Страница 24 из 29
Омри Шамаш, кивнул словно именно это и ожидал услышать.
– Необходимо провести опознание, – сказал он. – Поэтому я настоятельно прошу вас прибыть к западным докам как можно скорее.
– Что стало причиной смерти? – быстро спросил Ницан.
– Лиллу, – холодно ответил Шамаш. – Опознание весьма затруднительно, от него мало что осталось. Но мы надеемся на вашу помощь, господин Шульги.
Изображение исчезло. Пилесер уставился на детектива.
– Ну вот, – сказал он обреченно. – Теперь они возьмутся за меня как следует. Мне придется объяснить, почему Цадок исчез, что произошло...
– Не беспокойтесь, – сказал Ницан. – Заключенный между нами контракт позволяет мне присутствовать при опознании. Поедем туда вместе... – он озадаченно покрутил головой. – Лиллу, надо же! Жаль, что у вашего секретаря не было оберега – вроде вашего...
Заняты своими мыслями Шульги непонимающе посмотрел на Ницана.
– Я говорю вот об этом, – детектив указал на один из его браслетов. Браслет был сплетен из двух толстых золотых проволок, между которыми сверкали рубин и смарагд.
– Да, верно... – рассеянно произнес Пилесер Шульги. – Цадок не был традиционалистом...
Опознание прошло так, как того и ожидал Ницан. Иными словами – чисто формально. Полицейские не сомневались в личности человека, ставшего жертвой нападения дьяволицы. Сам детектив, впрочем, тоже полагал, что, скорее всего, именно останки Цадока были найдены в доках. Последнее слово оставалось за Пилесером Шульги. Клиент Ницана, по одному ему известным особенностям – то ли строению рук, то ли ног – подтвердил в присутствии мага-эксперта и следователя Шамаша: да, на столе в прозекторской лаборатории полицейского управления ему предъявили донельзя обезображенное тело именно бывшего секретаря компании.
При этом, правда, Пилесер Шульги был чрезвычайно бледен и сверх необходимого на стол не смотрел. Действительно, то, что обычно оставляет после своей игры лиллу, предназначено для людей с крепкими нервами и богатым опытом. Поскольку ни тем, ни другим миллионер очевидно не обладал, к концу опознания его бледность приобрела зеленоватый оттенок. Выйдя на улицу с помощью частного детектива, он долго глотал свежий воздух и мужественно боролся с тошнотой. Тошнота победила. Голем-водитель, выполнявший заодно функции лакея и оранника, тщательно почистил своего господина, после чего бережно отнес на руках в золотистый лимузин. Ницан некоторое время решал: садиться ли и ему в «рахаб» клиента или отправляться восвояси. Но тут Пилесер Шульги слабым голосом позвал детектива. Ницан сел рядом с миллионером, машина тронулась.
Некоторое время они ехали молча. Потом Ницан сказал:
– Жаль, что нельзя было провести посмертное дознание. С жертвами лиллу некромагия не срабатывает.
– Да... – замороженным голосом произнес Шульги. – Очень жаль... Но что он мог бы нам сказать?
– Например, каковы были мотивы, толкнувшие его на это преступление, – ответил детектив. – Или имена сообщников.
– Вы думаете, у него были сообщники?
Ницан неопределенно пожал плечами.
– Один наверняка, – сказал он. – Я не успел вам рассказать, господин Шульги. Госпожа Ингурсаг показывала мне портрет своего сына. Зуэн и Цадок – не один и тот же человек, они совершенно непохожи друг на друга... – Ницан вспомнил стертые неброские черты погибшего секретаря Шульги и волевое мрачноватое лицо Зуэна.
– Прошло много лет, он мог измениться, – заметил Пилесер Шульги, рассеянно глядя сквозь стекло автомобиля на мелькавшие постройки центра.
Детектив покачал головой.
– Я попробовал экстраполировать черты его лица. Ничего общего. Так что, если позволите, я все-таки продолжу расследование. Должны же мы узнать все до конца. Связь между Зуэном и Цадоком, очевидно, существует – доказательством тому билет из Ир-Лагаша. Но какова она, эта связь? И где в данный момент находится Зуэн?
