Страница 10 из 142
Пожилая леди Замбино жила через дорогу от Бенни. Пожилая леди Замбино была итальянкой. Пожилая леди Замбино была очень любопытной. И если бы она знала, что кто-то назвал ее «старушкой Замбино», она бы наняла киллера.
Ей было за восемьдесят, но выглядела она так, словно ей было за пятьдесят. У нее были персиково-рыжие волосы, собранные в пышную прическу, скрепленную позади локонами. Она была подтянутой. Носила джинсы, красивые блузки и туфли на высоких каблуках. Она еженедельно делала маникюр и не обходилась без одного из своих фирменных лаков для ногтей: золотого или винно-красного зимой (ало-красный на Рождество); серебристого или цвета фуксии летом (бледно-розовый на Пасху). Ее лицо всегда было идеально накрашено, и она была образцом — следила за своей кожей, потому что у нее были морщины, но их было немного.
Она ежедневно совершала длительные пешие прогулки в спортивной экипировке, которую многие сказали бы, что ей следует оставить двадцатилетним, но она занималась этим дерьмом, как никто другой.
Она также играла с командой пожилых леди в боулинг в трех разных лигах, и они — эти пожилые леди относились к этой игре серьезно. Если бы был тур для пожилых дам, она была бы чемпионкой. Ее знаменитый мяч был мраморно-черного цвета с ярко-розовыми, золотыми и серебряными прожилками, и она таскала свою задницу и этот двенадцати фунтовый мяч из переулка в переулок без усилий и с большой решимостью.
Если бы она и ее приятельницы по боулингу намеревались удержать меня у Бенни, им бы это удалось.
Другими словами, для меня пришло время действовать экспромтом и разработать другой план.
Итак, я приняла решение.
— Тебя хоть в малейшей степени беспокоит, что я не хочу здесь находиться? Что я не хочу вести с тобой разговор, который ты хочешь? Что я не хочу позволять Терезе сидеть со мной? Не хочу, чтобы твой отец что-то говорил мне, чтобы загладить свою вину? Я просто хочу продолжить свою жизнь после семи не очень замечательных лет, а до этого шесть лет с Винни, которые, как я слишком поздно поняла, не были по-настоящему замечательными, и все это закончилось тем, что я бежала по лесу с женщиной, которую не знала, и грандиозным кровавым финалом с пулей, с изрядным количеством запекшейся крови, которая, к счастью, была не только моя, но, видеть, как Кэл проделывает дыру в голове этого парня, было не весело, хотя я ненавижу этого человека и рада, что он гниет в аду.
— Фрэнки…
Я отрицательно покачала головой.
— Нет, Бен. Я бы очень хотела сесть в твой внедорожник, чтобы ты отвез меня домой, а потом оставил меня в покое. Я думаю, что я довольно ясно все объяснила, нужно было оставить меня в покое еще в ту ночь, когда в меня стреляли, я сказала тебе это открыто. Затем разъяснила это более тонко, надеясь, что ты поймешь, притворяясь спящей каждый раз, когда ты или кто-то из вашей семьи появлялся в больнице. Теперь, когда ты говоришь открыто, я также говорю с тобой открыто. Я не хочу того, чего хочешь ты; я хочу, чтобы меня оставили в покое.
По выражению его лица я должна была догадаться, что мне не слишком сильно понравится то, что последует дальше, скорее будет ударом, но я по глупости не приготовилась.
Поэтому, когда он прошептал:
— Но… ты же семья, детка, — это было ударом.
Потому что это было неправда.
И от этого было больно. Сильно больно.
Эмоциональная боль намного хуже огнестрельного ранения, в этом я уже разбиралась.
Я хотела быть семьей… когда-то. Я была семьей… однажды.
Потом перестала ею быть.
— Семья не отворачивается от семьи в течение семи лет, особенно занимаясь таким дерьмом, когда один из членов семьи теряет мужчину, с которым жила.
Я увидела, как он вздрогнул. Он пытался скрыть, но я увидела.
Он быстро пришел в себя, и его голос стал нежным (и, следовательно, красивым), когда он спросил:
— Так ты знаешь, что делает семья, cara?
— Э-э… да, — огрызнулась я. — Знаю, что делает семья.
— Тогда, где твоя мама?
Я тут же крепко сжала губы.
— Где Энцо-старший? — продолжил он.
Я впилась в него взглядом.
— Где Нат, Кэт, Энцо-младший? Говорил с Синди и девочками на посту медсестер. Ни одного визита. Никого из них.
— Мама во Флориде, — напомнила я ему.
