Страница 15 из 25
— Ого! Никогда об этом не думал, — он откинулся на своем кресле и добавил: — А вот здорово бы было, если бы на войне сражались только дивы. А люди бы дома сидели.
— Ну да, — хмыкнул Аверин, — а после бы покорно принимали хозяина самых мощных дивов своим властителем. Ну и потом, вы правда думаете, что дивы боли не чувствуют и смерти не боятся? — он сощурился.
— Да нет, конечно, — Виктор примирительно замахал руками, — просто, ну вот смотрите, или один див, или сто человек, к примеру. Есть же разница.
— Да, наверное, — пожал плечами Аверин. Разговор уже окончательно зашел в какое-то неприятное русло, и надо было придумать, как потактичнее его свернуть.
— Ладно-ладно, — улыбнулся Виктор и похлопал по очереди руками по столу, — я знаю, что вы их лучше знаете и понимаете. Ну и, отчасти, очеловечиваете. Да даже я чаще всего вижу в наших полицейских дивах не каких-то потусторонних тварей, а обычных собак.
Аверин вздохнул, тоже откинулся на спинку кресла и медленно заговорил:
— А вы слышали, что дивы, особенно фамильяры, в своем истинном обличии становятся похожими на хозяев? Так, что если не знать, можно даже принять дива за родственника его хозяина?
— О, вот как… — протянул Виктор и замолчал.
Но Аверин на этот возглас не обратил внимания и продолжил:
— Видите, какая мощная связь у дива и его господина? Но связь эта обоюдная. И если дать диву волю, действительно начать относиться к нему, как родственнику, сыну или брату, или вообще влюбиться, а поверьте, такое случается, и случается нередко, то произойдет вот что. Человек сам постепенно начнет попадать в зависимость от своего дива. И со временем именно див начнет диктовать бывшему «хозяину» свою волю, и человек будет бессилен противиться. Романовы дали своему фамильяру не только имя, но и фамилию и хорошо, что не свою. И хоть официально они называли его своим слугой, но, по сути, несколько лет Россией правил див Григорий Распутин. Дело было настолько серьезно, что вмешалась Академия. Но даже когда верным людям все же удалось отправить Распутина в Пустошь, Романовы больше уже не оправились. Царь Николай так и не смог вернуть себе способность принимать решения. Возможно, со временем он пришел бы в себя, но смуту было уже не остановить. Даже его отречение ничего не изменило, на несколько лет в России воцарился хаос. А для семьи государя все закончилось трагически. Именно поэтому в любом государстве захват дивом правящей семьи считается катастрофой, достойной вмешательства Академии. И вот еще. Самое сильное чувство, которое див испытывает к своему хозяину — это желание его сожрать. И при любой возможности он сожрет и освободится, превратившись в демона. Но и тут все не просто. Могучие дивы могут некоторое время контролировать свои порывы. Не сожрать, если это опасно или выгодно. Недолго, но могут. Они сильнее нас, Виктор, и чрезвычайно хитры. И они не люди. Так что, как вы сказали, «очеловечивать» дивов — последнее дело.
— Ага, — Виктор внезапно икнул, — точно. Как вспомню эти глаза, так вздрогну. А налейте-ка нам еще по одной, а?Аверин глубоко вздохнул и потянулся за графином.
Бз-з-знь, бз-з-з-нь, бз-з-знь.
Аверин сунул голову под подушку и прижал ее руками к ушам. Но звук будильника не стал глуше, наоборот, приобрел особенно мерзкое звучание. А-а-а, черт бы его побрал. Он протянул руку к прикроватному столику, нащупал противный механизм и попытался нажать кнопку. Но будильник выскользнул и упал на пол, продолжая и там противно дребезжать.
— А-а-а-а, — застонал Аверин, сел, продолжая прижимать подушку к голове, наклонился и всё же дотянулся до кнопки. Дребезжание прекратилось.
А вот шум в ушах — нет. От того, что он резко выпрямился, перед глазами замелькали черные пятна и по вискам забарабанили маленькие молоточки. Он уронил подушку и поднес будильник к глазам. 6:38. Значит, уже восемь минут он безуспешно пытается бороться с безжалостной реальностью. Он повернул голову. Стакан воды с мятными каплями, который он приготовил с вечера, стоял на столике и очень радовал. Аверин взял его, выпил несколькими большими глотками и, поднявшись с постели, побрел в ванную. Там он некоторое время полюбовался в зеркало на свои красноватые глаза с отекшими веками, на впалые щеки, покрытые уже слегка седеющей щетиной, потом сунул голову под кран и испытал, наконец, облегчение. Вчера они с Виктором хватанули лишку. В молодости такого количества алкоголя хватило бы только для разгона, студентом Аверин выпивал и в два, и в три раза больше, а наутро шел не то что на лекции, но и на экзамены. Но когда тебе чуть больше сорока, всё становится немного по-другому.
Тем более нельзя давать себе поблажек. Он и так опоздал на восемь минут.
Умывшись и тщательно побрившись, Аверин вышел в гостиную. Маргариты еще не было, она приходила к восьми и готовила завтрак, так что перед утренней пробежкой приходилось довольствоваться чашкой кофе и утренней газетой, подобранной в прихожей, на закуску. Семейный доктор, правда, рекомендовал по утрам пить кипяченную воду и есть овсяную кашу или хотя бы банан, но Аверин пока эти рекомендации игнорировал. Да и график бы пришлось менять. От мысли, что во время пробежки в нем будет булькать овсянка, сразу начинало тошнить. Никаких новостей о гуляющем в городе ягуаре в газете не было. Это радовало: значит, вчерашнее фиаско осталось незамеченным. Ну или про него напишут в следующем номере.
И до этого демона неплохо было бы поймать. Больше, чем овсяную кашу, Аверин не любил проигрывать.
Он допил кофе, переоделся в спортивный костюм и вышел в утреннюю прохладу просыпающегося города. На улице в ранний час было пустынно. Редкие пешеходы спешили на службу, за спиной звякнул трамвай, но резкий звук уже не раздражал, как при пробуждении звонок будильника.
Через час головная боль почти прошла и в тело вернулась привычная бодрость. Улицы наполнились аппетитными запахами свежего хлеба и кофе: тут и там торговцы открывали свои лавочки, и Аверин поспешил к дому, чтобы сполна насладиться завтраком. Интересно, что приготовит сегодня Маргарита? Омлет по-итальянски? Сырники с клубничным вареньем? Живот приятно заурчал в предвкушении.