Беда на высоких каблуках

Брэнди не заметила, как оказалась на ногах.

Она не могла это допустить. Мысль о том, что Роберто погибнет, что она никогда его не увидит и что в памяти людей он останется лишь известным преступником, которого застрелила полиция, была ей ненавистна.

Да, можно было ненавидеть Роберто, но она и любила его тоже.

– Проклятие! – прошептала Брэнди. Она пробежала остальную часть графика.

В нем значилось, что бриллиант должен быть доставлен Моссимо в «Собачью голову» в течение часа сорока пяти минут. Если бы она успела перехватить Роберто, может быть, ей удалось бы заставить его сдать бриллиант полиции. Конечно, ему придется признаться в преступлении, но в этом случае суд будет к нему снисходителен.

Роберто должен сдать бриллиант, даже если ей придется заставить его сделать это под дулом пистолета.

Брэнди выдвинула ящик письменного стола и достала пистолет.

«Целься в самую крупную часть…» – вспомнила она слова Роберто.

Она будет целиться в его глупую голову.

Но времени оставалось не много.

Брэнди подошла к окну и заглянула на улицу. Парни Фоссера были уже там, ожидая, когда она выйдет. Хуже того, там были следившие за ними агенты ФБР. Нужно было каким-то образом отделаться от Джозефа с Тайлером. Но конспиратор из нее был неважный.

Брэнди взяла телефон и позвонила человеку, на которого она всегда могла положиться.

На фоне смеха и музыки она услышала голос матери.

– Тиффани?

– Привет, дорогая, у тебя все хорошо? – Чувствовалось, что внимание Тиффапи чем-то занято.

– Не совсем.

На глазах Брэнди навернулись слезы.

– Что случилось? – Теперь внимание Тиффани было полностью отдано дочери.

– Мамочка, мне нужна твоя помощь.

Глава 26

– Дорогая! – Тиффани в длинном черном пальто влетела в апартаменты. Ее светлые волосы были спрятаны под пушистой шапкой, лицо закрыто солнцезащитными очками. – Я не могу поверить, что Роберто так обошелся с тобой. Это возмутительно! – Она заключила Брэнди в объятия.

– Он у меня еще пожалеет, – пообещала Брэнди. Она включила телевизор и настроила на местный канал.

В новостях пока ничего не сообщалось. Значит, Роберто был еще жив.

Ну что ж, она заставит его пожалеть и об этом тоже. Тиффани тащила за собой чемодан на колесиках.

– Ты привезла вещи? – спросила Брэнди, жестом показывая на чемодан.

– Да, – ответила Тиффани и посмотрела на дочь. – А ты замечательно справилась с макияжем и волосами. Ты так удачно все придумала, Брэнди. Я очень рада, что ты подключила меня к этому плану!

– Никто другой его, наверное, не смог бы понять, – сказала Брэнди.

Тиффани так и не сняла солнцезащитные очки, и это было странно, потому что сама она считала, что человек должен соблюдать основные правила приличия – снимать в помещении головной убор и темные очки. Хотя очки способствовали ее маскировке, сейчас, в темное время суток, они были ей не нужны.

Тиффани сняла пальто и швырнула его на кресло. Затем присела на корточки возле чемодана и откинула пряжки замочков.

– Ты просила, чтобы я привезла что-нибудь подходящее для маскировки, но, дорогая, когда я подбирала одежду, я исходила из соображений удобства и элегантности.

– Хорошо, мамочка. По мне, что бы ты ни привезла, все будет прекрасно. – Брэнди опустилась рядом с матерью.

Тиффани достала из чемодана шерстяные шоколадного цвета широкие брюки от Калвина Кляйна, в тон им кашемировый свитер и коричневые туфельки на шпильке.

– Это лучшее, что я могла выбрать, – с озабоченным видом сказала она. – Правда, такие каблуки носили в прошлом сезоне, но это мои любимые туфли. К тому же, я считаю, они выглядят такими боевитыми. Ты не находишь?

– Все правильно, мамочка. Одно я знаю твердо – может, я не смогу в них бегать, но бег и так не мой конек. Однако если что-то у меня хорошо получается, так это прохаживаться на каблуках и улыбаться мужчинам – они сразу теряют рассудок. А сейчас я как никогда нуждаюсь в любом пополнении своего арсенала, чтобы успешно завершить операцию с бриллиантом и не сесть в тюрьму. – Брэнди ухмыльнулась, ожидая, что мать оценит ее решительный настрой.

