Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 212 из 214



Ворочая ножом во все расширяющейся ране, я провел пару не самых плохих секунд своей жизни. Потом позволил парню и нашим барабанным перепонкам немного отдохнуть.

– Твое кодовое слово избавляющей от боли и увечий – быстрые и четкие ответы на мои вопросы. Усек, дэв Мук?

– Да! Да! Усек!

– Вы убили пауков.

– Точно. Десятерых. Да. Да.

– Тела их где? И снаряжение?

– Все утащили к себе!

– Зачем тела? Жрете?

– Редко… честно редко. Только в день Резни! И только если найдем. В этот раз вот нашли… сука…

– Что за день такой?

– Праздник. Наш святой праздник.

– День Резни? Святой праздник?

– Все так. Все так. Слушай… мы нормальные! Мы хорошие! Мы не жрем себе подобных! Мы не людоеды!

– Но пауков же счавкали?

– А что поделать?! Они попались нам в день Резни! Выбора нет! Страха нет! Разговора нет! Только бой! Только раж! Только кровь! Потому что это гребаный священный сучий праздник! – мне в лицо полетели брызги слюны – Да мы вообще никогда не спускались так низко! Что тут делать?! Нас привел сюда Раж! Просто не повезло всем нам – сраный день Резни! Резни! Резни! Мы мирные дэвы. Мы… мы не хотели их убивать. И не хотели умирать сами. И жрать не хотели… но пришлось! Вернее – в тот день хотели! И жрали! Но потом… су-у-у-ука….

Дернувшись всем телом, великан закрыл лицо широкопалыми ладонями и заплакал. При этом не побоялся откинуть ствол «свинки», что продолжал упираться ему в глаз. Хмыкнув, я чуть помедли и сошел с содрогающейся от плача груди, встав рядом с удивленным орком и Баском.

Презрительно оттопырив нижнюю губу, Рэк сделал вывод:

– Баба.

– Он, по сути, еще ребенок – тихо произнес зомби, странно изогнув шею и глядя на рыдающего великана подобно тому, как птица падальщик смотрит на почему-то ожившую дохлятину – Ему стыдно за содеянное.

– Стыдно?! – буркнула Йорка, на миг прекращая наблюдения за верхней частью багровой «джакузи» – А надрачивать посреди улицы ему не стыдно?! Охренеть! Лопнуть и сдохнуть! Гоблины! Вы совсем обалдели?!

– Дэвы – со смешком поправил ее я – Эй, Мук. Трусы натяни. А то девушка смущается. Ну или восхищается…

– Эй – дернулся Баск.

– Чем восхищаться-то? – фыркнула девушка – Натягивай трусы, плакса! Оди! Вот какого хрена, а?! Почему с тобой всегда так?!

– Я-то тут причем? – искренне поразился я.

– Притом! Мы шли искать в жуткой тьме Кислотки страшных тварей порешивших боевое паучье звено. А что нашли? Онанирующего подростка?!

– О – по-прежнему закрывая лицо, стонал Мук – О дерьмо… мне конец… мне сука конец…

– Ну он постарше – заметил я и, решив, что ситуация достаточно сильно разрядилась, велел – Дэв Мук. Поднимись. Сядь вон к той стене.

– О… – мотал головой дэв.

Шагнув, с силой пнул его по бедру.

– Встань!

Гигант неуклюже подскочил. И разом превратился из лежащего плакса в трехметровую гору мяса нависшую надо мной утесом. Трусы он натянуть не успел, и мы с Рэком невольно отшатнулись. Чем-то напоминая покорное травоядное, великан дотопал до указанного места, наконец-то подтянул трусы и штаны, после чего уселся, скрестил ноги, уронил на бедра кисти рук и замер, вопросительно глядя на нас.

– Давай-ка побольше подробностей – ласково улыбнулся я, протягивая ему бутылку с компотом – Хлебни сладенького, продышись. И начинай говорить.



– Спасибо… спасибо… – бутылка утонула в его ладони почти целиком и жалобно затрещала, пока он выдавливал ее себе в рот.

В буквальном смысле выдавливал. При этом не касаясь губами горлышка. А когда выдавил все до капли, вернул сплющенную бутылку мне, а сам торопливо прополоскал руку в воде и вытер о грудь. Рэк дернулся было, но я остановил его коротким жестом. Нас никто не хочет оскорбить. Тут что-то другое. Связанное не с нами. Его движения машинальны, он делал так уже очень много раз. Глянув на бутылку, спросил по наитию:

– Что не так с бутылкой?

– Пластик – лицо великана сморщилось в гримасе отвращения – Грязь!

