Недостойный сын

— Да оба хороши… — не стал идти он на конфликт. — Что теперь дальше делать? Я нарушил волю богов и рассказал часть настоящей правды Литарии, а про тебя и говорить не приходится — одной ногой на помосте палача стоишь. Я, конечно, помогу, но тут… Слушай! Пока ещё тебя здесь за Ладомолиуса держат, прикажи чего-нибудь крепкого выпить принести. Сейчас настроение напиться похлеще, чем у хиргового мерта, перед службой которому жрецы Хирга Двуликого часто совершают обряды в нетрезвом виде, что приветствуется богом обмана и сумасшествия.

Я свистнул стоящему неподалёку Патлоку Болтуну, и он быстро «метнулся кабанчиком» на кухню.

Продолжили разговор уже за накрытым столом.

— Ну, по моему мнению, — обратился я к присмеру после пары быстрых молчаливых рюмок, — с Вами-то всё довольно просто. По хорошему счёту не растрепали Литарии обо мне, а всего лишь подтвердили её догадки. Боги — не боги, а деваться Вам было некуда!

— Вот и я пришёл к тому же выводу, — кивнул мне Жанир. — Тебя тоже на плаху не потащат, если Лита не взбунтуется… Она может! Но надеюсь на её благоразумие, которого на сотню политиков хватит.

— Зря её одну оставили.

— Нет. Пусть горе понянчит, как матери полагается. Даже я, достаточно привычный человек, и то был раздавлен, узнав о переселении душ, а ей совсем тяжко. Лишние были бы… Ты — особенно. Не забывай, что она ещё не только мать, но и совсем не последняя ридганда, поэтому должна справиться и начать думать, как уберечь род. На это и надежда. Будет спрашивать о прошлой жизни — молчи. Нечего другим знать про твой мир и его вещи, не нашими богами навеянные. Ты Ликкарт — этого достаточно. Ссылайся в разговорах с Литарией, что многое забыл — вытеснила память этого тела. Получается почти то же самое, что раньше врали, но наоборот.

— Вряд ли поверит. Вон, как нас за сутки рассекретила!

— Будет невмоготу — ссылайся на меня и всех богов. До сегодняшнего дня она их очень уважала.

— А с Венцимом что?

— А ничего! С мужем пусть жена разбирается. Как скажет — так себя вести и будешь с ним. Наливай ещё по одной и хватит — день ещё не закончился.

Уже на небе появились первые звёзды и потянуло морской свежестью, когда нас с дядюшкой Жаниром позвал в дом слуга. Всё тот же кабинет и Литария. Держится спокойно и явно истерить не собирается, только стойкий запах камфоры, мяты и мускуса говорит о том, что не одной силой воли успокоила себя ридганда, но ещё и чем-то похожим на валерианку. Глаза красные, тёмные мешки под ними… Ощущение, что за один день постарела на десяток лет. Много и долго плакала. Понять можно…

— Садитесь, — отвернувшись к окну при нашем появлении, безэмоционально сказала женщина. — Чего вы от меня хотите?

— Ты неправильно ставишь вопрос, Лита.

— Для Вас, присмер, теперь только Литария! — обозначила она своё отношение к Жаниру, показывая, что он теперь чужой для неё человек.

— Вы, ридганда Литария, неправильно ставите вопрос. Что Вам теперь от нас надо?

— Мне? Ничего!

— Неверный ответ! Есть наследник рода Ликкарт Ладомолиус. Отпустите его или примите в семью, чьи интересы по праву рождения он скоро будет представлять? Есть, конечно, вариант заявить во всеуслышание, что Ликк самозванец…

— Нет! — жёстко ответила Литария. — Я даже Венциму говорить об этом не буду! Иначе он соберёт всех своих вояк, потом разнесёт твой поганый храм и двинется на дворец, где и сложит голову! Я люблю мужа и семью, чтобы так их подставлять под топор палача!

— Мудрое решение, — кивнул присмер. — Но на дворец идти не стоит — канган Звейницилл не в курсе событий. Только трое в этой комнате знают истину.

— Даже так? — грустно хмыкнула она. — Какая чудовищная ложь… Что ещё неправда?

— Твой сын не раскаялся и готовил, пользуясь Ирисией, настоящий переворот, вступив в банду Теней Бесцветного, которым хотел отдать власть над Свободным Вертунгом взамен на высокое положение в их организации. Теперь нам это и приходится расхлёбывать. Так что сына ты потеряла раньше, чем он погиб.

