Страница 197 из 214
– Я хрен его знает… – зевнул Рэк.
– Так – подтвердил зомби – Не все, но часто. Хотя иногда пауку удается смыться после секса.
– Вэттэ – именно такая.
– И почему М… он тупой? – не сдавалась Йорка.
– Потому что Вэттэ еще жива – ответил я – Будь он умен – лично бы перерезал ей глотку, не доверив это дело никому другому.
– А чего она тогда его сама еще не прикончила?
– Потому что у нее есть какие-то веские на это причины. Закрываем тему.
– А если за нами сейчас явятся вызванные ей пауки?
– Не – покачал я головой – Не явятся. Об этом можешь не переживать. Вопрос только в одном – ответит она на мое щедрое предложение или побоится. Выясним это вечером. А пока – отдыхайте, гоблины. Отдыхайте…
Сам я остался под двойным странным портретом.
Мимир нарисован какой-то старательной бездарщиной без искры таланта.
Вэттэ же… мне знаком этот художник. Я уже видел его картины – в доме Копулы, на стене у входа в страшную свиноферму Пау-Пока. Это тот самый художник-бродяга, что никак не мог найти себе покоя. Сначала он изрисовал все стены борделя, затем пожил на болоте людоедов, после отправился на кладбище Шартрез, а следом поднялся на небеса. Что же гонит и гонит его все дальше, не давая покоя? Что не так с его больной головой?
А меня?
Что гонит и гонит меня все дальше и дальше, не давая покоя? Ведь я иду тем же путем – по стопам художника. Вот я уже поднялся на паучьи небеса. Художник здесь? Или уже ушел дальше? И мне снова идти по его следам?
Дерьмо…
Это снова подал во мне голос мемвас.
Допив бокал, я подержал его перед глазами и медленно разжал пальцы. Со звоном бокал опустился на вовремя подставленный поднос.
– Еще сладкосиса?
– Ничего с наркотой – твердо ответил я, хотя рука и дернулась с готовностью принять следующую дозу сладкого пойла – И что-нибудь предельно горькое.
– Чистый самогон? И добавить в него пару капель эльфийской мочи?
– А это что?
– Нечто особенное, бвана – многозначительно произнес паренек – Нечто особенное. Рекомендую.
– Наркота?
– Ни в коем случае! Нечто особенное. Больше сказать не могу. Но она очень горька и бодрит.
– Давай.
– Скоро будет.
И он не обманул. Принес бокал минуты через четыре, проигнорировав при этом призывы пышно разодетых пауков. А когда кто-то попытался повысить голос, одарил его таким взглядом, что паук осекся и отступил назад. Непростые тут официанты… непростые…
– Кто ты? – спросил я его, делая на пробу крохотный глоток принесенного коктейля – бесцветная жидкость с легким золотистым оттенком.
– Я разношу напитки – ослепительно улыбнулся парень.
– Кто ты? – повторил я уже без улыбки.
– Я выполняю приказы.
– Чьи?
– Зовите в любой момент, бвана Оди – улыбнулся паренек и, поцеловав кончики пальцев, прикоснулся ими к стене, после чего удалился.
Что ж – ответ получен. Целованными пальцами прилизанный парника коснулся стены под портретом улыбающейся паучихи Вэттэ, а не под портретом Мимира.
Мимир…
Крупный, мощный, широченный плечи, выставленный вперед раздвоенный подбородок, зачесанные назад редкие светлые волосы, отвисающая массивная нижняя губа, небольшие серые глазки сонно и важно смотрящие на мир. На черной рубашке сияет серебряная брошь Лабах-Кепала – символ верховной власти. За плечами видны торчащие вверх сверкающие металлические лапы.
Не став долго сверлить взглядом портрет хозяина ЛихтКастила, я продолжил прогулку в обратную сторону, внимательно изучая портреты королев. Да… брошь перестала украшать их бюсты начиная с королевы Виктории. Что произошло в тот период? Я, кажется, догадываюсь. Но предпочту все же расспросить.
Заняться бы делом…
Но это чертово торжественное мероприятие…
И где гребаный вождь?
– Еще бодрящей мочи? – спросил парнишка, чуть опуская доверху загруженный пустыми бокалами поднос – В центре зала фуршетный стол.
– Фуршетный стол – со смешком повторил я – Вашу ж мать…
– У нас в изобилии различные канапе. Пользуются большой популярностью.
