Страница 8 из 19
Смерть родителей ожидаема и закономерна. Скоропостижная смерть жестока. И чем младше ушедший в другой мир, тем громче звучит крик: почему?
Это первый возглас отчаяния всех горюющих родителей. На него нет ответа. Потому что нет правомерности такого вопроса. Искать ответ на «почему?» означает оставаться в позиции жертвы и пытаться последними усилиями разрушенных надежд контролировать этот мир.
Если это уже произошло, я проконтролирую ситуацию хотя бы тем, что объясню для себя, почему так вышло, найду цепочку событий, отмотаю назад все причинно-следственные связи и тогда смогу сделать так, чтобы больше никогда – слышите, никогда! – такой ужас со мной не случался.
Похоже на детское магическое мышление.
Человек в остром горе почти всегда совершает регресс в состояние ребенка, как физически, так и эмоционально.
Вопрос «почему?» высасывает из горюющего энергию, так как в нашей реальности ответа нет.
Можно прочитать книги, похожие на «План твоей души» Роберта Шварца, где говорится, что на все у нас есть план, еще до воплощения. И мы договорились с душами детей о том, что они уйдут рано, а мы проживем через это какие-то важные изменения. Можно верить, что однажды мы узнаем о высшем смысле всего произошедшего.
Но не здесь, не в этом мире.
В этом мире ответа нет.
Атомная бомба внутри*
Через пару месяцев после трагедии я осознала, что стала очень бережна к себе.
Носила себя как хрустальную вазу. Этому «помогали» сложности с передвижением ног – я ходила плавно и медленно. Кому-то я могла показаться беременной.
Беременной своим горем.
И внутри правда что-то зарождалось.
Сначала у меня была настоящая беременность. Через три месяца после трагедии. Беременность была желанной. Мы были очень рады.
Но малыши, а их было двое, с нами не остались.
Они помогли остаться МНЕ.
Однако и после потери беременности я продолжала чувствовать, будто что-то вынашиваю. Это «что-то» начало подавать сигналы жизни. Оказалось, что в нем очень много энергии.
Я уже писала о больших энергозатратах горя. Так вот, параллельно с большими затратами внутри меня образовалась небольшая атомная электростанция.
Только вот направить ее в мирное русло у меня не сразу получилось. И до сих пор получается через раз.
Поток энергии зарождался и поднимался внутри меня внезапно, сам по себе. Я не могла им управлять. Любая неуправляемая энергия разрушительна.
И эту огромную энергию я назвала «яростью».
Возможно, если бы я умела управлять такой стихией, ярость превратилась бы в мощный поток. Но я не умела.
Меня захлестывал гнев.
И его надо было как-то выражать. Я искала адекватные способы продемонстрировать его. Мне жизненно необходимо было стравливать эту огромную энергию, пока она не взорвалась внутри меня.
Я очень хотела превратить атомную бомбу внутри себя в атомную электростанцию.
Но внутри меня все же была скорее БОМБА.
Что-то, что может рвануть в любой момент. Что-то, что мало управляется мною. Что-то, с чем я боюсь взаимодействовать.
Я стала тратить очень много энергии на создание саркофага для этой бомбы. Чтобы не подорваться на ней самой и не взорвать пару стран вокруг себя. Иногда казалось, что заряд моей бомбы может уничтожить весь мир. За первые полтора года после трагедии я стала опытным сапером.
Сапером, который принял свое бессилие разминировать заложенный внутри самого себя заряд. Сапером, которого хотя бы хватает на то, чтобы оберегать от внутреннего взрыва всех вокруг.
А угроза взрыва неоднократно была совсем рядом.
Горе продуцирует огромную энергию внутри горюющего. Настолько огромную, что часто все силы уходят на ее контейнирование.
Неприлично же выйти на улицу, взять и взорваться прямо в ее центре?
