Выкупленная родная семья

Проходит, наверное, не меньше получаса, когда Мирон нарушает тишину.

— Пока я вас ждал, позвонил мой юрист. Ситуация с отцовством улажена окончательно. Я — законный отец Матвея. Оспорить это в суде будет невозможно. Мы реально биологические отец и сын, а донорское зачатие было незаконным. Можно сказать, мы просто решили зачать ребенка искусственно. В остальном мы обычные родители.　

Меня посещает догадка.　

— Это давно было понятно?　

Мирон хмурится.　

— К этому шло, но последняя точка была поставлена вчера. Сегодня юрист убедился окончательно и позвонил.　

— Наверное, поэтому Ваня пришел ко мне мириться.　

У Красильникова резко начинают ходить желваки. Ох, не нужно было говорить об этом в дороге.　

— А ты? — в его голосе мелькнул страх, или мне показалось.　

— Я не могу его даже видеть. Но похоже, я ему снова нужна, вот он и старается. Хотя надолго его не хватило, пустился в оскорбления. А еще маму взял в союзники! Но она всегда на него молилась…　

Сбивчиво обрисовываю Мирону обстановку. В ответ получаю лишь долгий взгляд в зеркало. Правильно — в дороге лучше помолчать. Да и я не знаю, какие подобрать слова, чтобы точно описать, что я сейчас пережила. Внутри как будто все замерзло.　

Наконец, мы въезжаем в поселок и ворота особняка. Иван прав, по факту я здесь на птичьих правах. Но мне становится немного легче, как будто я вернулась в родное место.　

— Ты как? Взять ребенка? — раздается голос Мирона.　

Мужчина уже вышел из машины.　

— Я сама. А ты захвати, пожалуйста, вещи, — смотрю, как он тянется за рюкзаком, — твои руки… Их нужно обработать. Иван теперь предъявит тебе иск…　

— Да пошел он к черту.　

Ну хотя бы он жив. Беспокоюсь я только о Мироне, не хочу для него трудностей. А вот у Ивана они наверняка еще будут. Сейчас Красильников выпустил пар, а после разберется с ним хладнокровно. Я не про какие-то эмоции из-за меня, Иван нарушил их личный уговор. Сам Мирон не ожидал, что он поступит так дерзко.　

Я же больше думаю о своей маме. Как она могла меня не поддержать! Пусть ей нравится зять, но мое слово должно быть главнее. Все ее слова то и дело всплывают внутри и отзываются болью.　

Переодеваю своего малыша. Наверное, это была его последняя поездка к бабушке. Кормлю, и с дороги Матвей быстро засыпает. Меня же волнует его папа. Где он? Продезинфицировал свои раны? Несмотря на пустоту внутри, я реально за него переживаю.　

Оставляю маленького на видеоняню, спускаюсь вниз. Мирона нахожу в гостиной. Он сидит на диване, локтями опершись на колени. Пальцы сцеплены в замок и подпирают подбородок. Мужчина о чем-то думает. Но услышав мои шаги, сразу вскидывает голову.　

— Все хорошо?　

Смотрю сначала на его ранки, они чистые и уже не кажутся такими большими. Выдыхаю.　

— Лада?　

Вдумываюсь в его вопрос. Хорошо?!　

— Все ужасно, Мирон. Просто отвратительно, — меня опять пронзает колючий холод, — я осталась совсем одна.　

Я и раньше думала, мама будет горевать из-за моего брака. Но что она возьмется так его отстаивать? Да еще поверит Ивану. Для меня это тупик.　

— О чем ты говоришь?　

Мирон встает и подходит. Смотрит выжидающе.　

— Родные меня не поддержат! — громко всхлипываю. — Мне больше некуда идти.　

Желание переехать к своим давно ушло на дальний план. Но мне очень плохо от того, что даже в теории я лишилась этого варианта. И просто морально тяжело.　

— Тебе не нужно никуда идти, — спокойно говорит Мирон и делает еще шаг ко мне, — хотя… Иди сюда.　

Он протягивает руки к моей талии. Я думаю, он как обычно хочет поддержать, обнять. Но вместо сильной груди щекой я чувствую… его теплые губы. Он целует меня порывисто, много-много раз.　

— Одна ты никогда не будешь, Лада.　

Звук моего имени его голосом проникает сразу в самое сердце. Как спичка в сухой костер. И во мне сразу начинает разливаться живительное тепло.　

