Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 40 из 41



Еще раз затронем такой вопрос: может ли народ-диаспора при всех своих неприятных свойствах быть в чем-то полезен обществу, в котором он обитает? Да, иногда такое случается. Например, народ-диаспора берет на себя какие-то функции, которые в среде народа-"хозяина" считаются низменными, грязными или морально неприемлемыми. Другой случай: народ-диаспора очень эффективно действует в какой-то сфере (как правило, это торговля, финансы или что-то в этом роде), ограниченный со всех сторон жесткими рамками, и, так сказать, запряженный в телегу национальной экономики.

В связи с этим нужно отметить, что ни один народ-диаспора (в том числе и еврейский, часто обвиняемый в вынашивании далеко идущих планов) никогда не пытается захватить власть над народом-хозяином. Такого рода теории возникают постоянно, но они смешивают власть и упомянутое выше паразитирование. Власть — это принятие решений за других, а народы-диаспоры в общем равнодушны к делам других народов. Нельзя же сказать, что солитер в кишечнике человека мечтает управлять этим человеком. Он не мечтал об этом, даже если бы был разумен. Ему не нужно заставлять человека идти туда-то и делать то-то. Более того, это требует принятия решений за этого человека, и можно принять неправильное решение, лишившись источника пищи. Нет, пусть о своих делах человек думает сам. Солитера волнует только одно: возможность съедать самому большую часть пищи, которую съест человек, как бы тот ее не добыл. Примерно так же рассуждают и представители народов-диаспор, в том числе и их руководство. К тому же представители народов-диаспор просто не способны управлять обычными людьми, поведение которых они понимают слабо, поскольку оно более сложно, чем их собственное. Их мечта и конечный идеал — спокойное безбедное захребетничество, продолжающееся неопределенно долго. Эту возможность они действительно хотели бы иметь, и прилагают все усилия, чтобы достичь такого положения (то есть "сидеть на шее" у других народов).

Есть еще один вопрос, который придется упомянуть. Многие люди, сталкивающиеся с представителями народов-диаспор, склонны рассказывать о выдающемся уме и дьявольской хитрости таких людей. Стоит сказать, что такого рода выводы делаются (увы, весьма поспешно) из-за того, что поведение таких людей кажется очень эффективным: "они всего добиваются". На самом деле они "добиваются успехов" в основном потому, что их ум устроен проще, но зато они не думают об очень многих вещах, просто их не замечая. Это позволяет им в некоторых отношениях быть весьма эффективными. Кроме того, из-за того, что такие люди могут безо всяких переживаний сделать то, чего другие делать просто не захотят, они получают дополнительные преимущества. Например, ни один представитель народа-диаспоры не понимает, что такое унижение. Он может вести себя просто раболепно с нужным ему человеком, нисколько не переживая по этому поводу. С его точки зрения, это вообще не унижение, а малозначащий спектакль. При этом тот же самый человек может быть невероятно нагл и настырен, и по той же самой причине: он не чувствует никакого смущения, потому что не понимает, что это такое. Если самый дешевый способ получить то, что тебе нужно, от кого-то, это публично унизиться перед ним, то почему бы так и не поступить? Но если проще и дешевле обхамить, надавить, в конце концов обмануть того же самого человека, почему бы не сделать так? С такой позиции это чисто технический вопрос. Для того, чтобы его решить, не надобно большого ума, хотя со стороны такое поведение может казаться чуть ли не образцом сатанинской изворотливости.

Кроме всего прочего, не следует излишне демонизировать поведение "рассеянных народов". Люди такого типа действительно способны совершить любое зло (за что к ним соответствующим образом и относятся), но они, по крайней мере, не считают причинение зла другим единственным достойным способом существования. Такие люди могут быть безупречно лояльными гражданами, если только государство, в котором они проживают, будет внушать им достаточные опасения — а запугать их легко. Другое дело, что ждать от них проявлений настоящего патриотизма, чести, даже элементарной порядочности, не имеет никакого смысла.

Народ-диаспора может перестать существовать по двум причинам. Во-первых, он может ассимилировать, то есть постепенно распасться и в конце концов влиться в другие, «обычные» народы. Во-вторых (хотя это бывает значительно реже) он может принять какую-то этическую систему и стать новым народом. (В такую ситуацию попали, например, евреи в Израиле: современные израильтяне являются иным народом, нежели классические "евреи").

Народы-диаспоры образуют нечто вроде промежуточной зоны между цивилизацией и ее противоположностью, то есть чисто паразитическими сообществами, использующими для достижения своих целей насилие и обман. Такого рода сообщества мы будем именовать варварскими, а соответствующее поведение — варварством.

