Дочь Деметры

«К тому же, они все равно не совсем… настоящие».

Поэтому ей куда проще отправить Кору в переработку, а тот питательный раствор, который получится из её тела, пустить на подкормку тропических орхидей. Орхидеи, они очень нежные, им нужно много питательных элементов, а дочку к весне можно вырастить новую.

«И что, ты просто укладываешь её в автоклав, говоришь, ты заснешь до весны, и нажимаешь на кнопку «переработать»?!» – не поверил тогда незнакомец.

«У меня для неё репликатор специальной конструкции», – пояснила тогда Деметра, – «с виду он очень похож на вид на анабиозную капсулу».

«Вообще-то я о моральных аспектах».

«Ну, может, сначала действительно было больно, но потом я привыкла».

– Простите, – тихо сказала Кора. – Я не могу вам сказать. Это касается только меня и Деметры. Не спрашивайте.

– Хорошо, – вздохнул штурман, успокаивающе поглаживая её по спине. – Но если тебе захочется рассказать…

Он замолчал и снова взял в руки губку. Его прикосновения были уверенными и успокаивающими, и Кора снова расслабилась, положив голову ему на плечо. Она не знала, имеет ли право, будучи искусственно выращенным созданием, наслаждаться теплом горячей ванны и чьих-то объятий, но, кажется, это было лучшим событием в её короткой жизни.

– Можно я вас укушу? – спросила Кора, и, не дожидаясь ответа, обвила руками шею штурмана и легонечко прикусила тонкую кожу в районе ключицы. Потом принялась кусать шею, и он слегка откинул голову назад.

– Моя хорошая, – в его голосе слышалась тень улыбки, а прикосновения стали более откровенными.

Потом штурман целовал её – губы, шею, грудь, живот, уверенно и сдержанно одновременно. В ванне стало неудобно, и он взял её на руки и отнес в соседнюю комнату, на постель. Когда Кора не лежала в горячей воде, ласки ощущались острее, и она наслаждалась каждым прикосновением.

– Кора?.. – голос штурмана был чуть более хриплым, чем обычно; забавно, он, кажется, ещё смог бы остановиться сейчас, одеться и вежливо проводить до каюты Деметры, и, может, Кора и подумала, что не стоит заходить так далеко, подождать «настоящей любви» или ещё чего, но не теперь, когда она знала все о себе и о том, что жить ей осталось до первого дня зимы.

Штурман был осторожен, и ей почти не было больно – только вначале. Потом она растворялась в непривычных ощущениях и не думала ни о чем. Было так восхитительно удовлетворить жажду прикосновений, и прижиматься потом к штурману, положив голову ему на плечо, и ощущать, как он укрывает её мягким пледом.

– Спасибо, теперь мне лучше, – прошептала Кора, проваливаясь в неглубокое забытьё.

Утром она попрощалась со штурманом, пожалуй, более скомкано и холодно, чем планировала. Тот собирался на смену и едва кивнул в знак приветствия, но когда она натянула комбинезон и уже планировала откланяться, предложил задержаться на полчаса и выпить с ним кофе.

– Кофе? – Кора знала, что это, но пробовать как-то не доводилось. По-хорошему, ей следовало уйти как можно раньше, но слишком заманчиво было и попробовать этот напиток, и посидеть подольше со штурманом, с тем, для кого она была живой и настоящей. – Никогда не пробовала.

Аид Кронович тихо хмыкнул и повел Кору к портативному синтезатору пищи:

– Никогда не понимал истерик этих любителей натуральной еды, – он загрузил в синтезатор стандартную питательную смесь и открыл меню. – Лично я не в состоянии отличить ни на вид, и на вкус. Состав тоже, по сути, одинаковый.

Синтезатор заработал, и в воздухе разлился божественный аромат. Кора улучила минутку, чтобы разглядеть комнату, в которой они были. Кажется, это была столовая, совмещенная с кухней и кабинетом – справа длинный овальный стол со скатертью и несколько стульев, слева книжный шкаф, как в спальне, настольный компьютер и кресло, а по центру было самое невероятное, что только могла представить себе дочь Деметры.

Окно.

Гигантское окно во всю стену – стекло и сталь по краям, а за ним какие-то тускло мерцающие части их корабля и бескрайняя, бесконечная, невозможная звездная ночь.

