Страница 2 из 5
Мы вышли на набережную и спустились к прибою.
– Виктор, у Джимми случился обширный инсульт, и его ввели в медикаментозную кому. Считаю, что моя просьба выполнена. Джимми совершенно безопасен, даже если выкарабкается. Теперь даже прошу на этом остановиться. Достаточно! С удовлетворением подтверждаю, что с вашей фирмой можно работать.
– Я передам вашу благодарность.
– Моя благодарность вот в этой флеш-карте. Там много всего интересного. Я тебе её даю примерно на два часа. Пароли на обратной стороне этой бумажки.
– Сенатор, чисто мне, для понимания: а жена Джимми?
– С ней всё хорошо. Не получится пока у неё пожить красиво: на руках смертельно больной муж, и здесь её не поймут. Ничего не надо. Она сейчас должна изображать из себя добропорядочную христианку. Иное в нашем круге общения вызовет возмущение. Как только станет возможно, Джимми перевезут в Бостон. Я ей сейчас там, в Италии, через своих друзей сильно помогаю.
Сенатор передал мне флешку и бумажку, и я поехал прямиком к своей жене в офис, по дороге ей позвонил.
На сей раз я не разбирался с содержимым флеш-карты, только понял, что информация касается финансирования всех военных баз армии США, находящихся за границей. Очень нудная и мутная информация, но от этого не менее ценная. Что-то около семисот военных баз в почти ста тридцати странах мира. Там всё, что их касается: поставки, военные перевозки всего и вся, функционирование полигонов, обеспечение боевой подготовки, поддержание правопорядка (военная юстиция), потребляемая электроэнергия, вода, водоотведение, вывоз мусора и тому подобное. Всё это в форме таблиц. Очень ценная информация. Но я её даже смотреть не буду – бесполезно, так как проанализировать её могут только специалисты.
Вильте отправит всю информацию, а заодно и благодарность сенатора в ГРУ.
Его благодарность дорогого стоит и много значит, это отнюдь не знак вежливости и не притворство.
Задача выполнена. Детали произошедшего с Джимми мне никто рассказывать не будет. Мысленно отправляю благодарность резиденту ГРУ в Италии и его подчинённым, особенно «спящим»-велосипедистам-албанцам и не только. Но интересно, как сделали? Если выдастся случай, обязательно расспрошу генерала Крупина. Может, и ответит, хотя я сомневаюсь.
Мысленно подвожу итог.
Просьба сенатора исполнена, с ним давно налажено, а теперь и дельно подтверждено самое настоящее взаимовыгодное сотрудничество. Пути возможного отхода сенатора всё больше и больше блокируются нами. Цинично, практично, реалистично, но взаимовыгодно. Я доволен.
Поработал и на СВР. Федеральный резервный банка Бостона – это мощная и чрезвычайно важная для СВР структура. Итог пока что выглядит совсем не так, как с сенатором. Но в целом неплохо, там есть перспективы для Вильте.
Глен и Кэти в начале пути, но уже вступили на него. Это первая проба сил работы в паре со своей женой, офицером СВР. Мы с Вильте в целом довольны совместной работой, есть в ней и много положительного. Посмотрим, как будет дальше.
А сейчас нам предстояло провести плановые учения по отработке вопросов эвакуации и спасения на случай провала.
Я начинаю первым.
Ранее таких учений не проводил, только некоторые элементы отрабатывал и совершенствовал замысел.
В голове непроизвольно всякий раз всплывали училищные постулаты от кафедры тактики, из боевого устава Сухопутных войск:
«Замысел составляет основу решения. В ходе выработки замысла командир определяет:
– направление сосредоточения основных усилий;
– формы и способы действий;
– распределение сил и средств (построение боевого, походного порядка);
– порядок обеспечения скрытности при выполнении поставленной задачи;
– мероприятия по обману противника как при подготовке, так и в ходе выполнения задачи».
Теперь я заново осмысливал забитые в голову намертво теоретические знания из военного училища, хорошо закреплённые практикой в Афганистане, и всякий раз приходил к выводу об их фундаментальности и универсальности.
