Одержимость

Ну, и потом оказалось то, что оказалось. Юрий Петрович познакомился с Керубино, то есть — тьфу ты (Гордеев поморщился и отставил чашку) — с Матвеем Рубиновым. Парикмахер был действительно вполне приятным молодым человеком. Только чокнутым.

Матвей Рубинов на полном серьезе намеревался отсудить у российского космического агентства кругленькую сумму с пятью нулями, а главное, он почему-то слепо уверовал, что, как только космическое агентство вступит с ним в переговоры, человечки (то ли зелененькие, то ли синенькие, Гордеев этого до конца так и не понял) сразу от него отстанут.

Впрочем, определенная логика у этой паранойи была. Если допустить (ха!), что человечков действительно засылают из космического агентства, то оно, агентство, чтобы не платить не пойми кому сумасшедшие бабки, тут же сделает вид, что понятия ни о чем не имеет, и человечков своих отзовет. Либо не отзовет, а заинтересуется данным феноменом (если, конечно, они еще до сих пор не в курсе) и возьмет Керубино под свою опеку, а распоясавшихся зеленых поможет вернуть в рамки приличия. Либо Керубино, то есть Рубинов, сделает тем временем видеосъемку, доказательства будут налицо, и тогда…

Господи, ну что за бред!

Гордеев выплеснул остывший чай в цветочный горшок и сварил себе кофе. Легче не стало. На столе лежал чистый бланк искового заявления, но рука не поднималась вписать в него хоть слово.

Он прекрасно понимал, что, едва составит официальную бумагу, его репутация здорово пошатнется. Стоит дать делу ход, и в него начнут тыкать пальцами коллеги, за него возьмется пресса, за спиной у него будут хихикать и украдкой крутить пальцем у виска. И хорошо еще, если на этом неприятности закончатся. Нет, он не трусил в прямом широком смысле этого слова. Он был готов защищать интересы клиента, сколь бы странными они ни казались. Но только в том случае, если сам верил в то, что защищает. А в данном случае в человечков он не верил. Не верил, несмотря на то что рассказы Керубино были живыми и конкретными.

Однако же и бросить клиента он тоже не мог.

Оставалось тянуть время и надеяться, что все разрешится само собой.

Опять же, могущественный деятель шоу-бизнеса заверил, что Керубино абсолютно здоров. И физически, и психически. Ну, последнее-то он наверняка знать не мог… А пока что приходилось хотя бы формально отрабатывать защиту клиента — Гордеев собирал сведения о космическом агентстве, а также приставил к Рубинову оперативника из «Глории» — Колю Щербака. Щербак, поездив за парикмахером несколько дней, пришел к тому же выводу, что и адвокат: парень не в себе, слежки ни за ним, ни за его квартирой никто не ведет, посторонних рядом с ним не замечено. И Гордеев, удовлетворенный собранным материалом, сказал Щербаку, что опеку можно прекратить.

Опеку прекратить и тянуть время… Но сколько можно его тянуть? В общем, Гордеев понимал, что «попал», и достойного выхода из положения не просматривалось.

Когда он на днях обмолвился о своем клиенте Александру Борисовичу Турецкому, тот долго и безудержно гоготал. До икоты, до слез. Конечно, самому Турецкому небось никогда не приходилось попадать в подобные «задницы». Чем хороша Генпрокуратура — туда с такими бреднями не сунешься, не то что к адвокату. Адвокат — он как священник: свалил свои проблемы на его плечи, и можешь расслабиться. Только у священника есть безотказный метод: помолился, передал «докладную» в высшую инстанцию и — забыл. А адвокат? Вот пошел посоветоваться со старшим и мудрым товарищем, и что из этого вышло? Добрый Александр Борисович посоветовал: пошли этого шизика подальше или найди ему хорошего психиатра.

А может быть, действительно найти психиатра или хотя бы психолога, провести сеанс гипноза Рубинову? По крайней мере, точно выяснится, галлюцинации у него или на самом деле существует некое зеленое человечество, которое отлавливает земных индивидуумов нетрадиционной сексуальной ориентации и подвергает их бесчеловечным экспериментам.

Турецкий сидел в своем кабинете и тупо слушал радио. Обычно в рабочее время он этого не делал, современные укв-радиостанции с их бесконечной рекламой между музыкальными номерами и сводками новостей, как правило, действовали на него угнетающе и не позволяли ни расслабиться, ни сконцентрироваться. Впрочем, последнее время на Александра Борисовича все так действовало. Радио между тем сообщало:

«В Оттаве прошел чемпионат мира по игре SSP, эта аббревиатура расшифровывается просто: stone, scissors, paper, то есть, как вы понимаете, речь идет об игре, известной у нас под тем же названием — „Камень, ножницы, бумага“. На кону, помимо титула, было 18 000 долларов, за которые боролись около тысячи асов этой детской игры из многих стран мира. Этот турнир уже имеет трехлетнюю историю и неизменно привлекает публику. Организаторы турнира засвидетельствовали очевидный прогресс в развитии этого „вида спорта“, зародившегося много тысяч лет назад для решения различных споров и проверки реакции оппонента, а ныне популярного в основном среди маленьких детей. Невозможно точно сказать, когда зародилась эта игра. Ее следы есть во многих древних культурах мира, несмотря на то что ножницы были изобретены в Италии всего 500 лет назад. Есть мнение, что до этого бросок „ножницы“ назывался „лезвия“ и эта игра гораздо старше. Сами участники соревнований утверждают, что для победы нужна тонкая стратегия. В частности, нужно „заговаривать зубы“ сопернику и периодически сбивать его с толку. Капитан английской сборной Джон Патерсон сказал, что эта игра не менее драматична и увлекательна, чем, например, регби: у нее есть две стороны, во-первых, необходима быстрота реакции, во-вторых, нужно быть очень хорошим психологом, чтобы читать на лице противника его будущие ходы. А победителем нынешнего турнира стал никому доселе не известный Йон Смит из Чикаго. За свою победу он получил 12 000 долларов, которые тут же пожертвовал…»

— На фига попу гармонь? — вслух спросил Турецкий сам себя. — На фига, спрашивается, мне это надо? — И выключил приемник.

Александр Борисович был не в духе. Причиной тому являлось странное поведение его жены. Образцовая мать семейства и прекрасный учитель музыки вела себя совершенно не свойственным ей образом уже несколько недель. Во-первых, после работы она не торопилась домой, как обычно, а застревала то в своей музыкальной школе, где у нее в последнее время, как по заказу, образовались какие-то педсоветы и встречи с родителями, а то и вовсе пропадала в гостях у своих многочисленных подруг. Во-вторых, мобильный телефон, который в буквальном смысле всучил ей Александр Борисович, Ирина Генриховна в таких случаях отключала, и это раздражало его больше всего. Турецкий вообще не представлял себе, как взрослый человек, накрепко интегрированный в этот сумасшедший город, может обходиться без сиюминутной связи со всеми на свете. Но Ирина Генриховна, кажется, чувствовала себя вполне комфортно. И кто — его жена, которая сама всю жизнь и каждую минуту беспокоилась за своих близких! Теперь вдруг она стала какой-то плавной и даже, как сказал бы крупный специалист по йоге Денис Грязнов, медитативной.