– Как красиво, – прошептала Кора, – А вам… вам не страшно? – она развела руками, пытаясь объяснить, почему у Деметры в оранжереях никаких окон нет и в помине, и почему большинство живущих на этом корабле предпочитает иллюзию надежности красоте космоса.

Штурман подошёл к ней с чашкой в руках:

– Здесь не опаснее, чем везде. Никто не знает, что будет с нами через сто сорок лет – долетим ли мы до Селии, или корабль погибнет… может быть, даже завтра. Когда летишь от звёзды к звезде, глупо думать, что сможешь отгородиться от космоса стеной из металла. Но ладно, тут кофе и бутерброды, попробуй с сахаром и со сливками.

Кора попробовала и с сахаром, и со сливками, и просто чёрный, горячий и горький. На бутерброд она посмотрела с опаской, но всё же взяла. Ела медленно, наслаждаясь вкусом.

– А чем ты обычно завтракаешь? – спохватился штурман. – Может, яичницу или…

Кора пожала плечами:

– Синтезатор в оранжереях сломан, из напитков он выдаёт только воду, а питательную смесь может давать только в виде овсяной каши. Последние три месяца, – Кора не стала уточнять, что она в принципе существует только три месяца, – я ем овсяную кашу на завтрак, обед и ужин.

– Какой ужас, – пробормотал штурман, насыпая в кофе две ложечки белого свекольного сахара. – Теперь я понял, почему ты хотела покончить с собой.

Кора развеселилась и принялась рассказывать, что, с точки зрения Деметры, еда должна насыщать организм полезными веществами, а не служить источником удовольствий. Питательная смесь со вкусом овсянки в этом плане ничуть не хуже, чем вылепленный из этой смеси бутерброд. А кофе вообще вредит психике.

– Но это неправда, – резюмировала Кора. – На самом деле психике вредит моя мать.

Аид Кронович пробормотал, что питаться одной овсянкой это чересчур даже для него, и предложил Коре ещё кофе. Она согласилась.

Было так здорово просто сидеть за столом, пить кофе и смотреть на звёзды, мерцающие где-то там, в темноте, за стеклом. Коре захотелось, чтобы этот миг длился вечно – ну, или, хотя бы, до первого дня зимы.

Впрочем, теперь Кора знала, что будет делать до первого дня зимы.

Она будет жить.

Каждый миг.

Глава 2

– Сколько ты тут лежишь, Кора?! – голос Деметры был визгливым и недовольным, и Кора, лениво повернув голову, оторвалась от книги и взглянула на экран наручного компьютера.

– Не ворчи, мам, я давно все сделала, – буркнула она. – Сейчас всего пять часов стандартного времени.

С этими словами Кора снова вытянулась на тёплой трубе оранжерейного отопления и раскрыла книгу в поисках того места, на котором остановилась. К сожалению, Деметра не удовлетворилась ответом – очевидно, она не могла позволить Коре спокойно почитать.

– А что ты читаешь? – спросила она, и девушка молча закрыла книгу и повернула к ней обложкой.

– Достоевский? – поразилась Деметра. – «Преступление и наказание»: Но зачем?.. Зачем тебе…

Кора представила, что Деметра собиралась сказать что-то вроде «ты же не настоящая», и дёрнула уголком рта:

– Не представляю, мам. Увидела эту книгу у одного человека, и мне захотелось узнать, что он в ней нашёл, – Кора не стала пояснять, что у Аида Кроновича были целые шкафы с книгами, бумажными, но не новыми, напечатанными, как эта, на синтезаторе в корабельной библиотеке, а старыми, с твёрдыми обложками.

Тогда, вернувшись от штурмана неделю назад, она первым делом записала в базу данных наручного компьютера названия тех книг, которые смогла вспомнить, и теперь у неё в каюте, прямо на полу, громоздилась целая стопка. За неделю Кора прочитала две книги, и не собиралась останавливаться на достигнутом. Подходил к концу сезон весенней посадки, и у Коры появилось свободное время.

Достоевского она читала со словарём – бестолковые идиоты, напихавшие ей в голову полные знания обо всех животных и растительных организмах, как-то не подумали, что ей придется разбираться с давно исчезнувшими словами прошлого, как филологу. Необходимость то и дело обращаться к словарю мешала Коре полностью погрузиться в книгу, то и дело выдергивала её обратно в оранжерею – впрочем, к середине тома девушка почти не встречала незнакомых слов, и словарь открывала всё реже.