– Конечно, ты с этим справишься, – сказала Тиффани, но у нее задрожали губы.

– Ты сломала ноготь?

– Нет. – У Тиффани перехватило дыхание. У нее тряслись пальцы, когда она убирала волосы с лица. – Зачем тебе думать об этом?

– Мамочка, – Брэнди осторожно сняла с нее темные очки, – что случилось?

– Со мной? – сказала Тиффани. – Ничего! В данный момент я беспокоюсь о тебе. – Однако глаза ее говорили о другом.

Руководствуясь собственным опытом, Брэнди вдруг пришла к логическому выводу:

– Ты плакала? Тебя чем-то расстроил дядя Чарлз?

– Чарлз?! Нет! Матерь Божия, это лучший человек в мире… – Тиффаыи слегка задыхалась от волнения. – Это просто оттого, что ты… ты…

– Я? Что я сделала? – Брэнди была озадачена.

– Ты ничего не сделала! Просто… ты никогда меня так не называла. Со времени моего развода… ты всегда говорила мне Тиффани или мама.

– Но ты и есть моя мама, – недоумевала Брэнди.

– Да, но этим вечером ты еще попросила у меня помощи. О, дорогая, ты никогда не обращалась ко мне за помощью с того дня, как твой папа объявил о разводе. – Тиффани зашмыгала носом. – Ты всегда относилась ко мне так, будто я какая-то слабоумная.

– Я никогда не считала тебя слабоумной, – сказала Брэнди, однако как-то вдруг засуетилась от неловкости. Нет, она не считала мать слабоумной, но ей казалось, что Тиффани никогда не думала ни о чем другом, кроме как о мужчинах и украшениях.

– Сегодня вечером ты назвала меня мамочкой.

Бренди снова поднялась с пола. Мама или мамочка?

Так вот откуда тот легкий сумрак в ее глазах! Или она просто это себе внушала, но в действительности – нет, потому что умом понимала разницу. Мамочка – это был глас невинного любящего ребенка, мама – слово критически настроенной девочки-подростка.

– Я не думала, что тебя это волнует, – сказала Брэнди.

– Я знаю, – поспешила заверить ее Тиффани. – Конечно, как глава семьи, я не очень хорошо справлялась со своими обязанностями. Но порой я возвращалась в мечтах к тем далеким дням, когда тебе было десять и ты прибегала ко мне со своими заботами. Как будто я могла что-то уладить! Ты была такая милая маленькая девочка!

– Но не такая милая, когда подросла, да?

Брэнди помнила свое разочарование, когда ее мать переходила с одной работы на другую и доход семьи падал все ниже и ниже. Она помнила также свое высокомерное отношение к Тиффани. Какой же высокомерной она была все это время!

– Я оказалась неспособной к работе, – сказала Тиффани. – Я это понимаю. Но мне всегда хотелось добиться успеха, чтобы ты мной гордилась. И я мечтала, что однажды ты вспомнишь, как в детстве ты любила меня, и снова станешь называть мамочкой.

– О Боже! – Слышать откровение матери, видеть ее волнение для Брэнди было подобно хлесткой пощечине. – Наверное, я становлюсь похожей на отца.

А еще дала ему бой! Но, как выясняется, сама стала имитацией человека, которого презирала больше всего в жизни. За что? За то, что он был бесчувственным. За то, что не знал сострадания.

– Нет, ты не такая! Я не имела это в виду. О, дорогая, мне не следовало начинать этот разговор. Я знала, что все испорчу.

– Ты ничего не испортила, мама.

Брэнди хотела успокоить мать и уже было положила руку ей на спину, но потом остановилась. Долгое время она почти не прикасалась к ней. Разделявшая их стена казалась слишком высокой, чтобы ее преодолеть. Но это так напоминало Брэнди ее отца. Он тоже ни к кому не прикасался. И его ни с кем ничто не связывало. Брэнди не могла позволить себе уподобляться ему.

Она вдохнула поглубже и обняла мать за плечи.

– Дело во мне самой.

– Нет, ты не смеешь так говорить! – Тиффани коснулась ее щеки. – Ты просто замечательная девочка! Ты борешься за свое место в этом мире, где привыкли думать, что красивые девушки глупы. Я так горжусь тобой, Брэнди. Ты такая же умная, как твой отец, но ты еще и хороший человек. Я так долго ждала твоего одобрения.