Машина остановилась у «Дома Шульги». Ницан выбрался наружу, подождал, пока выйдет миллионер. Прежде, чем направиться к ступеням, Пилесер Шульги сказал:
– Я не уверен, что по-прежнему желаю продолжения вашего расследования. Честно говоря, я немного устал от всего этого. Улики, обнаруженные вами в комнате Цадока, прямо указывают на него, как на убийцу. Разве не так?
Ницан нехотя согласился с этим доводом.
– Думаю, я передам их в полицию сегодня же, – Шульги озабоченно посмотрел на часы. – Нет, по всей видимости, уже завтра. Что же до отсутствия схожести между Зуэном и Цадоком, то ведь это, в конце концов, не более, чем гипотеза – я имею в виду участие Зуэна в убийстве. Опять-таки, пусть полицейские свяжутся со своими коллегами в Ир-Лагаше, те отыщут Зуэна, допросят его, – он покачал головой. – Нет, господин Бар-Аба, у меня пропало желание ждать результатов от вашего расследования... – видимо, почувствовав, что последние слова прозвучали почти оскорбительно, он поспешно добавил: – Разумеется, я отдаю должное вашим способностям и тому, что удалось высянить вам. В конце концов, именно вы указали на насильственный характер смерти моего отца.
– Скажите, – спросил вдруг Ницан, по-прежнему глядя в сторону, – а почему ваш отец перед самой смертью изменил завещание? Я слышал, что поначалу вы должны были получить равную долю с вашим кузеном. Разве не так?
Пилесер нахмурился.
– Отец не имел обыкновения делиться со мной своими планами, – ответил он. – Во всяком случае, он сделал это не по моей инициативе, уверяю вас. Просто накануне смерти вызвал адвоката и изменил завещание. Без объяснений – так, во всяком случае, рассказал адвокат. Я бы вполне удолетворился половинным пакетом. К тому же Этана отнюдь не худший компаньон... – миллионер замолчал, видимо, ожидая нового вопроса. Но Ницан ничего не спрашивал, и тогда Пилесер Шульги сказал: – Я не хочу, чтобы вы чувствовали себя обделенным, – он вернулся к машине, извлек из миниатюрного сейфа, встроенного в спинку переднего сидения, небольшой продолговатый сверток. – Это вам, – сказал он. – Оплата за уже совершенное и компенсация в связи с прекращением следствия.
Детектив неохотно взял пакет, оказавшийся достаточно увесистым, пару раз подкинул его на руке.
– Вы все еще не убеждены в моей правоте? – спросил Пилесере Шульги. – Но разве все, за исключением некоторых деталей, не ясно? Разве дальше полиция не разберется с делом сама?
Ницан кивнул.
– Наверное, разберется, – ответил он. – Наверное, я просто устал за последнее время. Всего хорошего, господин Шульги, – он медленно побрел домой. Пилесер Шульги его не останавливал.
Придя домой, Ницан дал волю скверному настроению. Для начала он в очередной раз заключил протестующего Умника в гексаграмму. После чего принялся в полном одиночестве накачиваться пальмовой водкой – на этот раз не фантомной из бесконечных запасов рапаита, а самой что ни на есть настоящей, купленной в ближайшей лавке. Как и следовало ожидать, напиток оказался отвратительным на вкус и коварным по результатам. Для начала в детективе проснулась тщательно подавляемая уверенность в уникальности его вокальных способностей. Причем репертуар для их реализации главным образом состоял почему-то из заупокойных псалмов, исполнявшихся на мелодии фривольных песенок двадцатилетней давности. Нервы соседей не выдержали. В дверь и окна начали колотить. На детектива это ничуть не подействовало. Он быстренько, короткими движениями, заколдовал дверь, так что никто не мог ее открыть снаружи, сам же затянул во все горло: «И в бездну нисходишь с миром», – сопровождаю скорбную песнь жрецов царицы мертвых Эрешкигаль молодецкой барабанной дробью, исполнявшейся судейским жезлом на крышке стола.
Вопли недовольных, призывавших на голову певца-любителя гнев и кары подземных Ануннаков, небесного Мардука и тель-рефаимской полиции, в конце концов, ему надоели.
И одновременно поднявшееся было настроение вновь упало почти до нуля. Он допил остатки мутного горлодера и угрюмо уставился на опустевшую бутылку.