Страница 105 из 140
Хуа Чэн:
— Проблему легко решить. Я подарю тебе это хранилище вместе с оружием, и дело с концом!
Се Лянь решил, что тот подшучивает над ним, и потому с широкой улыбкой произнёс:
— Я не смогу забрать с собой такое большое здание.
Хуа Чэн:
— Не нужно забирать, я и землю под ним тебе подарю, сможешь приходить сюда и любоваться, как появится свободная минутка.
Се Лянь:
— Ладно, ладно. Все-таки за оружием нужно постоянно ухаживать, боюсь, я только причиню им вред недостойным отношением.
Принц крайне осторожно вернул меч на полку и ностальгически произнёс:
— Когда-то у меня тоже была такая оружейная, но впоследствии её предали огню. Все эти сокровища — редчайшие артефакты. Сань Лан, их нужно как следует беречь.
Хуа Чэн ответил:
— Проще простого. Я буду иногда приходить и помогать гэгэ прибираться в оружейной, всего и делов.
Се Лянь улыбнулся.
— У меня не хватит совести просить тебя об этом. Разве могу я заставлять Его Превосходительство Князя Демонов выполнять за меня грязную работу?
Внезапно в памяти принца возникло предостережение Цзюнь У: «Сабля Эмин — проклятый клинок, приносящий несчастья. Чтобы выковать подобное оружие, непременно требуется принести бесчеловечную жертву, а также обладать жестокой решимостью. Не дай ему коснуться себя. И не дай себя поранить. В противном случае, результат предсказать невозможно».
Поразмыслив, Се Лянь все-таки произнёс:
— Вот только… Сань Лан, никакое оружие из представленного здесь, должно быть, не сравнится с твоей изогнутой саблей Эмином?
Хуа Чэн повёл левой бровью.
— Оу? Гэгэ, и ты тоже слышал? О моей сабле.
Се Лянь:
— До меня дошли кое-какие слухи.
Хуа Чэн, посмеиваясь, произнёс:
— Я так понимаю, что ничего хорошего эти слухи из себя не представляют. Наверняка кто-то сказал тебе, что моя сабля создана при помощи темного кровавого ритуала, где в качестве жертвоприношения использовался живой человек?
Как всегда, поразительная проницательность. Се Лянь ответил:
— Не так уж и плохо. Обо всех ходят какие-то не слишком приятные слухи, но ведь не все же верят в них. Не знаю, выпадет ли мне честь своими глазами увидеть легендарный изогнутый клинок Эмин?
Хуа Чэн:
— Гэгэ, на самом деле, ты уже давно его увидел.
Он в несколько неторопливых шагов приблизился к Се Ляню и прошептал:
— Смотри. Гэгэ, это и есть Эмин.
Клинок на поясе Хуа Чэна вновь открыл глаз, взгляд которого скользнул в направлении Се Ляня. Возможно, это было лишь обман зрения, но Се Ляню показалось, что серебряный глаз слегка прищурился, будто улыбаясь ему.
Глава 42. Удача, взятая взаймы. Ночная вылазка в Дом Блаженства. Часть первая
Тогда принц наклонился и обратился к сабле:
— Здравствуй!
Услышав приветствие, глаз прищурился ещё сильнее и прямо-таки вытянулся дугой, будто улыбаясь в ответ. Глазное яблоко поворачивалось то вправо, то влево, столь подвижно, что казалось, это вовсе не вырезанный на рукояти сабли узор, а настоящий глаз, ничем не отличающийся от человеческого.
Хуа Чэн приподнял уголок губ.
— Гэгэ, ты ему нравишься.
Се Лянь посмотрел на него.
— Правда?
Хуа Чэн повёл бровями.
— Гм. Правда. На тех, кто ему не нравится, он даже не смотрит. Эмину вообще очень редко кто-то нравится.
После таких слов Се Лянь обратился к сабле:
— Что ж, благодарю тебя. — затем вновь повернулся к Хуа Чэну, — Он мне тоже очень понравился.
Услышав его слова, глаз принялся непрерывно моргать, а висящая на поясе Хуа Чэна сабля вдруг задрожала. Но Хуа Чэн отрезал:
— Нельзя.
Се Лянь:
— Что — нельзя?
Хуа Чэн повторил:
— Нельзя.
Эмина снова затрясло, будто сабля изо всех сил старалась выпрыгнуть из ножен. Се Лянь поинтересовался:
— Ты это ему говоришь — нельзя?
