил вероятно следит неотрывно за каждым нашим шагом и в любой момент обратится к нам с издёвками.
От сухого покашливания справа сердце едва не оборвалось. Мы разом присели, прячась за метровым забором. Лучи фонариков направились в землю, но не погасли. Багира просил, чтобы всё время был свет. Хотя бы крохотный лучик. Мы просидели не шевелясь почти минуту, пока не услышали щёлканье зажигалки. Кому-то не хватило одной сигареты. Жестом руки показав спутникам чтоб оставались на месте, я осторожно высунулся из-за забора.
На крыльце маленького домишки сидел сгорбленный человеческий силуэт. Вокруг него витал серый дымок от сигареты между зубов. Оружия при нём я не разглядел. Впрочем, самого незнакомца толком тоже не видел. Рассмотрел только квадрат на башке — сложенную шапку ушанку. Перехватив крепче «Абакан», я поднялся рывком с колена, взяв курящего под прицел.
— Эй, ты! — приказным тоном начал я, двинувшись к распахнутой настежь калитке, — да, ты! Встань и подними руки!
Мужчина лениво поднял правую руку, лишь для того, чтобы вытащить изо рта сигарету и выпустить дым.
— Ты оглох?! — крикнул я, проходя во дворик, — вставай, давай!
Снова никакой реакции, только новая затяжка. Позади что-то недовольно прошипел Багира, и зарычал Саян. А вот это уже хуже.
— Костя, дай свет! — я сделал еще пару шагов ближе к крыльцу. Михайлов, ойкнув, завозился за забором. Дрожащий бледно-белый круг света пополз по голой земле двора. Добрался до старых валенок с въевшейся грязью, поднялся выше по ватным штанам, по просаленной фуфайке и высветил, наконец, лицо незнакомца. Абсолютно голый открытый череп, с зажатой между тёмных зубов сигаретой. Из пролома носа тянул дым, а чёрные дыры глазниц, казалось, наблюдали за мной. Пальцы с хрустом взялись за сигарету, вытянули её из разомкнувшихся челюстей. Скелет в шапке зашёлся хриплым кашлем, содрогаясь своим костлявым телом. Не выдержав, я нажал на спусковой крючок. Череп разлетелся на мелкие осколки как разбившаяся глиняная ваза.
— Итить твою мать! — выдохнул я, опустив «Абакан», — какого ху!..
Мой возглас оборвал ярко вспыхнувший свет в пустых окнах дома, ослепив меня. Оглушил свист пробудившегося мегафона. Прикрыв глаза ладонью, я попятился обратно. Кто-то подскочил сзади, схватив меня под локоть, потащил за собой на дорогу. Убрав руку, я увидел совсем рядом напряжённое от страха лицо Багиры. Костя сидел перед нами на коленях, обняв Саяна за шею. Свет лился теперь из всех окон покинутых домов, стало светло прямо как в летний солнечный день. Мегафон хрустнул помехами, свист пропал, сменившись знакомой песней, загремевшей на всю деревню:
— Утомлённое солнце нежно с морем прощалось. В этот час ты призналась, что нет любви…
Под лучами света на перекрёстке появлялись чёрные фигуры людей. Несколько десятков теней заполнили улицы. Мужчины в лёгких рубашках и женщины в воздушных платьях. Они крутились в вальсе, подстраиваясь под ноты старой песни. Галька хрустела под их ботинками и туфлями. Старики со старухами занимали скамьи вдоль двухэтажного побелённого дома, с чёрной вывеской «Школа», а маленькие тени сидели на заборах, что-то грызя. Дети, как и старое поколение, просто наблюдали за танцами. Мы вчетвером застыли, не в силах отвести взгляд от невероятного и жуткого зрелища. Вдруг, свет потух, и сразу стало темно. Кругом сплошная чернота и глухая тишина. Я часто задышал носом, пытаясь унять подступающую панику. Слышал, как Саян тихо поскуливал, а Костя что-то бубнил, не отпуская его. Кажется молитву.
Протяжно заскрипела какая-то открывшаяся дверь, и впереди, в двухэтажном здании, загорелся кровавый свет. Из раскрывшихся дверей школы по деревянным ступенькам пополз красный сгусток. Вытягивая тонкие щупальца, ощупывал перила, гравийную дорогу перед собой, ножки скамьи. Его вылезало всё больше и больше, заполняя двор перед школой. От сгустка исходил нарастающий гул, как от низко летящего самолёта. Зашипел мегафон и заговорил известным из исторических хроник низким мужским голосом. Я слышал его много раз, но именно сейчас, в чёртовой деревне, глядя на кровавый сгусток, меня пробило на холодную дрожь.
— От Советского информбюро. Сегодня, 22го июня 1941 года, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий…
— Надо уходить, срочно… — зашипел мне в ухо Багира, дёрнув крепко за руку, — нельзя, чтобы оно поймало нас.
— Сюда, — я бросился обратно в раскрытую калитку, хлопнув мимоходом анархиста по плечу. Дом, на крыльце которого лежал обезглавленный скелет в телогрейке, был к нам самый ближайший. Костя с Саяном не отставали от нас, причём лаборант неотрывно следил за ползущей массой, держась за загривок собаки. Заходить в дом не стали, пришлось бы перешагивать через скелет. Обошли деревянную лачугу вокруг и, как я и догадывался, наткнулись на деревянную лестницу, приставленную к открытому окну чердака. У моей бабушки в деревне точно так же было. Я часто лазил в детстве на чердак, обустроив там себе «штаб».
Первым наверх я отправил Багиру. Снайпер задержался у самого верха лестницы, осветив фонариком чердак. Убедившись в его пустоте и безопасности, он забрался внутрь. За ним быстро вскарабкался Костя, хоть я и думал, что он навернётся по неуклюжести. Согнув спину, я свистнул Саяну и пёс тут же запрыгнул на меня. Оттолкнувшись маханул в окошко, не задев ни одну ступеньку. Я при подъеме наверх замер на середине, глянув на дорогу. За зубьями забора с той стороны уже появились тонкие щупальца красного пятна. На участок оно пока не заползало.