В джунглях

Слон неподвижно стоял перед своим хозяином, и Гопал подвел его к нам.

— Вот видите, Кари согласен остаться здесь, — сказал он. — Ему можно верить.

В следующей главе я расскажу о нашей жизни с Кари, которая была прекрасна и полна романтики.

ГЛАВА VIII

Кари между городом и джунглями

Время, которое мы с отцом провели вместе с Кари, было самым чудесным в нашей жизни. Сидя на его спине, мы побывали в самых далеких и загадочных уголках джунглей, где столько сокровенных и непостижимых тайн. В лесной глухомани, где воздух недвижен, где ветер не колеблет ветви деревьев, происходят удивительные вещи. Одно из таких мест, которое Кари, видимо, хорошо знал, было в самой чащобе, где деревья росли так густо, что мешали друг другу; через эту чащу, растянувшись на много миль, бежит извилистый ручеек, и, хотя он едва достигает двух футов в глубину и десяти ярдов в ширину, немногие звери осмеливаются перейти его. Они пьют из ручья, подходя к воде, но, кроме слонов, которые двигаются бесшумно, как облака в небе, никто не переходит на другой берег, боясь плеском воды нарушить тишину. Место это так непостижимо спокойно и там такое чуткое эхо, что малейший шорох кажется ревом медных труб. Если упадет капля воды, то звон ее отражается от неба, как от изумрудного резонатора. Там живет лишь эхо да какие-то слабые отзвуки, почти недоступные человеческому слуху. Но каждое травоядное животное — каждый олень, каждый буйвол — всегда прислушиваются здесь вдвойне: к зыбкому эху и к слабому звуку, его породившему.

Кари привез нас сюда на рассвете. Каждое растение тянулось к солнцу — источнику света и жизни. Я увидел «мушик наву» — мускусного оленя, самого пугливого обитателя джунглей, у которого на брюхе помещается мускусный мешок с таким резким запахом, что его легко могут выследить хищники. Мускус еще не созрел, и олень спокойно пил из ручья. Вдруг нога его оскользнулась, и раздался отчетливый плеск. В тот же миг я увидел, как уши оленя растопырились в разные стороны. Кари, на спине которого я сидел, сделал то же самое: он прислушивался одновременно в двух направлениях, и я знал, что они с оленем ловят звук и его эхо. Серебристо-коричневая шкура оленя, искрившаяся утренней росой, вмиг исчезла. Я нигде не мог найти и следа животного, которое только что у меня на глазах пило из ручья. Слон вздрогнул и сделал несколько шагов вперед. Хрустнул сучок, и на другом берегу ручья отозвалось четкое эхо. Едва оно смолкло, как на том самом месте, где только что пил олень, появилась какая-то черная тень. Я вгляделся повнимательней — тень двигалась. Слон заворчал, тень ответила ему, я вгляделся и увидел черную пантеру. Она услышала эхо, подхватившее всплеск воды, и через мгновение была уже там. Услышав ворчание слона, она вздрогнула, и ее удивленный рык разнесся во все стороны. Без сомнения, Кари предупреждал всех о присутствии пантеры. Он стал другом и защитником слабых; в его голосе не было угрозы пантере, он только припугнул ее, чтобы робкий олень мог убежать подальше. Видимо, пантера поняла, что добыча потеряна безвозвратно, — она мягко припала к воде и тихонько начала пить. Красный язык несколько раз коснулся воды — и её уже как не бывало. Даже хищная пантера скользила бесшумно, как тень среди теней. Звуки здесь сочатся, текут, летят, падают, плывут и тонут в безмолвии.

Воцарилась долгая тишина, а потом мне почудилось, что где-то далеко, у скал, снова плещется вода — не слышно было ни хруста, ни треска веток, ни шелеста кустов, но через мгновение на другом берегу появились слоны — стадо в двадцать голов — и стали пить. Сперва один слон погрузил хобот в воду, напился и помедлил немного, потом начал пить второй, за ним третий, четвертый, пятый, и, наконец, последний напился и тоже помедлил немного. Слоны пили бесшумно, и все же каждый медлил, прислушиваясь, не нарушил ли он тишину. Потом их темные тела словно растворились в воздухе. Снова секунду или две нам чудилось легкое журчание воды у скал, которое эхо разнесло далеко-далеко, а когда оно смолкло, слонов не было уже и в помине. Я заметил, что они, когда пили, тоже слушали звуки и эхо.

