Страница 1 из 54
Кабус-намэ
КАБУС-НАМЭ
Предисловие
Слава владыке миров и достохвальное будущее праведным, и да не будет неправосудия иначе, как для притеснителей, и благословение и мир [да почиют] на лучшем из созданных им — Мухаммеде и роде его и сподвижниках его, благороднейших, всех вместе.
А затем так говорит составитель этой книги[1], эмир Унсур-ал-Меали Кей-Кавус ибн-Искендер ибн-Кабус ибн-Вушмагир ибн-Зиар, клиент повелителя правоверных, сыну своему Гиланшаху. Знай, о сын, что состарился я и старость и немощь[2] овладели мной. Вижу я, что указ об отставке от жизни начертан волосами моими на лице моем и начертание это не сможет стереть никакое ухищрение. Потому, о сын, так как увидел я имя свое в перечне отошедших [от жизни], счел я за благо, прежде чем дойдет до меня указ об отставке, сложить книгу в осуждение времени и об умении добиться большей доли от доброй славы, дабы досталась она тебе в удел. [Сделал я это] по причине отцовской любви, дабы прежде чем растопчет тебя рука времени, ты сам взглянул разумным оком на слова мои и получил прибыток и добился доброй славы в обоих мирах. Пусть только не отвращается твое сердце от повиновения [советам] этой книги! Тогда мною будет сделано то, что обязательно для любящих отцов. Если же ты не будешь искать доброго удела из речей моих, то есть и другие люди, которые пользуются случаем послушать [добрые речи] и повиноваться им.
И хотя время сложилось так, что ни один сын не повинуется советам отца своего и разгорелось в душе у юношей пламя, заставляющее их по небрежению и самообольщению считать свое знание более высоким, чем знание стариков, хотя мне это было известно, но любовь и нежность отеческие не позволили мне промолчать. Потому все, что я сообразно природе своей получил, о всяком разделе я собрал несколько слов и написал в этой книге сколько возможно уместнее и короче. Если ты будешь повиноваться, то этого и достаточно[3], если же нет, то что требовалось от отца, я выполнил, ведь говорят же: дело говорящего сказать да и только, а если слушатель не принимает, незачем обижаться.
Знай, о сын, что природа у людей такова: суетятся они, дабы то, что досталось им в мире, оставить тому, кто им дороже всех. Теперь удел мой от этого мира — эти речи, а дороже всего для меня — ты. Собрался я в отъезд и послал тебе то, что досталось мне в удел, дабы не был ты самовлюбленным, недостойных дел остерегался и так жил, как это подобает чистому роду твоему.
И знай, о сын, что род и племя твое — велики и славны. С обеих сторон ты благородного происхождения и сродни царям-миродержцам. Дед твой — Шемс-ал-Меали Кабус ибн-Вушмагир, внук[4] [Аргиша сына Ферхадванда, а Аргиш сын Ферхадванда был][5] царем Гиляна в дни[6] Кей-Хосрова, и Абу-л-Муаййад Балхи[7] о делах его поминает в своем „Шах-намэ“. Царство Гилянское осталось дедам твоим[8] на память о нем. Бабка же твоя, мать моя, дочь Марзбан ибн-Рустам ибн-Шервина, который был составителем „Марзбан-намэ“[9], а тринадцатый предок ее — Кайус ибн-Кубад[10], брат царя Нуширвана Справедливого, а мать твоя — дочь царя-воина за веру султана Махмуда сына Насираддина[11], а бабка твоя — дочь Фирузана[12], царя дейлемитов.
Итак, о сын, будь разумным и знай цену своему роду[13] и не относи себя к ничтожным. Хотя я вижу в тебе признаки добра и удачливости, но все же нужно повторять эти речи, и знай, мой сын, что близок тот день, когда мне придется уйти, а скоро и ты пойдешь следом за мной; и сегодня, пока ты в этом бренном мире, нужно, чтобы ты занялся делом и получил воспитание, которое пригодилось бы и для мира вечного. Ведь этот мир, как поле — что посеешь, то и пожнешь[14]. Из того доброго и злого, что пожнешь, никто ничего не съест на поле, ибо то, что пожато, остается в вечном мире[15]. А добрые люди в этом мире имеют помыслы львов, злые же действуют, как собаки. Собака где дичь поймает, там и съест, а лев, когда добудет дичину, ест ее в другом месте. Место охоты — этот бренный мир, а дичь твоя — добрые дела. Потому не нужно тебе охотиться здесь, дабы было тебе легко в вечном мире, когда будешь проедать [добытое]. Путь в тот мир для рабов — покорность богу, преславному и великому. Тот, кто ищет пути божьего и покорности господу всевышнему, — словно огонь: если ты даже разожжешь его перевернутым вниз[16], он все же стремится взвиться вверх. Тот же, кто отклоняется от божьего пути, — словно вода: как ни поднимай ее вверх, она все стремится спуститься вниз.