Я долгое время думала, что антидепрессанты выписывают для того, чтобы поставить предохранитель на взрыватель. Но при очень большом заряде антидепрессанты не помогут.
Религия знает секрет разминирования таких бомб.
У верующих людей иногда получается прийти в такое смирение, что бомба превращается в молочную реку с кисельными берегами.
Мне этот способ не сильно помог. Хотя я очень хотела, чтобы помогло.
Я молилась везде, куда меня заносило. Я молилась в своем любимом монастыре Монсеррат. Я молилась в парижской церкви Сакре-Кёр. Я молилась Черной Мадонне в Канделарии на Тенерифе. Я молилась в Казанском соборе Санкт-Петербурга. Я молилась в церкви в Олимпийском парке в Сочи.
Заряд со мной до сих пор.
Потом я попала к одной видящей женщине, живущей далеко от Москвы. Спасибо интернету. И она увидела мою бомбу внутри. Я обрадовалась!
То, что вижу не только я, становится чуть более управляемым!
– Ты думаешь, что это бомба, – сказала она. – А это зерно, которое прорастает в тебе. И это зерно несет в себе большие изменения. Горе его активировало. Просто дай ему прорасти.
Я даю. Насколько меня хватает. В последнее время хватает ненамного. Меня сносит внутренней энергией, как ураганным ветром сносит путника в пустыне. Я хватаюсь за все вокруг, чтобы не улететь.
В моем внутреннем саркофаге по-прежнему огромная энергия.
Пока я учусь с ней взаимодействовать.
Когда любое счастье коробит*
Когда произошла трагедия, у меня было чувство, что я ненавижу всех людей на улице.
Потому что у них живы дети. Потому что они не знают, что такое запредельная боль. И я тоже об этом не знала ДО.
А потом я вышла на неизвестный до этого уровень БОЛИ. И каким-то чудом выжила. Но ощущение оторванности от мира остается до сих пор. Оно уже намного меньше.
С миром меня примирил ковид – то, что люди стали испытывать три или пять процентов боли от моего состояния, сделало нас ближе. Первые два месяца жесткого испанского карантина я радовалась.
Радовалась тому, что мир хоть немного начал меня понимать. Но счастье вокруг очень сложно воспринимать до сих пор.
Почему у меня постоянная боль, а у других людей проблемы уровня «сломался ноготь»? Особенно когда эти другие говорят: «Я так тебя понимаю, у меня тоже умер попугайчик, когда мне было пять лет!»
Я осознала, что мне очень сложно справляться со счастьем окружающих. Чужое счастье становилось раз за разом моей собственной ретравматизацией. Я чувствовала себя забытой Богом, который все еще раздает счастье и радость всем, только не мне.
И я нашла для себя практику – каждый день радоваться чужому счастью.
Самым большим для меня вызовом стало поздравлять чужих дочерей с днем рождения. Но день за днем я старалась делать это искренне! Как будто за это мне пришлют дополнительные баллы в карму.
У меня не осталось дочерей, тогда я могу хотя бы радоваться за чужих.
Иногда друзья стараются скрыть от тебя радость.
Так я случайно узнала о вчерашней свадьбе когда-то очень близкой подруги. Она рассказала о свадьбе другой моей подруге, с которой я их и познакомила. После трагедии и та и другая просто вычеркнули меня из своего круга. И вот они бывают счастливы где-то отдельно, скрывая весь процесс от меня.
Думаю, просто не хватило внутреннего процесса подумать, что мне будет больно. А может быть, и хватило.
В любом случае это не моя война. Пусть радуются. Без меня и моих ресурсов, которые обе из них когда-то могли получить.
Чужая радость коробит, а свою радость хочется защитить от чужой боли.
Я все понимаю, но это не значит, что мне не больно от этого.
Зато я могу радоваться беременностям. Беременностям моих клиентов, потому что я помогла прийти к этому результату. И я радовалась беременности Даши, потому что Даша и Хорхе как никто помогали мне после трагедии.