— Детка, в тебя стреляли. Единственное оправдание, которое твоя мать может сказать, не оказавшись у твоей постели после такого дерьма, что она находится, мать твою, на Луне, и НАСА заявило, что ей не получится безопасно вернуться на землю, не сгорев.
— Ты знаешь, Нинетт не из тех мам, которые дежурят у постели больного, — напомнила я ему.
— Я знаю, что ни один из тех людей, которых ты считаешь своей кровной семьей, вообще не относится к типу «дежуривших у больничной постели», заботящихся о своей дочке или сестре. Это не семья, Фрэнки, и это еще раз доказывает мою точку зрения. Ты не знаешь семью. Если бы ты ее знала, то знала бы, что это дерьмо с их стороны неправильное. Черт, твой отец, Нат и Кэт все еще живут в городе, они не притащили свои задницы в больницу, чтобы повидаться с тобой.
— Нат работает по ночам, — указала я. — Днем она отсыпается.
— Она работает официанткой на коктейлях, — ответил Бенни. — Она не врач скорой помощи, который работает в ночную смену и должен спать, потому что, если он так не сделает, на следующий день может совершить ошибку, которая будет стоить кому-то жизни.
Он раздражал меня.
Теперь выводил меня из себя.
— Почему мы говорим об этом? — прошипела я.
— Потому что по какой-то дурацкой причине ты отказываешь себе в том, что хочешь. — Он покачал головой. — Нет, то, что тебе нужно. Я даю тебе, а ты отказываешься протянуть руку и взять это.
— Я пытаюсь донести до твоей тупой головы то, что я этого не хочу, Бенни. Мне это определенно не нужно. Я хочу освободиться.
— Ты врешь, — парировал он.
— Нет. — Мой голос повышался.
Внезапно его лицо оказалось напротив моего лица, и все, что я могла чувствовать, был запаха его лосьона после бритья, все, что могла видеть, были его глаза.
— Так ты говоришь, если бы я поцеловал тебя прямо сейчас, ты этого не хочешь?
Я перестала дышать.
Хорошее было в этой ситуации то, что теперь у меня появилось подтверждение того, о чем собирается со мной поговорить Бен. Я догадывалась, теперь же знала.
Это было совсем чуть-чуть, но хорошо.
Чуть-чуть.
— Я девушка твоего брата, — напомнила я ему.
— Ты была девушкой Винни, — немедленно возразил он. — Теперь ты просто Фрэнки.
— Если ты думаешь, что он всегда не будет стоять между нами — история неприязни, за которую твоя семья цеплялась в течение семи лет, и дерьмо, которое они взваливали на мои плечи годами раньше, не будет стоять между мной и ними — ты не прав.
— Я думаю, если мы попробуем, мы оба дойдем до того момента, когда вспомним, что любили Винни, и это будет все, что мы вспомним о Винни. Но мы столкнемся с дерьмом, которое будет неловким и некомфортным, но справимся с ним и в конце концов добьемся своего.
— Ты так уверен? — ехидно спросила я.
— Да, — твердо ответил он.
— И почему ты так уверен, Бен? А? Скажи.
— Потому что, если бы я не потратил впустую семь чертовых лет, вот где мы были бы сейчас, если бы я, наконец, вытащил голову из задницы и сделал свой ход тогда. Вместо того, чтобы сидеть на этой кровати и спорить с тобой о том, куда нам следует пойти, я бы сделал с тобой что-нибудь еще в этой кровати, пока наши дети были дома у мамы, громя ее дом.
Его слова задели меня так сильно, что я почувствовала себя опасно хорошо, поэтому сделала болезненный вдох. Но Бенни еще не закончил.
— Если бы я тогда это сделал, нам пришлось бы жить с Винни, зная, что я украл его женщину. То есть до тех пор, пока его не замочили.
Слово «Что?» вырвалось у меня с придыханием.
— Франческа, ты предоставила мне полторы недели на обдумывание всего этого дерьма, и у меня все прояснилось. Стало ясно, что в ту минуту, когда Винни стал состоявшимся мужчиной, ты его потеряла. Я потерял его. Моя семья его потеряла. Он перестал быть нашим, а стал Сэла. Скажи, что тот путь, который он выбрал, думаешь, не закончился бы его смертью. Как думаешь, мама позволила бы такому мужчине сидеть за нашим семейном столом на рождественском ужине? — Он снова отрицательно покачал головой. — Ни за что, мать твою. Мама и папа упрямые. Они цеплялись за надежду. Но все пошло наперекосяк, и он двигался, выбрав этот путь, прямиком к тому, чтобы его отвергла семья, он стал мертвым для них в другом смысле, и ты это знаешь.