Потому-то, дорогой мой, считай обязательным для себя познать путь ко господу, преславному и всевышнему*, да возвеличится слава его, да распространятся на всех дары его и да возрастет сан его, и вступить на истинный путь, да возвысится и прославится господь наш, старательно и с полным сознанием, подобно тому, как мужественные борцы за истину и благодарные путники на этом пути шли, голову делая ногами[17], более того, отрекаясь от головы и утрачивая себя самих, поправ и бренный и вечный миры и махнув на них рукой и ища и стремясь в мире тайн и единства найти только единого и единственного. В этом странствии сгорали и тонули они и добровольно и страстно жертвовали жизнью. Сколь велико счастье того раба, которому достанется эта удача, и будет он возвеличен и прославлен халатом и славной почестью этой степени и стоянки.
О вечный, о тот, кому поклоняемся мы, пожалуй милостиво всем верующим мужам и женам, всем мусульманам и мусульманкам вспомоществование [для нахождения] прямого пути. А если мятежный бедняга от небрежения и невежества упустит из рук повода воли и невольно пройдет несколько шагов по бездорожью, повинуясь шайтану и страстям повелевающей творить зло души и сойдет с пути шариата и тариката[18] Мухаммедова, да благословит аллах его, и дом его, и всех сподвижников его, праведных и чистых, по милости и благости бесподобной своей подай тому несчастному слабому рабу избавление от заблуждения и бездорожья и капканов отвергнутого и проклятого шайтана. На благо [да будет это], о щедрейший из щедрых и милосерднейший из милосердных.
А затем, знай [о сын, что эту книгу] назиданий и это славное благодатное сочинение[19] я составил в сорока четырех главах. Надеюсь я, что будет она благодатной и принесет счастье сочинителю, и читателю, и переписчику, и слушателю, если захочет аллах, и преславен он, он единый всемогущ.
Глава первая
О познании пути[20] всевышнего бога
Знай, о сын: нет ничего из того, что свершится и не свершится или могло бы свершиться[21], что не было бы познано человеком, каково оно есть[22], кроме преславного творца, к познанию которого пути нет. Кроме ж того, все познано. Ибо познающим всевышнего ты станешь тогда, когда перестанешь познавать.
1
РК — „этих советов“.
2
РК — „немощь и оскудение“.
3
РК — „тебе досталось увещание“.
4
Н читает тира, но, несомненно, лучше читать набира, как у РК.
5
Добавлено по РК.
6
Н — „из потомков Кей-Хусрау“.
7
Н добавляет: „и Фирдоуси“. По-видимому, это добавление излишне. Абу-л-Муаййад Балхи — поэт середины IV в. х. (X в. н. э.). Краткое упоминание о нем в „Лубаб ал-албаб“ Ауфи (изд. Е. G. Browne, т. II, стр. 26). Одно из его прозаических произведений — „Аджаиб ал-ашья“ частично дошло до нас с дополнениями Абу-Мути Балхи, автора начала VII в. х. Произведение вто было посвящено саманиду Нух ибн-Мансуру (976-997). Помимо этой книги, у него была, видимо, еще работа, содержавшая рассказы про древних царей Ирана, упоминаемая в персидском переводе истории Табари, принадлежащем везиру саманидов Абу-Али Бал’ами (лит. Лукноу, 1874, стр. 40). Прозаическая „Шах-намэ-йи Муаййади“ упоминается также и у Ибн Исфендиара (18) и в анонимной „Истории Систана“. Эти указания позволяют заключить, что „Шах-намэ“ эта была закончена еще до 352 г. х., года окончания перевода Табари. Кроме прозаических работ, Абу-л-Муаййад писал также и стихи, и его перу принадлежит первая поэтическая обработка на языке дари легенды о Иосифе Прекрасном, как об этом упоминает Фирдоуси в своей „Юсуф у Зулейха“ (изд. Ethe 19): „Один — Бу-л-Муаййад, который был из Балха и похвалялся своим познанием, первым он об этом повел речь, сказал так, как он [это] слышал“. Из его стихов до нас дошло всего 19 бейтов, но, как установил С. Нефиси, по ним можно судить, что у него было три поэмы, написанные метрами мутекариб, хазадж и хафиф. Вероятно, строки, написанные мутекарибом, относятся к его „Юсуф у Зулейха“. Ср. статью С. Нефиси „Абу-л-Муаййади Балхи“ в журнале „Шарк“ (Тегеран, Исфенд 1309, стр. 129-136), „Каве“, год 5-й, вып. 2, стр. 7–9, вып. 8, стр. 10 и вып. 1 6-го года, стр. 15-16, а также примечания Нефиси к изданию „Кабус-намэ“, стр. 195–201.