Хуа Чэн преспокойно ответил принцу:
— Да. Он хочет, чтобы ты его погладил. Я запрещаю.
Се Лянь расплылся в улыбке:
— Но что же в этом плохого? — и протянул руку к сабле. Эмин тут же широко распахнул глаз, будто в нетерпеливом ожидании. Се Лянь подумал: «Здесь трогать нельзя, если попаду в глаз, ему будет больно», и потому опустил руку пониже, аккуратно скользнув по изогнутым дугой ножнам. Глаз от его действий окончательно превратился в тонкую щелку, а сабля задрожала с новой силой, словно от удовольствия.
Се Лянь, поглаживая саблю, чувствовал себя довольно необычно. Животные всегда тянулись к принцу, и раньше ему приходилось гладить пушистых котят или щенят, при этом они так же жмурились от удовольствия, то и дело прижимаясь к его груди с фырканьем и сопением. Но когда ощущения от прикосновения к изогнутой сабле из холодного серебра, и не просто сабле, а легендарному проклятому клинку, оказались почти не отличимыми от поглаживаний щенка, это стало для принца неожиданностью. Да разве ж это — кровожадная демоническая сабля, клинок, приносящий несчастья?
Се Лянь и так не верил в слухи, а когда увидел своими глазами, так и вовсе выкинул те злые наветы в мусорную корзину с надписью «не верить». Невозможно при помощи кровавого и бесчеловечного тёмного ритуала сотворить такое милое и смышлёное создание, наделённое сознанием.
Они ещё немного задержались в оружейной, обмениваясь мнением о легендарных драгоценных клинках, после чего Се Лянь в приподнятом настроении взял Хуа Чэна за руку и вместе с ним вернулся в Дом Блаженства.
Юношу тоже привели туда, уже умытого, причёсанного, переодетого в чистые одеяния и с белоснежными бинтами на голове. И хотя лицо его по-прежнему скрывалось за плотными повязками, юноша будто полностью преобразился. Изящные очертания худощавых рук и ног выдавали в нём прекрасного молодого человека, каким он должен был выглядеть. Вот только сейчас юноша опасливо ссутулился и опустил взгляд, будто не решался стоять с поднятой головой. Его вид вызывал сочувствие.
Се Лянь усадил его и произнёс:
— Дева Сяоин перед тем, как уйти, поручила тебя мне. И я пообещал, что позабочусь о тебе. Но я всё же должен спросить, желаешь ли ты с этого дня и впредь следовать за мной и заниматься самосовершенствованием?
Юноша остолбенело уставился на принца, будто не смел поверить, что кто-то будет помогать ему самосовершенствоваться. Он смотрел на принца с колебанием, но в то же время и с надеждой.
Се Лянь добавил:
— Условия, в которых я живу, с трудом можно назвать хорошими, но я точно могу пообещать, что тебе не придётся больше прятаться, красть еду и терпеть побои.
Произнося это, принц заметил, что Хуа Чэн рядом с ними, прищурившись, смотрит на юношу ледяным, испытующим взором.
Се Лянь мягко продолжил:
— Раз уж ты не можешь вспомнить своё имя, давай дадим тебе новое.
Юноша, подумав, произнёс:
— Ин.
Се Ляня посетила догадка, что парнишка решил таким образом почтить память девы Сяоин[1], поэтому принц кивнул.
— Хорошо. Прекрасное имя. Ты из государства Юнань, а фамильный знак царствующего дома государства Юнань — «Лан». Как насчёт такого нового имени — Лан Ин?
В итоге юноша медленно кивнул. Се Лянь понял, что такой ответ можно считать согласием отправиться с ним.
И началось пиршество. Это был небольшой приём, который Хуа Чэн устроил специально в честь Се Ляня. Однако по размаху мероприятие ничем не уступало празднеству в честь нескольких десятков гостей. Грациозные девушки, держа в руках яшмовые блюда, наполненные разнообразнейшими лакомствами, лучшими винами, фруктами и закусками, изящной походкой будто в калейдоскопе прохаживались одна за другой по главному залу. Каждая, приближаясь к кушетке из черного нефрита, подавала кушанья гостям. Лан Ин вначале только смотрел, не решаясь притрагиваться к пище. Лишь когда Се Лянь подвинул прямо ему под нос несколько блюд, юноша начал осторожно есть.
Пока Се Лянь смотрел на мальчишку, в его памяти внезапно возникла другая картина.