Страница 14 из 20
Обойдя ключевой вопрос, Горбачев и Рыжков сосредоточились на том, чтобы покончить со старой «командно-административной системой», при которой все диктовала партия, а Госплан подсчитывал затраты и выгоды. Идея состояла в создании еще невиданной в истории «экономики демократического социализма». Согласно неоленинским идеям Горбачева, контроль над средствами производства должен мотивировать трудящихся и сделать их ответственными за свою продукцию. Но хватит ли этого, чтобы вытащить советский народ из болота коррупции и безразличия к результатам и качеству труда? Равнодушие и скепсис людей беспокоили Горбачева. Он не мог понять, почему в тех секторах советской экономики, где экспериментально вводились самофинансирование и самоуправление, производство не росло, а падало. Советский лидер спорил сам с собой, как бы отвечая невидимым критикам: «Нам с Запада говорят: “В обществе, лишенном страха, никакую реформу вы не проведете”. Ведь у людей нет никакого интереса работать лучше и страха божьего нет. Кое у кого есть амбиции, а у большинства их нет». Он также отмечал, что большинство советских людей привыкли, что государство обеспечивает их минимальные потребности. «В общем, жить можно, можно жить, даже совсем не работая. Это серьезная проблема», – заключал Горбачев[69]. Другие члены Политбюро не знали, что с этим делать. «Плаваем мы все в экономических делах. Госзаказ, контрольные цифры… Науки не хватает», – констатировал Лигачев. Прочитав еще нескольких проектов закона, Горбачев сознался: «Сам до конца не понимаю»[70].
Тем не менее под давлением Горбачева Политбюро одобрило закон. Советский лидер был настроен по-революционному. В мае 1987 года, когда в Политбюро бились над деталями будущей новой экономической системы, Горбачев вдохновенно вещал: «В деле управления мы идем, как эти, которые с мачете, – сквозь заросли джунглей пробираются. Прорубаемся. Все в крови, обдираем кожу, орем друг на друга, но продвигаемся. И свет наконец появляется»[71]. Быть может, Горбачева в этот момент вдохновлял пример Дэвида Ливингстона, пробивавшегося в сердце африканского континента.
Закон о государственных предприятиях, одобренный на специальном пленуме партии, вступил в силу 30 июня 1987 года. Пространный документ из одиннадцати тысяч слов был масштабной попыткой изменить структуру советской экономики после неудачных хрущевских экспериментов тридцатью годами ранее. Фактически «государственные предприятия» получили большую автономию, чем когда-либо с тех пор, как Ленин и большевики захватили власть в России. У предприятий появилась возможность самим экспортировать свои товары, возможность создавать совместные компании с иностранными партнерами и иметь собственный валютный счет. Для Рыжкова целью было как можно теснее связать советскую экономику с мировым рынком, чтобы получать доход в твердой валюте. «Надо, кроме стратегических товаров (нефть и т. п.), разрешить всем продавать на экспорт столько, сколько смогут продать. Неважно, есть дефицит [этих товаров] на внутреннем рынке или нет», – заявил он в Политбюро[72].
Горбачев настаивал на еще большей децентрализации, чем хотел Рыжков. Он уже видел в министерствах, где сидели наиболее грамотные и опытные управленцы, препятствие для инициатив снизу. Ему хотелось идти вперед без промедления, без разведки, реализовать закон немедленно и повсеместно. По его мнению, в прошлом консервативные силы блокировали подобные преобразования на первых, ранних этапах. На Политбюро Горбачев ссылался не только на Ленина, но и на дореволюционного реформатора, царского премьер-министра Сергея Витте: «Витте говорил, что если проводить реформу, то нужно глубоко и быстро». Генсек признавал, что «цены, нормативы, банки – ничего у нас не готово для хозрасчета»: «Нужен ликбез. Дело сложнейшее. Народ привык к иждивенчеству, не умеет и не хочет считать денег. Мы сами не готовы…» Он тут же скомандовал «бомбить и бомбить [старую систему] по всем направлениям… Надо пройти эту школу за 2–3 года нынешней пятилетки»[73].