— Да… Я думала сегодня об этом… И про твои слова насчёт вины. Но знаешь, что самое мерзкое? Ты! — внезапно повернувшись, выставила она указательный палец в мою сторону. — Ты, самозванец, притворявшийся сыном! Ты, знающий, что его нет, но издевавшийся над нами, играя чувствами родителей! А мы ведь были счастливы возвращению Ликка домой! Мы благодарили всех богов, не зная, что рядом с нами выкормыш только одного — Двуликого Хирга! Вчерашнее блаженство оказалось вонючими помоями, которые ничем не смыть!

— Так и не смывайте, ри Литария, — как можно спокойнее отвечаю ей, еле сдерживаясь, чтобы не начать яростно убеждать в своей невиновности. — Знаете почему? Потому что никакой грязи не было. Моя душа и тело Ликка соединились, и я искренне считал… даже сейчас считаю вас с Венцимом родителями, а Сарнию — сестрой.

— Не приближайся к ней, чудовище!

— Не собираюсь. Когда она по Вашей просьбе навестила меня в тюрьме, то сказала то же самое, и я дал обещание этого не делать. Точнее, она просила не меня, а своего родного брата, которого родным уже не считала. Можете спросить у неё и подумать, насколько велика пропасть между Вашими желаниями и правдой. И клянчить Вашу любовь, притворяясь, не собираюсь — достаточно того, что сам люблю Вас.

— Теперь мне наплевать. Живи, как хочешь, и если твоя шкура принесёт пользу Свободному Вертунгу и роду Ладомолиусов, то, так и быть, на людях буду играть роль любящей мамочки, но в остальное время мне на глаза не попадайся.

— «Шкура» не моя, а ваша — ридганская, но в остальном — как скажете.

— Пошёл вон и не шляйся один по поместью! Я не знаю, что ты за человек и рисковать не собираюсь! А Вы, Ваше Безгрешие, можете возвращаться к своим делам. Надеюсь увидеть Вас не раньше следующего праздника, на котором услышу очередную проповедь из Ваших уст о верности и чести. Хотя… Вряд ли услышу — буду стоять очень далеко! — уничижительно посмотрела она на нас с Жаниром и повелительно дёрнула рукой, явно выпроваживая из комнаты.

Присмер Даркана Вершителя трясся в своей карете, размышляя о сегодняшнем дне. Пусть всё пошло наперекосяк, но могло бы быть намного хуже. Литария хоть и не в себе от горя и гнева, только держится хорошо, не давая чувствам победить разум. Должна скоро немного успокоиться, и тогда нужно обязательно поговорить с ней ещё раз.

Напротив сидит Патлок Болтун, ёрзает на скамейке каретного диванчика, мешая сосредоточиться.

— Перестань ты уже! — нервно осадил его присмер. — Тебе что? Муравьёв в штаны напихали?!

— Простите, Ваш Безгрешие! — отвечает слуга. — В штанах, слава богам, всё отлично и без муравьёв! Надеюсь, ещё не один десяточек лет так будет! Тута другое… Вы с ри Ликкартом в дом значится, а мы с Пиратом на улице, значится… Он же ж без ри Ликкарта, значится… Долго не может, значится…

— Да говори ты нормально! Не мямли! — рявкнул Жанир, растеряв последние остатки терпения от такого вступления.

— Так я и не мямлю, Ваш Безгрешие! Он в дом рванул… Пират, значится… Ой! Молчу-молчу! А я за ним. Схватил ужо у дверей ри Литарии собаку эту непослушную. А вы все там говорили очень громко — почти ухо к замочной скважине и не приставлял…

— И? — после секундной паузы, недобро спросил присмер.

— И ничегось нового не услышал. То, что этот Ладомолиус не совсем Ладомолиус уже давно понял — не дурень-то, чай. Я к тому, что ежели чегось — обращайтеся смело, ежели ни к кому обратиться нельзя будет.

— Запомни, Болтун! Всё это по воле богов! Услышит кто тайну — будет тебе самый суровый суд у Даркана Вершителя!

— Так понимаю прекрасно! Тем более, обращайтеся! Воля ж богов она такая, что даже Ваш присмерский хребет переломить тяжестью может! А я подмогну: чуток с него ношу скину, если какой приказ Ваш будет — глядишь, и дотащите! Вот помню, посудомойки Брудильды своячница — не та, что у Средних ворот торгует, а что в девках засиделась, однажды пошла в порт, принарядившись. Там серты — купцы саранданские прибыли, и кто-то этой дуре наплёл, что у них под халатами мужское достоинство с руку величиной, а у некоторых — два и оба разные…