Шуруп

Только один человек за этим столиком не смеялся.

Рихард фон Платен.

Виталий его не сразу узнал, поскольку тот сидел спиной к окну и на этом светлом фоне казался просто тёмным силуэтом, лица не разобрать. Но когда он характерно наклонил голову, у Виталия словно пелена с глаз упала.

Фон Платен Виталия, без сомнений, тоже узнал. Однако не стал вскакивать, бежать к однокашнику, хлопать по плечу, спрашивать как дела – не тот человек. Вот Мишка Романов, простецкая душа, поступил бы именно так. А между тем, среди распределившихся в Семёновский полк вчерашних кадетов и во время полёта на струннике, и позже, в полку, вне всякого сомнения, не раз всплывали разговоры о странном назначении Виталия Шебалдина, вроде как бы и в Семёновский, но вроде как бы и нет. И загадочного шурупа на экзаменах наверняка не один фон Платен с Тревисом срисовали.

Довольно быстро Виталий понял, что произойдёт вскоре: тот из них, кто выйдет из столовой раньше, просто дождётся второго. И только потом, наедине, они и поговорят. Глупо и самонадеянно было полагать, что фон Платену не найдётся, о чём спросить.

Терентьев деловито перемещал свою порцию на стол – её как раз тоже доставили. На Виталия он старательно не смотрел – чуть старательнее, чем следовало бы.

Пообедали «интенданты» в полном молчании.

Когда Виталий допил компот и собрался встать, мастер, по-прежнему не глядя на него, тихо сказал:

– Панкратов, не болтай лишнего.

Именно так – не стажёр, не кадет, а по текущей фамилии. Наверное, чтобы лишний раз напомнить Виталию: он больше не Шебалдин.

Он Панкратов. Капитан Панкратов, для своих – из R-80, для остальных – шурупский интендант, тыловая крыса. Именно Панкратов и никак иначе, отныне и до выдачи новых документов в норе, в кабинете майора Прокопенко или как там шеф будет именоваться к тому моменту.

– Я всё помню, мастер, – так же тихо отозвался Виталий.

Когда он проходил мимо столика с пилотами, фон Платен утёрся салфеткой и тоже поднялся – внешне неторопливо. Виталий не повернул в его сторону головы, но взгляд скосил.

Напротив столовой, через небольшую мощёную шестиугольной плиткой площадку, располагалась курилка. В любом полку на любой планете так: напротив солдатской столовой – курилка большая, напротив офицерской – поменьше и поуютнее. Человечество шагнуло к звёздам, но от привычки обращать табачные листья в дым и дым этот вдыхать так и не избавилось. Правда, технология пропитки табачных (да и не только табачных, если начистоту) листьев за последние два века совершила невероятный рывок вперёд. Виталий где-то читал, что существуют какие-то специальные сигарозы, которые в известной мере компенсируют человеку недостаток пищи – в течение нескольких дней. Проверять не доводилось, да и вообще Виталий оказался настолько стойким противником этой древней индейской привычки, что не закурил даже на первом курсе, когда любители посмолить вольготно травились дымом в курилке, а некурящие убирали территорию. Множество курсантов тогда пристрастилось к сигарозам, лишь самые стойкие, сцепив зубы, весь первый год упрямо мели плац и сгребали опавшие листья с газонов.

Среди этих стойких числился также и Рихард фон Платен. Было что-то забавное в том, что два несгибаемых противника курения встретились не где-нибудь, а именно в курилке.

– Привет… – поздоровался фон Платен и протянул руку.

Виталию показалось, что вообще-то однокашник хотел сказать: «Привет, Щелбан!», но намеренно сдержался.

Пожав крепкую ладонь фон Платена, Виталию внезапно пришёл в голову простейший метод объяснения. Он просто достал удостоверение личности, развернул его и показал (не выпуская, впрочем, из рук) Рихарду:

– Капитан Панкратов, интендантская служба Генштаба. Честь имею.

Фон Платен бесстрастно изучил документ. Потом перевёл взгляд на Виталия.

– Понимаю, – сказал он. – Служба у каждого своя.

Помолчал – и добавил:

– И всё-таки капитан…

– Ты знал? – поинтересовался Виталий.

– Слышал. Никишечкин шепнул.

