Восходящая бессмертная (ЛП)

— Я заключу с тобой сделку, — внезапно сказал Торн, снова привлекая ее внимание к сложившейся ситуации. — Пока ты пьешь, я отвечаю на любые твои вопросы обо мне, чтобы отвлечь тебя.

Стефани почти объяснила, что она просто задумалась и выпьет кровь без его предложения, но когда она подняла глаза, чтобы сказать это, ее взгляд остановился на его шее, и она проглотила слова. Он явно принял душ. Его волосы были все еще немного влажными, а засохшая кровь, которая была на его горле в последний раз, когда она его видела, исчезла. Но что действительно изменило ее мнение, так это то, что она увидела, что сама рана, похоже, хорошо заживает. Он восстанавливался не так быстро, как бессмертный, но определенно исцелялся быстрее, чем смертный.

Заинтересовавшись этим, она кивнула и сказала: «Хорошо. Почему твоя шея зажила так быстро? И почему кровотечение остановилось так быстро, когда это случилось?»

Выражение лица Торна ясно дало понять, что он не был доволен вопросом, но он придерживался сделки и сказал: «Это таракан во мне».

Стефани моргнула. «Извини. Что?»

Торн поморщился, потом смиренно вздохнул и, обогнув кровать, уселся рядом с ней. Он на мгновение уложил подушку так, чтобы она была подвернута ему под грудь, а затем опустился на нее и положил подбородок на руки, чтобы он мог смотреть на нее, пока говорил. «Жил-был абсолютный ублюдок по имени Дресслер».

Чувствуя, как ее губы дернулись от напевного голоса рассказчика, который он использовал, не говоря уже о его веселом описании своего отца, Стефани наклонила голову к соломинке и начала пить, чтобы скрыть свою реакцию, пока он продолжал.

«Этот жестокий и безразличный ублюдок был совершенно лишен какого-либо сочувствия или совести, и при нормальном ходе событий наверняка попал бы в тюрьму за убийство или что-то в этом роде. Тем не менее, у Дресслера было две вещи: он был красив и невероятно умен. Он также был одержим идеей создания идеального человека, — сухо добавил Торн. «Поэтому он задался целью досконально изучить, идентифицировать последовательности ДНК, ответственные за определенные черты или поведение людей, а затем изолировать и извлечь их. Он хотел создать высшую расу генетически модифицированных людей, используя те участки ДНК для того, что он считал лучшими чертами. Для него это были сила, ум, скорость и т. д. . Ну ты поняла идею.

Стефани кивнула и продолжала сосать соломинку, ожидая продолжения.

«Но однажды он пошел в кино и увидел Человека-паука, и он начал рассматривать возможность использования ДНК животных в сочетании с человеческой, чтобы создать эту высшую расу. Таким образом, он мог бы получить настоящих людей-пауков и даже людей-птиц, а также другие вариации».

Стефани перестала сосать через соломинку и подняла голову, удивленно моргая при упоминании фильма «Человек-паук». «Действительно?»

«Нет.» Торн ухмыльнулся ей, а затем пожал плечами и признался: «Я хотел убедиться, что ты меня слушаешь».

«Я слушаю. . Несмотря на то, что это кажется длинным и извилистым способом объяснить, как твое тело справилось с травмой, я слушаю, — заверила она его язвительным тоном. «Теперь скажи мне, что на самом деле заставило его обратить интерес на ДНК животных».

«Правда в том, что я не знаю. Этого не было ни в одной его записи, и он никогда никому не говорил. По крайней мере, никто не признался. Все, что мы знаем, это то, что, когда он начал работать с человеческой ДНК, он быстро переключился на добавление ДНК животных», — сказал он, пожав плечами.

«Ой. Ладно, продолжай, — пробормотала Стефани и снова начала сосать соломинку.

«В любом случае, к несчастью для Дресслера, хотя генетически модифицировать эмбрионы не запрещено законом, незаконно их имплантировать. На самом деле, я не уверен, было ли законно их имплантировать в то время. Дресслер был на шаг впереди, когда дело дошло до сплайсинга ДНК и тому подобных вещей. Я полагаю, что до 1970-х годов об этом никто не знал, а он начал экспериментировать в конце пятидесятых, начале шестидесятых. Тогда еще не было таких законов.