Потрясающе. Пластик – грязь. И кто это заявляет? Мужик чьи яйца в данный момент полощутся в сточных водах.

Видя наше недоумение, Мук с готовностью попытался прояснить:

– Невидимая грязь, что убивает! Убивает постепенно – проходит сквозь кожу, проходит через желудок и собирается здесь и здесь – он постучал себя по лбу и по груди – А потом ты умираешь! Так всегда… так всегда… Что поделать? Но надо беречься. Бойтесь пластика! Он пикограммами оседает в мозгах, а затем сводит с ума! Я выпил потому что вкусно и хотел пить – но этим приблизил день своей смерти или безумия.

Та-а-ак…

Видя фанатичную и какую-то детскую искренность в его глазах, я понял, что тут нужен немного иной подход. Отойдя в сторону, демонстративно убрав оружие, я присел на корточки и мягко попросил:

– Расскажи нам о своем народе, дэв Мук.

– Я не укажу вам мой дом – эти слова были произнесены с решимостью обреченного – Пытайте, убивайте. Я не расскажу. Я дэв. Я часть семьи. Я не предам.

– Да не расскажем мы им о том чем ты здесь занимался – махнул я успокаивающе рукой – Меньше стресса, Мук. Меньше стресса.

– Я не поэтому! – дэв дернулся как ужаленный – К-хм… вы пришли мстить, верно? Пришил убивать.

– Не – покачал я головой – Скажу, как есть – мне плевать на тех, кого вы здесь убили. Они мне никто. Те, за кого я могу убить – все здесь. В этой трубе. Исключая тебя.

– Я не могу тебе верить – и снова эта обреченность.

И снова этот чистый язык. Чистый в смысле – без ругательств. Пообщайся с любым гоблином – да даже с нами – и через слово услышишь «дерьмо», «сука», «придурок», «сдохни», «хреносос». Это как часть разговорного этикета. Но дэв Мук говорит чисто. Он выругался недавно. Но в такой ситуации кто удержится от мата? Даже самый благочестивый из нас осерчает душой, если прервать его воображаемое соитие с лучшей самкой… Опять же шок.

– Когда я захочу отыскать твой дом – а я захочу – то справлюсь и без твоей помощи. Мне всего-то надо побродить чуть подольше по этим трубам и однажды я наткнусь на очередного дэва предающегося фантазиям в укромном уголке. И однажды мне попадется тот, кто укажет путь в нужное место. Если я сам на него случайно не наткнусь.

– Но не сегодня.

– Не сегодня – согласился я – Но давай не будем торопиться, дэв. Ты же можешь просто рассказать о своем народе? Вы вроде неплохие ребята, верно? И попадаться вам на пути не стоит только в день Резни, правильно?

– Так и есть! Мы никого не трогаем! Мы просто живем здесь! Просто живем! Раньше никогда сюда не приходили – но чуть больше года назад одна дверь почему-то открылась. Та дверь, что с экраном. Что никогда раньше не открывалась! И это случилось в день Резни… я был там…

– Был там?

– Да – великан вздрогнул, поежился – Все черно перед глазами! Я бегу. Все бегут. Мы кричим. Мы ищем. Мы ищем, но обычно никогда не находим. А потом успокаиваемся и все снова становится нормальным. Так было всегда! Но не в этот раз…

– Вам встретились чужаки.

– Да! Они были за той дверью с экраном. Дверь открылась – и там мелкашня вроде вас! Смотрит на нас. А мы бежим. Они начали стрелять! Вот – гигант ткнул пальцем себе в правый бицепс, где на светлой коже выделялись три красные точки – Они первыми выстрелили! Но… даже если бы и не стреляли… это день Резни.

– Вы ответили?

– Мы смели их. В день Резни мы становимся сильнее и быстрее. Злее. Мы ничего не боимся.

– И так весь день?

– Нет! Что ты! Только тридцать минут!

– Полчаса? – хмыкнул я – Всего полчаса? Вот это сучья невезуха у Трахаря случилась…

– Всего полчаса! Если никого не убивали, не проливали кровь – всего полчаса. Мы просто бежим. Никого не трогаем. Перепрыгиваем крыс и жавлов, колотим по стенам. А потом останавливаемся и возвращаемся домой. И все! Но тут эта дверь… я помню, как сломал одному шею. Сдавил и там что-то затрещало. А изо рта у него потекло… – гиганта затрясло – Фу! Фу! Фу! Он так на меня смотрел… так смотрел… а я разбил ему голову о стену, а затем раздавил глаза и… и… я откусил у него кусок из шеи. Вот… потом меня неделю рвало. Хотя в тот день мы ели…