Ну, да, всё верно, в шурупской форме Виталия видели только офицер-воспитатель да дневальный, малёк какой-то. Ну, может быть, ещё каптёр, хотя насчёт Мишки Романова Виталий не был уверен: совершенно не отложилось в памяти – ушёл приятель сразу же после того, как выдал Виталию пакет с формой из каптёрки, или же дождался, пока тот переоденется.

– Ну, ты же знаешь, у шурупов по сравнению с флотскими всегда плюс звание, – нашёлся Виталий.

Байка или нет, но действительно ходил устойчивый слух о том, что если флотский офицер переводится в охрану, в технические подразделения или в обслугу, звезду на погоны ему кидают автоматом.

Фон Платен криво усмехнулся. Уж он-то однозначно не был человеком, которого следовало кормить байками.

– Вы здесь из-за «Гиацинтов»? – спросил он, внезапно меняя тему.

– Отчасти, – расплывчато ответил Виталий. – Но на осмотр вылетали, если это тебя интересует.

– Если я спрошу что-нибудь не то, ты меня осаживай, я пойму, – мягче, чем обычно, произнёс фон Платен и вздохнул. – Сам знаешь, в полк мы с Джасом летели с надеждой сразу же сесть на корабль, а тут…

– Кого инженером взяли вместо меня? – поинтересовался Виталий.

Спрашивал он не ради поддержания разговора, ему и в самом деле было любопытно.

– Веню Гершензона.

Это был хороший выбор – Веня, как и Виталий, пилотом был всего лишь неплохим, а вот инженером – однозначно очень хорошим. Возможно, Гершензон числился и в пресловутом расширенном списке R-80; во всяком случае, Виталий этому ничуть не удивился бы.

– А Джас где?

– В наряде.

– Как-то непривычно видеть вас порознь, – Виталий помялся, но потом всё же решился ещё на один вопрос: – И чего теперь? Будете ждать, пока «Гиацинты» допилят, или на другие машины нацелитесь?

– А их допилят? – внезапно оживился Рихард.

По идее, Виталию тут следовало перепугаться и прикусить язык. Однако он достаточно хорошо помнил и подписку, и все сопроводительные документы к нынешнему делу, чтобы отчётливо представлять, какие сведения реально являются секретными, а какие нет. «Гиацинты» отправляют на доработку (не в физическом смысле, только документацию) – таков был вердикт комиссии Генштаба, и никто не делал из этого особенной тайны. После того, как опытный образец с полностью обкатанными комплектующими будет сочтён годным к эксплуатации, по новым схемам переберут все существующие «Гиацинты», прямо в полка́х, это задача сложная, но выполнимая. В самом деле, не тащить же их с Лореи назад, в Солнечную систему, на орбитальные доки? Одно только оставалось загадкой – сколько времени займёт эта модернизация? Доколе сидеть лучшему экипажу курса без машины?

Без сомнений, фон Платена более всего волновал именно этот вопрос. Но тут Виталий помочь ему, увы, ничем не мог, поскольку толком и сам ничего не знал. Рихард это быстро почувствовал, прекратив дальнейшие расспросы.

– Кстати, – сменил он тему. – Почему мы на струннике не столкнулись? Как такое возможно?

– Я с шефом в грузовой зоне летел. В автономе.

– А… Тогда ты, наверное, ещё не знаешь. Зоя здесь.

Виталий опешил. Зоя, Зоечка – та самая постоянная партнёрша по танцам. С ней Виталия вроде бы ничего особенного и не связывало, но всё праздники в Академии, куда приглашали гимназисток, они с Виталием неизменно проводили вместе. Она как-то очень просто и ненавязчиво оказывалась рядом, и Виталий ничего не имел против. До интима дело ни разу не доходило, да и не могло дойти – обстановка в Академии не располагает, но объятия и поцелуи второпях были. Зоя не требовала от Виталия никаких клятв и обещаний. Она просто была рядом, когда могла. И наверняка удивилась и расстроилась на выпускном балу, где Виталий так и не появился.

– Здесь? – пробормотал Виталий сконфуженно. – Как, почему?

– Очень просто. Узнала, что тебя якобы купили в Семёновский, и тоже распределилась на Лорею, сумела как-то. На узел связи. В первый день на струннике искала тебя… потом плакала.