«Однако, — тяжело продолжал Торн, — он был достаточно глуп, чтобы читать лекции о возможностях этого процесса, и его идеи не были хорошо восприняты его коллегами. Его считали доктором Франкенштейном своего времени, и все до одного избегали его. Его даже выгнали из очень престижного университета, где он был младшим профессором. Не сумев получить другую должность в Англии, Дресслер стал скитаться и в конце концов был принят профессором генетики в университет Венесуэлы».

— Так вот как он оказался в Венесуэле, — пробормотала Стефани. Она думала об этом еще тогда, когда творилась вся эта ситуация на острове.

Торн кивнул. «Правительство там коррумпировано, и он, вероятно, полагал, что все ему сойдет с рук».

— Возможно, — согласилась Стефани.

«Как бы то ни было, — продолжил Торн, — год спустя, во время визита в Англию, он встретил прекрасную и грациозную наследницу Элизабет Солтер».

Стефани улыбнулась через соломинку, услышав его описание матери и нежность в его голосе.

«Зная, сколько власти и защиты дадут ему ее деньги, Дресслер решил заполучить руку Элизабет», — продолжил Торн. «Молодая и наивная Элизабет легко увлеклась романтикой и приключениями, которые он предлагал. Она сбежала с ним, чтобы выйти замуж и жить в Венесуэле, и ее судьба была решена.

— Видишь ли, Дресслер понял, что единственный способ продолжать свои генетические эксперименты — это делать это тайно. Итак, на деньги Элизабет он купил два острова у побережья Венесуэлы — маленький, с прекрасным домиком на нем, где они могли жить, пока на втором строились дом, лаборатории и прочее.

«Поначалу Элизабет казалось, что все в порядке, за исключением того, что ее муж постоянно уезжал на работу». Сделав паузу, Торн взглянул на нее и заметил: «Он едва ли мог быть заботливым, любящим мужем полный рабочий день».

Когда Стефани понимающе кивнула, он продолжил. «Значит, Элизабет скучала по мужу и из-за этого впала в депрессию, по крайней мере, ей так казалось. Но ее дорогой муж на самом деле каждый вечер за ужином накачивал ее наркотиками, чтобы она заснула, чтобы он мог делать ей гормональные уколы без ее ведома».

— Гормональные уколы? — удивленно спросила Стефани.

«Они должны были стимулировать ее яичники, чтобы они производили больше яйцеклеток», — объяснил он. «Без сомнения, они влияли и на ее настроение, конечно, но, поскольку она не знала о них….». Он пожал плечами.

«Она решила, что просто скучает по мужу», — закончила за него Стефани и спросила: «Как он собирал яйцеклетки?»

— Он накачивал ее наркотиками, — просто сказал Торн. «Подсыпал ей пару таблеток в послеобеденный напиток, а затем извлекал яйцеклетки. Затем он снова накачивал гормонами для большего количества яйцеклеток. Он делал это с ней снова и снова в течение первого года их брака».

— Боже мой, — выдохнула Стефани.

Торн мрачно кивнул. «В любом случае, причиной всех этих мучений было то, что он мог создать меня. Ну, не конкретно меня, он хотел создать гибрид с ДНК животного, который, как он решил, должен стать высшим существом». Торн сделал короткую паузу с мрачным выражением лица, а затем сказал ей: «Похоже, у него было несколько неудачных экспериментов. Мне сказали, что лаборатория в подвале того маленького домика на острове, где они жили сначала, была полна банок с матировавшими эмбрионами, которые были не жизнеспособными».

— Он выращивал их в банках? — недоверчиво спросила Стефани.

— Нет, — сказал Торн со слабой улыбкой и покачал головой. «Он оплодотворял яйцеклетки и проделывал с ними свою маленькую операцию по сплайсингу ДНК, а затем подсаживал их моей матери партиями по шесть эмбрионов. Он делал это шесть раз, прежде чем это имело успех. . что ж, успех по его меркам.

«Шесть раз?» — с ужасом спросила Стефани. — Ты имеешь в виду, что твоя мать была беременна шесть раз?

Рот Торна сжался. «И пять выкидышей, а иногда и более одного плода. Всего от трех до четырех месяцев. Отец провел их вскрытие, чтобы увидеть, что пошло не так, затем замариновал их в банках и хранил на полках в своей подвальной лаборатории как трофеи. Затем он корректировал и рекомбинировал ДНК, которую использовал для следующей партии, в надежде на более успешный результат».