Подобное словоупотребление может вызывать вопросы. Под варварством сейчас принято понимать низкий уровень развития какого-то народа или цивилизации. При этом молчаливо предполагается, что причиной варварства является задержка развития (нечто вроде того, что бывает со школьником-прогульщиком, которого оставляют на второй год). Более того, считается, что все народы когда-то были такими, какими остались и сейчас варвары, так что варварство — это наше общее прошлое. Есть, впрочем, и альтернативная точка зрения (которая, впрочем, потихоньку становится господствующей). Согласно этой последней, варварство — это не варварство, а другая культура, некий особый замкнутый мир.

Обе эти теории, при всех своих внешних различиях, исходят из одной неочевидной предпосылки. А именно, они предполагают независимость варварских культур от культур цивилизованных. Цивилизация живет сама по себе, варвары сами по себе. К тому же обе эти теории склонны в некотором смысле списывать варварство со счетов: будь оно всего лишь "низшей ступенью развития" или же самостоятельной «культурой», все равно развитие единой мировой цивилизации не оставляет ему шансов на сохранение — в первом случае вследствие "естественного просвещения", во втором — в силу культурной экспансии.

Мы, напротив, полагаем, что варварство тесно связано с цивилизацией,[107] и даже (в некотором смысле) порождается ею. Более того, варварство — вторичное (по отношению к цивилизации) явление. Кроме того, варварство вполне способно стать одной из основных исторических сил достаточно близкого будущего — и такой шанс ему предоставляет именно наступление мировой цивилизации.



Варварские сообщества следуют «антиэтическим» законам зла. В подавляющем большинстве случаев речь идет о насилии:

f(I, O) = ^f (O, I)

"Я буду вести себя по отношению к другими так, как они не ведут себя по отношению ко мне (не могут или не хотят). Я буду делать с другими то, чего они со мной не делают (не могут или не хотят)."

Говоря попросту, варвары — это люди, существующие за счет того, что они могут доставить другим неприятности. Цивилизации приходится непрерывно откупаться от них, поскольку это обычно (в каждый данный момент) кажется более простым и дешевым выходом из положения.

Варварство является принципиальной позицией. Жить за счет насилия для настоящего варвара — это нечто достойное восхищения, предмет гордости, этическая ценность. Такое отношение к жизни в среде этих сообществ разделяют все, а не только те, кто реально смог стать разбойником или убийцей. Например, любая женщина из такого сообщества гордится, что ее муж и сыновья убивают людей и приносят домой добычу, и презирает их, если они кормят семью за счет честного заработка.

Но варвары существуют за счет цивилизации не только в этом смысле. Как правило, и внутренняя структура варварского сообщества (прежде всего система управления, то есть власть) держится за счет ресурсов и средств, предоставляемых цивилизацией. Обычно варварская правящая верхушка распоряжается техническими или идеологическими ресурсами, созданными цивилизацией и принципиально недоступными для изготовления или создания в самом варварском обществе. Настоящее варварство еще не там, где все ходят с дубинами (и каждый может сделать себе такую же дубину). Настоящее варварство начинается там, где все ходят с дубинами, но вождь и его охрана носят стальное оружие (которого данный варварский народ делать не умеет), а еще лучше — с автоматами и гранатометами. Первый и главный признак развитого варварства — это использование властью (и прежде всего властью) технических средств (особенно оружия) и идеологии, произведенных в цивилизованном обществе, причем таких, которых сами варвары не способны изготовить и тем более изобрести. Наиболее характерное внешнее проявление варварства — нарочито примитивные и дикие нравы в сочетании с развитой чужой (купленной, краденой или отнятой) материальной культурой. Монгольский хан, кутающийся в китайские шелка; африканский вождь на «джипе» и с «калашниковым» на шее; пуштун со «стингером» на плече — вот это и есть варварство. Варварство выживает, борясь с цивилизацией средствами самой цивилизации.

107

Еще раз напомним, что мы называем цивилизацией. Цивилизованным (в самом широком смысле слова) можно назвать общество, которое способно самостоятельно решать свои проблемы (начиная от необходимости есть три раза в день и кончая философскими и теологическими спорами). Слово самостоятельно не является синонимом выражения изолированно, или независимо от других. Любое нормальное общество торгует, воюет, спорит, обменивается идеями, вообще как-то сообщается с другими обществами. Некоторые вполне цивилизованные общества вообще не могли бы прожить и дня без контактов с внешним миром. Но это все же не значит, что данное общество решает свои проблемы за счет других.