– Вашу ж мать – повторил я и, заглянув в умные глаза парнишки, задал первый из волнующих меня вопросов – Эта вечеринка ведь не в нашу гоблинскую честь?
– Что вы. Вы рылом не вышли.
– Само собой. Так что празднуем?
– Заминаем беспокойство после происшествия.
– Ага. Бал после взрыва – понял я – Дабы придворные дерьмо-массы не бурлили.
– Вам следует говорить потише, бвана.
– И где славный и добрый Мимир?
– О… он должен был прийти…
– Но?
– Но он занят крайне важными делами и не сможет сегодня явиться. Добрая Вэттэ уже поручили мне организовать для вас достойное и безопасное место для ночлега, бвана. Как только вы нагуляетесь…
– Уже нагулялся – прервал я его.
– По вашим друзьям…
– Мои друзья – пусть гуляют дальше. А вот я уже нагулялся. Хочу достойный ночлег, большой кувшин компота, бутылку самогона и блюдо этих ваших сраных канапе. Реально?
– Все организую немедленно. В сраных канапе чего должно быть больше?
– Белка. Мясо. Яйца. Что-нибудь обжигающе острое плюхни посреди блюдо – чтобы грязный гоблин макал канапе в эту лужу и жрал с чавканьем.
– Я вас понял. Все будет сделано. Если хотите – задержитесь здесь, скоро начнутся танцы. Или же можете проследовать к выходу, а я вас…
– Жду у выхода. И сделай доброе дело – предупреди моих, что я занят делами. Ну и позаботься о том, чтобы им тоже не пришлось искать безопасное место для ночлега.
– Разумеется.
Служитель удалился. А я, дойдя до начала портретной галереи, некоторое время потратил на изучение первых трех портретов – три тощие паучихи с высокими прическами. И у всех троих раскосые глаза, темные волосы, высокие скулы, намеренно крохотно нарисованные рты и яркие веера в унизанных кольцами пальцах. Вот те кто заложил небесные устои…
Лабах-Кепала появилась у второй паучихи. Зато у первой в руке был игдальстрел – куда более весомый и многоговорящий символ верховной власти. Высоко сижу, далеко стреляю, тебе в бошку, сука, попадаю…
Долбаный мемвас…
Бросив последний взгляд на становящуюся все веселее и шумнее разодетую толпу, я двинулся к выходу, покидая небесную вечеринку. У входа долго ждать не пришлось – минут через пять появился парень уже избавившийся от подноса и повел меня по извилистым коридорам. Окон нет, двери заперты, по ощущениям мы двигаемся по спирали, постепенно поднимаясь все выше.
Он довел меня до небольшого тупикового коридора с двумя дверьми. Указал на последнюю и посторонился, пропуская закутанную в серый плащ фигуру, несущую тяжелый поднос. Я зашел следом, притворил дверь и прислонился к косяку, с интересом наблюдая за официанткой, что удивительно неумело пыталась пристроить поднос на невысокий столик.
Скошенный низкий потолок. Еще одна дверь в дальней стене. Большое низкое ложе с горой подушек. Пара столиков. Два мягких кресла. Толстый ковер на стальном полу. А тут уютно…
– И как часто носите самогон грязным гоблинам, ваше величество? – спросил я, когда официантке наконец-то удалось ее нелегкое дело.
Стащив капюшон серого плаща, Вэттэ тряхнула золотистыми волосами и ослепительно улыбнулась, развязывая шнурок у шеи.
– Гоблин ты гоблин… во что же ты меня втравливаешь, гребаный низушек? А? Все сдохнем…
– А вдруг нет? – пожал я плечами и, отлипнув от косяка, сделал шаг к Вэттэ – А вдруг все будет как надо? И нам даже понравится…
– Вот насчет – даже понравится… сейчас и узнаем – на этот раз улыбка верховной паучихи говорила о чем угодно, но только не о политических делах.
Да и под сброшенным наконец плащом оказалось так мало одежды и была она столь воздушной, что считай ничего и не скрывала. Обхватив ее за талию, прижал к себе и, заглянув в паучьи глаза, спросил:
– А ты меня не сожрешь? После…
– Кто знает, гоблин, кто знает… – с удивительно сексуальной хрипотцой ответила паучиха, запуская коготки под мою тесную рубаху – Кто знает…