Вдруг в тишине послышалось фырканье, и по треску деревьев мы поняли, что идет зверь, который не заботится об осторожности и топчет все и всех на своем пути. Кари сунул хобот в рот, а я, затаив дыхание, ждал нового пришельца. Вслед за длинной чередой оглушительных и разноголосых шумов, звучавших как разрывы бомб в стеклянном доме, появился носорог. О» спокойно напился из ручья и смело перешел через него. Видимо, он был уверен, что на него никто не посмеет напасть, и не скрывал, где он и что делает. Шумливый и толстокожий носорог не блещет умом. Я знал людей, которые убивали его, спрятавшись в траве и всадив ему в брюхо отравленное копье. Теперь, увидев этого шумного и чванного толстяка, я убедился, что убить его — пустое дело.

Вслед за носорогом на водопой слетелись птицы. Время близилось к полудню, и им нужно было напиться перед дневным сном. Голуби, соколы, дятлы бесшумно появлялись и исчезали. Только павлины вели себя не так, как все. Эти птицы подняли страшный гам, который в тишине был просто невыносим. Они выстроились-длинной шеренгой у ручья, а напившись, стали расхаживать взад и вперед большими стаями, громко лопоча что-то на своем языке. Отец шепнул мне:

— Давай напугаем хорошенько этих балбесов.

И мы разом издали павлиний крик — предостережение об опасности. В наших голосах бился и нарастал страх:

— Ке-ка! Ке-ка! Ке-ка!

Видели бы вы, как они взвились на деревья! Павлины летают очень редко, но эти подпрыгивали чуть ли не на пятнадцать футов, а услышав эхо наших голосов, которое раскатывалось по всему лесу, прыгали еще выше, пока почти все не очутились на самых верхушках деревьев. Удалились они куда скромнее, чем пришли, — право же, они не издали ни звука.

Птиц в джунглях бесчисленное множество. Есть тут и попугаи с ярким оперением, которые то и дело снуют в небе, и коршуны, которые питаются падалью, и ночные птицы, которые поют, только когда светит луна и звезды. Есть и утренние пташки, возвещающие восход солнца, и птицы, которые поют весь день, а иногда и по ночам. Есть удивительные черные дрозды, которые не поют, но издают ужасный пронзительный звук, как только завидят тигра или леопарда, и поэтому хищным кошкам приходится осторожно красться через джунгли. Крик этой птицы за много миль предостерегал нас, что близко тигр или леопард. Леопарды часто живут на деревьях, не давая бедным птицам покоя даже в их гнездах. Поэтому черные дрозды поднимают крик при виде леопарда и разносят повсюду весть о том, что леопард рыщет в поисках добычи. Но даже эти птицы, при всей их зоркости и наблюдательности, часто не замечают тигра. Хищные кошки, вынужденные постоянно таиться, ходят так бесшумно, скрываясь под густым плетением ветвей, что порой никакая птица не может их углядеть. И все-таки я на каждом шагу убеждался, что природа дала жертвам некоторое преимущество перед хищниками: запах и движение листвы выдают тигра, когда он проходит по джунглям.

Кари захотелось искупаться. За годы, проведенные в джунглях, он привык купаться сам и никогда не позволял нам мыть себя, хотя ручных слонов хозяева чистят скребницей, как лошадей. Оставив нас на дереве, он пошел к ручью. Первым делом он напился. Потом тихо сошел в воду. Вот он лег и стал тереться боками о гальку на дне, и все это без единого звука. Затем сел, выставив вперед задние ноги, как костыли, набрал в хобот воды, окатил себя с головы до хвоста — и опять ни звука, лишь журчит вода, стекающая по его спине в ручей. Мы услыхали только: «фырк, фырк, фырк!» — потом: «шлеп, шлеп, шлеп!» Кари вышел из ручья и подошел к дереву, на котором мы спрятались. А вот и супруга носорога пожаловала купаться! Муж ее уже побывал здесь, и теперь она привела к ручью свое единственное обожаемое чадо. — Самой ей лет шестнадцать, а детеныш двухгодовалый. Мамаша купала его точь-в-точь, как женщина своего малыша. Она подтолкнула его к воде, заставила лечь на спину, так что он чуть не захлебнулся, а потом подняла на ноги, чтобы вода обмыла брюхо. Наконец она сама совершила омовение, и оба они удалились.