Страница 10 из 19
Когда мы перейдем в тонкий мир и встретим там наших детей у входа.
И тогда наши масштабы полностью совпадут.
Правдивый ужас, или ужас правд**
Одно из важных первых признаний родителям после смерти ребенка приходится делать самостоятельно.
Это признание ПРАВДЫ ситуации, в которой они оказались. Это случается далеко не сразу. У меня, например, оно случилось спустя полтора года после трагедии. Правда ситуации оказалась ужасна.
Я могу сказать с вероятностью 99 %, что это самая тяжелая и обрушающая ситуация в моей жизни. И вижу, что чудом осталась в живых и не сошла с ума. Я осознаю, что прошла через такой ужас, сквозь который части людей было бы невыносимо пройти. Они бы на этой ситуации закончились.
И я признаю свою СИЛУ в том, что выжила на этой растяжке БОЛИ и ЛЮБВИ. Хотя это временно, несомненно. Все мы там будем, и наши дети нас там будут встречать.
Правда в том, что все ТАК ужасно, как вам кажется. Даже если иногда вы в это не верите. Даже если близкие говорят, что «все будет хорошо»!
НЕ БУДЕТ!
Будет ВСЕ по-другому!
Хотя бы потому, что вы будете другими. Абсолютно.
С признания того, что все, что произошло, по-настоящему ужасно, начинается движение ВВЕРХ. Да, как это ни странно.
Пока мы ищем обходные пути, не верим до конца в случившееся, мы внизу. Нам там легче. А потом мы осознаем, что все ужасно настолько, насколько мы не могли себе и представить.
Начинается движение ВВЕРХ, потому что мы наконец обретаем СВОЙ МИР.
Мир, в котором слишком многое УЖАСНО, но этот мир – НАШ. Мы наконец находим свою геолокацию, считываем координаты и можем вызвать спасателей. Если мы нашли себя и свой мир, отсюда мы можем начать движение на выход из этой страны горя.
Выход из горя начинается с признания его факта не только головой, но и сердцем.
Голова горе может признать почти сразу. Признать головой – не значит понять или принять. А вот признать сердцем, что горе – это твоя реальность, ОЧЕНЬ больно. И как любое живое существо хочет убежать в безопасность, наше сердце делает то же самое.
Оно убегает в безопасность через НЕПРИЗНАНИЕ тяжести произошедшего. Это не голова говорит чаще всего «Не могу поверить». Это сердце.
И самая большая АНТИсинхрония заключается в том, что большинство окружающих констатирует факт трагедии, произошедшей с нами, почти сразу же, просто потому что НАША трагедия для них безопасна. Они все увидели, согласились, что это «тотальный ужас», и пошли дальше.
А горюющий родитель не способен из своей боли и небезопасности признать сразу: все, что произошло, – это на самом деле правда, и это именно так ужасно, как кажется.
Родителю в горе надо еще дожить до этого осознавания. И когда оно нас догоняет, становится очень БОЛЬНО.
Когда РАЗУМ и СЕРДЦЕ входят в синхронию осознавания реальности ГОРЯ, это похоже на атомный взрыв и полет в пустоту одновременно.
Но некоторые БОЛЬШИЕ ВЗРЫВЫ формируют ВСЕЛЕННЫЕ.
Важно, чтобы хватило сил дойти до этой точки. Чтобы переродиться от этой боли и начать движение ВВЕРХ.
Я замечаю, что сегодня мне диктуют какие-то особенно красивые фразы. В проживании все эти взрывы боли крайне некрасивы. Никто не хочет перерождаться, разлетаясь на тысячу маленьких кусочков.
Но нам выпала эта доля. Нам выпал этот шанс. Признайте, что вы проживаете НЕВОЗМОЖНОЕ.
Если вы тот, кто рядом с горюющим родителем, признайте, что человек рядом с вами проживает НЕВОЗМОЖНОЕ. Это вернет родителю в горе часть его ДОСТОИНСТВА.