«С получения боевого приказа или предварительного боевого распоряжения командир:
– уясняет задачу;
– определяет мероприятия, которые необходимо провести немедленно для быстрейшей подготовки к выполнению боевой задачи;
– производит расчёт времени;
– оценивает обстановку;
– единолично принимает решение, докладывает его вышестоящему командиру;
– участвует в рекогносцировке, проводимой старшим начальником (проводит рекогносцировку)». И так далее и тому подобное.
Далее Решение командира:
«Решение командир принимает единолично на основе уяснения полученной задачи и оценки обстановки. В решении он определяет…»
К чему это я?
А вот именно так всё и выглядит в нелегальной военной разведке. Именно так.
Знаю, что Вильте ничего не спланировала на случай эвакуации. У неё есть инструкция из СВР. Там написано, куда она должна прибыть и какие сигналы подать. То есть не она думает, не создаёт свой замысел. Не принимает собственное единоличное Решение.
Она мне говорила, что не надеется на эвакуацию. То есть у неё очень скептическое отношение к этому – обречённое, безнадёжное. Вообще нет того, что часто называют немного корявым словом «включённость».
Я её попытался переубедить, пытался обосновать необходимость драться до конца, но она читала эту инструкцию из СВР и ничего не хотела воспринимать.
В итоге я сказал, что отработаю, проведу учения. Свои учения, а не по похожей инструкции из ГРУ. У жены появился интерес, а мне теперь надо не просто отработать этот вопрос, а ещё и убедить жену в нужности своего плана, то есть её личного Решения, о котором будет знать только она. Таким образом, кроме основной задачи, я преследовал цель зажечь у Вильте её внутренний огонёк, понимая, что в этом случае она обязательно подключит свои могучие мозги, и тогда мы выйдем на что-то совершенно эксклюзивное в этом направлении и неожиданное для всех. По результатам учений я расскажу Вильте только методологию, а также приёмы и способы отработки «учебных вопросов».
Она не знает ни моего замысла, ни моего Решения.
Почему?
Это непререкаемое правило. Если у меня провал, тогда Вильте лучше ничего не знать. Если провал только у Вильте, тогда я остаюсь с детьми. Если угрозы возникли для нас двоих одновременно, тогда движение начинает вся семья. Изначально знаем и понимаем, что это очень рискованно, и тем не менее делим детей и совершаем попытку. Со мной сын, с Вильте дочь. Или иные комбинации, но в основе всё тот же замысел, который нужно отработать в ходе учений. Именно учений, а не просто занятий. То есть я всё отрабатываю как в реальной боевой обстановке.
Мы, конечно, понимали, что в случае провала на спецназ обоих ведомств надеяться не стоит. Принцип работы спецназа в обоих ведомствах похож, но отличия есть. Я не был тогда посвящён в детали организации работы спецназа СВР, но кое-что мне Вильте объяснила. Если коротко, то спецназ СВР в то время имел все характерные признаки частной военной компании, укомплектованной иностранцами в разных странах, но трансграничный с вкраплением законспирированных офицеров СВР (кстати, как правило, бывших офицеров из бригад спецназа ГРУ) и под их жёстким руководством.
Я видел своими глазами, как в Афганистане воевали отряды одной из бригад спецназа ГРУ. Более того, почти всегда я был не просто посвящён в решение советующих командиров, но и выполнял определённые задачи по выводу групп спецназа на определённые рубежи, по их прикрытию всей своей немалой огневой мощью. Разумеется, огневая мощь моего взвода многократно превосходила огневую мощь прикрываемых групп спецназа, которые действовали на предполагаемых караванных путях моджахедов. В то время и в том месте отряды этой бригады спецназа были укомплектованы отборнейшими срочниками —солдатами отечества исключительно славянской национальности и превосходной физической формы. Некоторые солдаты и сержанты после срочной службы оставались на сверхсрочную, проходили мощную дополнительную подготовку и продолжали выполнение задач, но уже в других, более специализированных и малочисленных подразделениях – подразделениях глубинной разведки. Командовали ими там самые лучшие, специально отобранные и прошедшие дополнительную подготовку офицеры, их бывшие командиры в Афганистане и не только. И самых лучших из них отбирали в особые подразделения глубинной разведки.