— Мирон…　

Приоткрываю рот, и он сразу врывается в него. Никаких больше невинных чмоков. Мы проникаем друг в друга до самой глубины. Во мне просыпается такая жадность и смелость, сама себя не узнаю. Но мне хочется тянуться к нему, ласкать. Впиваться пальцами в его шею, запускать их в жесткие волосы. Прижимать к себе все крепче.　

А мужчина наоборот очень нежен. Он как будто хочет зализать раны, которые сегодня нанесли моей душе. Мирон так ласково гладит меня по спине. Отрывается от губ, чтобы снова осыпать поцелуями мое лицо, уши, шею. Повторяет, что я не буду одна.　

Я и сама начинаю верить в это. Лёд внутри дает трещину и медленно тает превращаясь в теплую воду. Нежность затапливает меня с лихвой, хоть мне пока странно и неловко ощущать страсть к Мирону. Мое тело дрожит в его руках, и в некоторых местах напрягается. Но я не так раскована, а с ним вообще все как будто в первый раз.　

Мирон тоже не идет дальше нежности. Однако он не отпускает меня из своих рук, когда поцелуи стихают. Я тоже не убираю пальцы от его груди. Смущаюсь, но мне приятно к нему прикасаться.　

— Не думай, что останешься в одиночестве. — еще раз говорит Мирон, — жаль, что твоя мать до сих пор не поняла сущность Вани. Но это не значит, что ты останешься без поддержки. Я сделаю всё для тебя и Матюшки.　

Вспоминаю о маме, но меня уже не окутывает такой безысходный страх.　

— Мне так хорошо с тобой, Мирон.　

Прячу лицо на его груди, он почему-то закашливается.　

— Я подозревал.　

— Что?! — снова смотрю на него.　

— Ты говорила это во сне.　

— Когда ты был в нашей спальне?! Мирон!　

Я возмущена самую каплю, стесняюсь и… чувствую счастье. Всегда опасалась шуточек этого человека, а теперь они меня приятно волнуют. Тем временем начинает попискивать няня.　

— Да, именно тогда. — отвечает мне Мирон, — сын проснулся?　

Киваю.　

— Да. Идем со мной?　

Я сама беру его за руку и веду наверх. Нет, я не приняла настолько буквально его слова, что никогда не буду одна. Но сейчас мне не хочется его отпускать.　

Сынок тоже радостно встречает папу улыбкой и… полным подгузником. Проза жизни. Впрочем, супермен Красильников не робеет.　

— Давай, я, — мужественно предлагает он.　

— Это твой сын, — благодушно киваю.　

Чтобы не хихикать, отхожу к окну. Да, мне слегка забавно наблюдать за успешным бизнесменом в такой роли. Но если серьезно, я только за его заботу о Матвейке. Хочу, чтобы между ними выстроилась крепкая связь.　

Смотрю, как мои мужчины уходят в ванную, возвращаются и возятся с полотенцем. Все-таки когда дома хорошо, легче переносить все внешние кошмары. Хм, дома?.. Не рано я так думаю? Мирон ведь после развода решил стать закоренелым холостяком.　

— Мы готовы, — слышу мужской голос.　

Ух ты! Подгузник надет даже не слишком криво. Теперь уже я не отказываю себе в широкой улыбке.　

— Спасибо.　

Мирон тоже улыбается, но качает головой.　

— За что? Ты правильно заметила, это мой ребенок.　

Однако тут и я не согласна.　

— Мне приятно смотреть, как ты возишься с ним. За это не грех и поблагодарить.　

С удовольствием я смотрю на Мирона не только как на папу Матюшки. Мне в принципе хорошо, когда я на него гляжу. На его жесткие, чуть приподнятые вверх волосы, стрижку на которых он недавно обновил. На благородный профиль, чуть скошенный книзу, его «дикую» бороду. Но главное, в глаза, где сейчас так много теплой зелени. Только сейчас понимаю, вообще они похожи цветом на мои. И у нашего сына такие же.　

— Рад. что тебе приятно, — Мирон отвлекает меня от уютных мыслей.　

Ежусь и не понимаю, насколько адекватно то, что сейчас во мне происходит. А именно — толпы летающих бабочек, из-за которых я даже забываю сегодняшний плохой день. Но я не хочу себя одергивать, вот просто не хочу.　

Однако события дня напоминают о себе сами. Мы так и стоим с Мироном, переглядываемся. Сынок на развивающим коврике на моей кровати. И в это время громко звонит мой телефон. Мама…　

Я толком ничего ей не сказала, когда на всех парах неслась из их квартиры. Не представляю, с какими она осталась мыслями.