Горе можно проживать с достоинством. Если называть ВЕЩИ своими ИМЕНАМИ. Прожить опыт невозможного в жизни выпадает не всем.
Но можно признать особое достоинство тех, кому этот опыт выпал.
Часть 2. Поддержка
Изгои нашего времени*
В группе взаимопомощи родителям, потерявшим детей («Перерождение»), Светлана Старкова затронула актуальную тему – ощущение исключения из мира и общества после смерти ребенка.
У меня тоже был подобный опыт. Этому поспособствовал скандал в прессе, где меня обвиняли в шарлатанстве и убийстве собственной дочери.
Вспоминая об этом, я повторяю две фразы: «Люди не ведают, что творят!» и «Им с этим жить».
Я оказалась в индивидуальной капсуле собственного горя. Вокруг были люди, их было немного. Мне никто не писал. Потому что я закрыла социальные сети, так как журналисты копировали оттуда фото и видео меня и моих детей. И показывали это потом в своих «сюжетах». Потому что моя бывшая партнерша по бизнесу сказала меня не беспокоить.
В итоге было ощущение, что меня оставили все. Хорошо, что позже я прояснила с несколькими друзьями, где они были в тот момент и все это время. Кто-то из них попросил прощения. А кто-то числится в списках «пропавших без вести» вот уже почти два года.
Недавно я поняла, что больше принимаю смерть дочери на данном этапе, чем то, что мир меня бросил в такой момент. Возможно, я уже проработала часть горя по первому поводу. И сейчас передо мной стоит задача отработки процесса горевания по второму.
У меня была даже не подруга, а хорошая знакомая в Барселоне. Когда-то она тоже подверглась хейтингу и буллингу в соцсетях по поводу своей профессиональной компетентности. А после переезда в Испанию я поддержала ее в наших местных группах.
Особенностью русскоязычных диаспор в Западной Европе является повышенная агрессивность и нежелание принимать новичков без боя. Нужны рекомендации. Я тогда дала свои. И была очень удивлена, когда после произошедшей трагедии эта знакомая пропала из поля зрения. Я даже проверяла сообщения: ни одного письма, ни слова, ни полслова.
Меня не удалили из друзей, но удалили из жизни.
Еще одним поводом для удивления было то, что знакомая – достаточно известный психолог. В плюс к тому, что она переживала подобную агрессию и клевету со стороны прессы.
Не знаю, что произошло с ней. Какое-то время я хотела это понять, но потом оставила попытки. Возможно, мы когда-нибудь сможем об этом поговорить. Если у меня и у нее одновременно возникнет такое желание. Случай не был эксклюзивным.
Пропало около 90 % людей из моего окружения. Рядом реально оказались единицы. И даже те, кто остался, иногда не выдерживали в последний момент.
После трагедии мне негде было жить. Квартиру опечатала полиция. Рядом со мной была бывшая клиентка. Удивительно, что была вообще она: очень занятая деловая женщина, глава компании и плюс к этому многодетная мама. Когда стало понятно, что уже завтра мне негде будет жить, она предложила занять одну из комнат в ее большой квартире. Я была рада такому предложению.
На следующий день надо было переезжать. Но оказалось, что переезжать некуда.
«Знаешь, мой муж против, чтобы ты остановилась у нас. Место есть, но мы переживаем за реакцию детей. Вдруг они узнают, что произошло с твоими детьми, и у них будет болезненная реакция?»
Болезненная реакция тогда случилась у меня, так как надо было срочно решать, куда же переехать, так как вариантов не было.
В итоге я прожила следующие две недели у совершенно незнакомой мне до этого женщины, которая по вечерам могла, выпив вина, звонить подругам и громко рассказывать раз за разом, что я живу у нее: «А что делать? Не могла же я отказать. Да, я знаю, в прессе пишут, что это опасно. Но не выгоню же я ее на улицу!»
Потом я жила около месяца у другой бывшей клиентки и ее мужа. Они выдержали дольше всего. Обычно люди рядом выгорали за три дня, а эти чудесные люди продержались три недели.