8
Н читает туро, но явно нужно исправить на ту азу.
9
Как доказано издателем персидского перевода „Марзбан-намэ“ Мирзой Мухаммед ибн-Абдалваххабом Казвини (см. М. М. Qazwini. The Marzuban-nama. GMS, VIII, Leiden, 1909, Предисловие, стр. V), автором этой книги,, написанной на табаристанском языке, является не Марзбан ибн-Рустам ибн-Шервин, а Марзбан ибн-Рустам ибн-Шахркар ибн-Шервин ибн-Рустам ибн-Сухраб ибн-Бав ибн-Щапур ибн-Кайус ибн-Кубад. Он был современником Кабуса, деда автора нашей книги (9761012), и проживал в замке своего отца в горах Фарим или Парим и Щахриар-кух. У него скрывался Фирдоуси после своего разрыва с султаном Махмудом. Табаристанский оригинал „Марзбан-намэ“ до нас не дошел, но сохранились две новоперсидские переработки этой книги, одна под названием „Равзат ал-укул“, выполненная при румском сельджуке Рукнаддин Сулейман-шахе II (1200-1203) в 1201 г. н. э.
10
Кайус ибн-Кубад. О нем см. В. Dorn. Sehir-eddin’s Geschichte von Tabari-stan etc. Pers. Text. СПб., 1850, стр. 150, 201, 203, 270, 304, 318, 319, а также E. G. Browne. An abridged translation of the History of Tabaristan... by al-Hasan b. Isfandiyar. GMS, Leiden, 1905, стр. 7, 92, 93, 95, 98.
11
T. e. знаменитого Махмуда Газневида (ср. об этом в тексте стр. 118,. 169, 188, и в послесловии стр. 241), правившего в 9981030 гг. В сущности говоря, „та „примесь“ несколько портит „аристократичность“ Кей-Кавуса, ибо султан Махмуд, как известно, был потомком тюркских рабов и предок его продавался на базаре. По-видимому, Кей-Кавус „благородство“ усматривает не столько в чистоте рода, сколько в том, что все предки сидели на троне, не считаясь с тем, как они втот трон добывали. По указанию Захираддина (стр. 199), другая дочь султана Махмуда была замужем за Минучихр ибн-Кабусом, дядей Кей-Кавуса.
12
Фирузан — правитель Дейлема, убит в бою с войсками саманида Исмаила, в 289/901 г. у Фаласа (Ибн-Исфандиар, 195, 196).
13
Н — описка: „брату“.
14
Перевод буквальный и к русской поговорке не подгонялся.
15
Перевод по РК, так как в Н текст безнадежно искажен переписчиком.
16
Читаю нигунаш, как РК, ибо некуяш у Н — явная описка.
17
Кадам аз cap сохтан — „итти с усердием и почтением“.
18
Шариат — совокупность всех религиозно-правовых и обрядовых норм ислама. Тарикат — обозначение мистического направления, имеющего целью духовное самосовершенствование, чаще под руководством „старца“ (шейха, пира). Позднее приводило к изуверским течениям мюридизма.
19
Весь этот отрывок, начиная от знака*, у РК опущен. Его явный суфийский тон мог бы вызвать предположение, что это позднейшая вставка, однако решить этот вопрос пока едва ли можно. Последняя глава книги покатывает, насколько хорошо Кей-Кавус был знаком с суфизмом, а из высказываемых здесь мыслей нет ни одной, которая не могла бы стоять в суфийском трактате X и даже IX в. С другой стороны, резкий переход к оглавлению у РК и отсутствие обычной уже и для X в. концовки предисловия позволяет думать, что в РК здесь была лакуна. Поэтому я не считаю подлинность этого отрывка исключенной и позволил себе включить его в текст.
20
Н — „пути“ опущено.
21
Деление: 1) будани, 2) набудани и 3) шояд ки бувад, очевидно, соответствует схоластической классификации: 1) воджиб ал-вуджуд, 2) мумтане ал-вуджуд и 3) мумкин ал-вуджуд, т. е.: 1) реально и неизбежно существующее, 2) невозможное и 3) возможное, принятой у всех философов этой эпохи.
22
Чунонки уст, по-видимому, воспроизводит арабское кайфа хия, т. е. указывает на осуществление познания не субстанции (ма хия), а лишь акциденций.