Один в поле...

Ну и, разумеется, я не мог не заглянуть в кузова фур. А вдруг там что-то мне жизненно необходимое? Но, увы. Одна фура оказалась пустой, а во второй… Нет, морально я был готов, что там может оказаться «в грузе» всё что угодно. От упаковок «Вискаса» до памперсов или женских прокладок. Кстати, от памперсов я б не отказался, но — увы. Фура наполовину была заложена небольшими мешками. Килограмм по двадцать. С таблетированой солью. Обычная соль, только почему-то в форме таблеток. Довольно крупных. Размером примерно с таблетку сухого горючего. Что это? Зачем так? Для чего-то же так делают. И можно ли её вообще в пищу принимать? Или, может там какие добавки неприятные? Блин, опять одни вопросы! Один мешочек я, все же, закинул в салон. «На пробу», так сказать. Все по той же хомяковатой жадности. Вот надо мне оно? С магазина обычной солью же нормально затарился. Но нет. Обязательно взять надо!

В общем, уезжал с заправки я опять крайне недовольный собой. Времени и сил потратил просто ужас сколько. И толку — чуть. Ну не за этим я ездил! Блин, как в книжках всё всегда просто! Приехал на заправку за бензином и раз-два. все готово. Уже через полчаса герой выезжает под завязку затаренный именно тем за чем и приезжал. Там осечек не бывает. А тут… Мдя… Не тяну я на «героя»…

Ещё и дети у меня одни без присмотра черт знает сколько времени. Я ж думал «максимум на пару часиков отбегу». А тут… Сперва с этими Рыжиками время потерял. Потом на заправке и вовсе прилип. Как бы чего не произошло без присмотра-то. Дети же. Причем самый шкодный возраст.

Блин, накаркал! Уже подходя к дому услышал изнутри захлебывающийся детский плач. И, уже распахнув наружную дверь и вовсе окаменел на мгновение. На полу в коридоре следы крови! Из кухни в дом. По форме словно следы маленькой, детской ножки! Че-е-рт!…

И тут сквозь плач пробились слова.

— Уди! Уди, у тебя пальси щектусие. Дядя Аик придет, пусть он лесит.

— Что случилось? — у меня получилось не ворваться, а более-менее спокойно войти в дом.

Растерянная Настя пыталась осмотреть ножку Евы, а та не давалась. Рев стоял на весь дом. Андрейка забился в угол и испуганно поглядывал оттуда.

— Ногу порезала она, — словно бы оправдываясь объясняла мне Настя. — Я сама только пришла. Телефон зарядить и вообще. А у них тут вот… Это они сами. Ещё до меня.

— Да не нервничай ты. Я понимаю. Это, скорей, моя вина. Оставил их одних. Ведь чуял же, что не стоит этого делать. Так что случилось-то? Обо что порезалась?

— Они варенье на кухне из шкафчика доставали, там много их стоит, — начала объяснять Настя почему-то покосившись на Андрея, — и, конечно, уронили банку на пол. Трехлитровые банки для них тяжеловаты. Ну и вот… Наступила…

— Шшш… Не плачь. Всё уже закончилось, — проговорил я, оттесняя Настю от Евы. Ооо… А Настя всё-таки молодец. Всё уже приготовила. И бинты, и йод, и зеленку, и перекись водорода достала.

— Больна… — прохныкала малявка.

— Конечно больно, — согласился я, стягивая окровавленный носок и тампоном зажимая порез, а вторым смывая кровь вокруг, — по стеклам если прыгать босиком — всегда потом больно.

— Аааа…

— Не хнычь. Раньше надо было думать. Теперь-то уж чего? Теперь-то уже поздно реветь.

— Больна!

— Ну, больнее чем сейчас тебе уже не будет. А к тому, что есть сейчас, ты же уже почти привыкла?

— Будит! Будит больнее… - хнычет мелкая, чуть ли не с ужасом косясь на приготовленный Настей медицинский арсенал.

— Ааа… — понимающе тяну я, продолжая отмывать ножку. — Да нет, это только выглядит страшно. А на самом деле мы ранку йодом не будем трогать.

— А зеленкой?

