Страница 1 из 10
Прораб и Светлана
- Не пройти там, прораб!
- Нужно!
- Сопка вплотную к воде подходит!
- Нужно!
- Кедры в пять обхватов!
- Нужно!
Бульдозерист Жора Серегин тяжело облокотился на свежеструганый пихтовый стол и посмотрел поверх головы прораба в маленькое окошко, натертое солью, чтобы не замерзало. Прораб хотел даже из своей клетушки видеть, что происходило на строительной площадке.
Жора достал кисет и спросил:
- Бумага есть?
Прораб подвинул ему газетный лист. Серегин свернул козью ножку, закурил. Хмыкнул под нос и сказал:
- Упрямый ты, Виталь Николаич!
Прораб ответил ему улыбкой.
- Человек - что вареное яйцо. Всмятку сварен - чуть наклони, растечется. Вкрутую - хоть юлой юли, целым останется. Так?
- Так!
- Сегодня пробьешь дорогу?
- Не знаю. Там камень да лед.
- А ты не торопясь. Я тебе десять часов даю.
- Не знаю, - снова повторил Серегин.
- Ну, будь здоров!
Бульдозерист ушел. Прораб посмотрел в окно. Путеукладчик, размахивая своей стальной шеей, осторожно опускал на мерзлую насыпь заиндевевшие на морозе рельсы.
Зазвонил телефон. Прораб снял трубку и спросил коротко:
-Ну?
Звонили из города, из управления строительством железной дороги.
- Лесосеку найди хоть из-под земли!
- Лес гнилой.
- Нужно!
- Снег рыхлый, к хорошему лесу на бульдозерах не пробьешься.
- Нужно!
- Людей мало, все на укладке пути!
Линия была забита шумами, и прорабу приходилось орать, чтобы его услыхали в городе.
- Нужно! Точка! Выполняй!
Над тайгой рождалось утро. Прораб стал на лыжи и пошел в тайгу. Лыжня петляла вдоль по выемке, потом поднималась на Томь и здесь около проруби исчезала.
- Здоров, прораб! - закричал Андрей Васильевич, лесничий. Он шел наперерез, через реку.
- Здоров, ель да палка!
- Что свет вчера пережгли?
- Ну...
- Техники тоже мне!
- Вы сами виноваты. Провели свет, а вы давай плитки жечь. Совесть-то в людях есть?
- Какая в людях совесть! - засмеялся лесничий и спросил: - Ружье-то зачем взял?
- А медведь?
- Стрелять умеешь?
- Кидай шапку.
- Так и дурак сумеет! А ты в шапку на голове попади.
- Что я тебе, Уленшпигель, что ли?
- У того другая фамилия, кто шапку на голове простреливал, - подумав, ответил лесничий и спросил: - Библиотеку скоро построишь?
- Тебя все равно не пущу. Махрой продымишь.
- Гордый стал, как из палатки в дом переехал! Махры испугался?
Лесничий засмеялся, но прораб уже не слыхал, что тот говорил. Подул ветер и залепил уши мокрым холодом. Начинался буран. Прораб посмотрел на восток, раздумывая, стоит ли идти. Покачал головой и пошел.
Небо, только полчаса как ставшее светлым, снова потемнело, пригнулось к земле.
Прораб торопился подняться на сопку до того, как буран разыграется по-настоящему. Он обернулся и посмотрел на поселок: ничего не было видно, все потонуло в снежной пелене. Прораб уходил все выше в сопки. И чем дальше уходил он, тем тише становился ветер, но небо и здесь было низкое и нахмуренное.
Только к полудню прораб нашел хорошую лесосеку, расположенную на пологом склоне сопки, километрах в десяти от поселка. Здесь он решил отдохнуть. Развел костер, обогрел руки, достал из кармана колбасу и, нанизав ее на прутик, сунул в огонь.
Потом разломил кусок мерзлого хлеба и начал обедать, перебрасывая шипящую, обуглившуюся колбаску с руки на руку. Костер уходил все глубже в снег, словно ведро в колодец. Буран стихал, небо светлело. Прораб закидал костер снегом и через час был у себя в комнате. Его ждали.
- Как быть с насыпью, прораб? Экскаваторщик Антон Силин говорит, что около Синего лога грунт топкий, летом развезет, рельсы смоет.
- Он что, сквозь землю видит?
- Кто его знает! У него глаз соболий, с искрой.
Прораб усмехнулся:
- Тогда пошли!
Он вернулся от экскаваторщиков, когда начинало темнеть. В комнате было жарко натоплено. Ветер швырял в окна пригоршни снега, и слышалось, как за стеклом будто кто-то водил горячим утюгом по мокрой тряпке. Прораб усмехнулся, подумав о том, как давно он не гладил своих брюк. На коленях они вспузырились, словно у старика. Прораб потрогал колени, усмехнулся и включил свет.
Рядом со столом на раскладушке сидела Светлана. Прораб закрыл глаза, испугавшись. Он подумал, что это галлюцинация. Ведь Светлана далеко отсюда, в городе! Так зачем же кто-то похожий на нее сидит на его неубранной раскладушке?
Зачем женщина в таежном поселке, где живут пока что сорок мужчин и никто больше?
Прораб спросил:
- Ну?
Светлана поднялась и сказала тихо:
- Здравствуй, Виталий!
Прораб засмеялся и поднял ее на руки. Светлана пахла хвоей; волосы у нее были пушистые, как ветви лиственницы. Обнимая его голову, она шептала:
- Виталька, Виталька, вот счастье-то!..
Хлопнула дверь. На пороге стоял Федька - взрывник из восьмой палатки. Он смотрел на прораба вытаращенными глазами и пятился назад.
- Заходи! - остановил его прораб и осторожно посадил девушку на раскладушку. - Заходи, чего там...
- Да нет уж, - ответил Федька, скривив губы, - я лучше пойду.
Прораб нахмурился:
- В чем дело?
- Да ничего, - ответил Федька, исподлобья рассматривая девушку.
- Ну! - сердито прикрикнул прораб.
- Там Леха с Киева снова в очко с пацанами играет. Да вы занимайтесь...
Прораб вышел вместе с Федькой. Светлана крикнула вдогонку:
- Виталий!
Прораб досадливо махнул рукой и ничего не ответил.
"Леха с Киева" играл в очко. На столике, сделанном из перевернутого ящика, лежали три пары часов и десять рублей денег. Вместе с прорабом в палатку ворвался ветер. Несколько рублей упало на пол. Леха стремительно поднялся, сгреб рукой банк и стал спиной к столу.
- Сволочь! - сказал прораб.
- Ты зря серчаешь, начальник! - улыбнулся Леха. - К тебе приехала женщина. А нам оставь карты.
- Сволочь! -повторил прораб. - Ты у меня вчера в ногах валялся, слово дал, что карт больше не будет!
- Но ведь тогда в поселке не было женщин...
Прораб взял со стола карты и швырнул их в печку. Леха бросился к печке. Прораб загремел:
- Стоп!
Вздрогнув, Леха остановился. Ребята сидели, опустив головы, и молчали. Их командир и товарищ, который столько раз выручал из беды, который отдал Власу собачьи варежки, а Жорке Серегину - унты, сейчас стоял против Лехи бледный, выбритый до синевы, в старых, вспузырившихся на коленях брюках. Пальцы у него сжались в кулаки, а глаза сузились, скрыв ярость.