Закон вступил в действие в январе 1988 года, но его результаты обманули ожидания реформаторов. Он ослабил прежние стабилизаторы и контролирующие механизмы советской экономики, прежде всего – роль партии. Десятилетиями КПСС выполняла функцию контролера на всех уровнях, внутри каждого предприятия, каждой структуры советской экономики. Глава предприятия был членом партии, подчинялся ее дисциплине и утверждался в ЦК КПСС. Теперь руководителей избирали «коллективы» рабочих и служащих, им нельзя было приказать и их нельзя было уволить[74]. В то же время реформа не привела к подлинной либерализации и оживлению экономики. Михаил Бернштам, экономист из Стэнфорда, эмигрировавший в 1970-х годах в США, заключил, что Закон о предприятиях был ошибочной реформой – это была такая децентрализация, которая дезорганизовала существующую экономику, но не стимулировала создание новой, рыночной. «Коллективы» предприятий, управляемые директорами и профсоюзными лидерами, получили контроль над прибылью, но не были заинтересованы инвестировать в новое оборудование, повышать эффективность и качество продукции. Вместо этого директора искали способы обналичить и скрыть прибыль, задобрить «коллективы» более высокими окладами. Многие предприятия предпочитали прекратить выпуск нужных всем потребительских товаров, поскольку государство сохраняло на них низкие цены. Они переключались на перечень более дорогой продукции, на которой можно было сделать большую прибыль[75]. Горбачев и Рыжков между тем так и не поняли, что их реформа ведет не туда. В последующие несколько лет они проблуждают в джунглях советской экономики, так и не найдя выхода.
Реформы Горбачева также разрушили финансовую стабильность, на которой во многом держалось экономическое и политическое единство СССР. До прихода к власти Горбачев плохо разбирался в финансах и не имел представления о том, как формируется советский бюджет. В 1983 году он попросил Андропова разрешить ему ознакомиться с бюджетом, но получил отказ. Знание бюджетных доходов и расходов было со сталинских времен исключительной привилегией генсека. Остальные члены Политбюро пребывали в неведении. Между тем советскую финансовую систему было непросто понять даже опытному специалисту. Это был уникальный продукт огосударствленной экономики и тотальной мобилизации ресурсов в условиях войны и абсолютной политической диктатуры. В Советском Союзе в обращении ходили два вида денег. Первым был «безналичный расчет», сокращенно «безнал» – полностью виртуальная система финансовых расчетов между государством и предприятиями. Все инвестиции, кредиты и другие крупные сделки в советской экономике проходили по безналу. Этот вид денег напоминал эмиссионные векселя и аккредитивы в рыночной экономике, но советский безнал не мог быть обналичен ни при каких обстоятельствах. Вторые деньги существовали в виде наличных денежных знаков, или «нала», – банкноты и монеты, выпущенные Госбанком. Они использовались для выдачи заработной платы, для оплаты потребителями товаров и услуг и, конечно, употреблялись для расчетов и платежей в «теневой экономике» и на черном рынке. Общее количество денежной массы «нала» определялось государственными плановыми органами и строго контролировалось. Ее объем более-менее соотносился с объемом производства и специально рассчитанной стоимостью рабочей силы.
Лишь немногие в Советском Союзе, прежде всего работники Госбанка, понимали, как работает эта не имеющая аналогов система. Между тем она долгие годы обеспечивала макроэкономическую стабильность страны. Советское государство могло тратить миллиарды безналичных денег на финансирование крупных проектов, но при этом инфляция, прежде всего цены на потребительские товары и услуги, оставалась более-менее под госконтролем. Даже в самые тяжелые моменты истории, например во время Второй мировой войны, советская финансовая система выстояла и не рухнула. Именно она смогла обеспечить превращение СССР во вторую военную сверхдержаву, несмотря на то что США обладали неизмеримо большими финансовыми ресурсами.
69
Протокол заседания Политбюро, 12 февраля 1987 года, Личный фонд Черняева, Колледж св. Антония, Оксфорд.
70
Протокол заседания Политбюро, 14 мая 1987 г., В Политбюро ЦК КПСС. С. 184. Дневник Черняева, 5 июля 1987 года. // А. С. Черняев. Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991. С. 313.
71
Протокол заседания Политбюро, 21–22 мая 1987 года, Личный фонд Черняева, Колледж св. Антония, Оксфорд; В Политбюро ЦК КПСС. С. 188–189.
72
Выступление Рыжкова в Политбюро 16 июля 1987 года. В Политбюро ЦК КПСС. С. 209.
73
Рабочие записи Черняева в Политбюро, 11 июня 1987 года. Личный фонд Черняева, Колледж св. Антония, Оксфорд; В Политбюро ЦК КПСС. С.196–197.
74
Пихоя Р. Г. Почему номенклатура не стала защищать Советский Союз. Запись лекции в YouTube https://www.youtube.com/watch?v=SLFov5A_bwc.
75
Анализ взят с сайта http://lexandbusiness.ru/view-article.php?id=4716; Михаил Бернштам в публикации «Могильщики Советского Союза» на сайте https://www.svoboda.org/a/usa-today-belovezhskiye-soglasheniya/28167677.html *.