— И зеленкой не будем. Мы только помоем ножку хорошо, и забинтуем ее. Йодом мажут царапину если её бинтовать не собираются, чтоб на воздухе подсыхала. А если забинтовывать, то мазать не надо…

Я говорил и говорил. Монотонным голосом. Пытаясь успокоить ребенка. И… вроде получается. Всхлипы слышны всё реже и реже. А я опять вспомнил, про проверенное ранее — "У зайки боли, у собачки боли…", и подул на ножку. И прижав тампон, сделал повязку. И по завершению всех процедур взяв девочку на руки, погладил ее по голове, окончательно успокоив. Она доверчиво уткнулась мне в шею и притихла. Настя, я видел — выскочила на кухню, и чем-то там гремела. То ли убирала остатки злосчастной банки, то ли чего поесть решила приготовить. Я же придерживая девочку повернулся к Андрею.

— Ну-с, сударь. Что вы можете мне сказать? Не реветь! — прикрикнул я, увидав, что перепуганный мальчишка вот-вот разревется, — пока ещё я тебя ни в чём не обвиняю. Вот если заревёшь — точно накажу!

— Она сама… — блин, до чего же у него голосок противный. Плаксивый донельзя.

— Что сама? — спрашиваю его максимально ровным голосом.

— Наступила, — шмыгает носом.

— Возможно, — соглашаюсь я. — Даже, скорее всего — так оно и было. А кто банку уронил?

— Она сама.

— Что, и банка сама упала? Ай-я-яй… И Андрюша тут ни при чём конечно?

— Да.

— Андрей! — Жестко начал я. — Я тебя оставлял за старшего. И, за то что произошло — ты несешь ответственность. Вы никуда не ушли из дома — как я и говорил. За это — спасибо. Тут ты молодец. Но ты вот прямо сейчас пытаешься меня обмануть. И вот это уже плохо. То, что вы без спроса полезли за вареньем — это мелочь. За это я и ругать бы вас даже не стал. Максимум бы, поворчал немного недовольно. И все. Но вот то что произошло — это целиком твоя вина. Ну уронил ты банку. Ну, бывает. Дело житейское. Смети сразу, осколки стекла убери. Чтоб ни ты сам, ни Ева не поранились. Нет, не сделал ничего. И вот — «результат». И что мне с тобой теперь делать?

— Не зна-аа-ю… - все-таки заревел тот. Вот только плач был хорошим, если так можно высказаться. Да, испуганным, но, в то же время, и каким-то облегченным, что ли.

— Ты же понимаешь что виноват?

— Да, — явно пересиливая себя выдавил тот, изрядно меня удивив. Я то думал, он будет упираться до последнего. У детей такое часто. Особенно у таких вот избалованных, как Андрюша. А тут видишь? Мда. Не ожидал. Честно сказу не ожидал. Приятно удивил меня мелкий.

— А вот тут — молодец. Признавать собственные ошибки гораздо сложнее чем даже получать за них заслуженное наказание. Так что я не буду тебя сегодня наказывать. Именно потому, что ты смог признать, что действительно виноват. Это первый твой по настоящему мужской поступок. Молодец…

А вечер на этом не закончился. Но хорошо хоть и неприятных «сюрпризов» больше не было. Наоборот, вечер удался. Пока я возился на кухне (Настя готовить все-таки толком не умела. Ну да понятно. Мала еще) в гости заглянули Рыжики. Оба два. Я их, конечно, приглашал в гости, но сильно сомневался, что они все ж таки решатся прийти сами. Но нет. Пришли таки. Познакомил их с моими малышами и Настеной. Рыжики вели себя тихо. Не то чтобы робели, скорее просто стеснялись. А мои мелкие — наоборот. Андрей важничал, несколько свысока поглядывая на Альку — младшего Рыжика. Хоть тот и был его ровесником. На старшего у него при всем желании свысока посмотреть не получилось бы. А Ева, как маленькая хозяйка — все-всё показывала новичкам. Хвасталась. И дисками-кассетами с мультиками. И горкой во дворе. И вообще всем подряд. Рыжики внимали.

А потом был общий ужин. И, разливая приготовленный мной суп по шести тарелкам, я вспоминал: а когда же я вот так в последний раз обедал? За одним столом, со всей семьей? На Новый Год если только. Да на дни рождения матери если братья появятся. А обычно… Вернусь с работы вечером, перехвачу что-нибудь по быстрому на кухне, и к компу. Мда… А вот так, по домашнему… Чем-то таким пасторальным потянуло. И дети, все без исключения, с огромной охотой ели суп. Оно конечно, в детстве кажется, что вот дай мне волю — буду одними конфетами да пряниками питаться! И газировкой запивать. На деле же, посидев недельку на прянично-конфетной диете они особо остро начинают ценить простую, но ставшую вдруг недоступной еду. Хлеб. Супы… Так что уплетали все за обе щеки.