Страница 6 из 7
Последовала пауза, после чего Тирликас выдохнул: «Ясно» — и отключился. Лев Витаутович восстанавливается — это очень хорошо. Но я совсем выпал из жизни, а команда не интересовалась политикой и новостями, телек никто не смотрел. В общественном транспорте мы не ездили, чтобы получать информацию из чужих разговоров.
А ведь и правда, что случилось в стране? Вынесли приговоры обвиняемым по «Делу тринадцати?» Так у меня еще суд завтра, я — пострадавший, свидетель обвинения.
Я залез в Комсеть. Новости пестрели заголовками: «Вынесены приговоры предателям!», «Враг под сердцем», «Шесть секретарей обкомов дождались приговоров». И ни одного спойлера! Придется читать. Я открыл первую попавшуюся статью «Комсомольской правды», пробежался глазами по тексту: сотрудничество с иностранной разведкой, промышленный шпионаж, убийство трех и более лиц… Все обвиняемые приговариваются к расстрелу. Приговор будет приведен в силу 9 мая 2024 г. Подробности не разглашаются».
— Мика, Рома! — крикнул я.
Погосян с Клыковым вылезли из комнат, а также показался рыжий наш вратарь Семен Саенко, которого взяли как запасного, на случай если Васенцов травмируется.
— Че орешь? — спросил Погосян и зевнул.
— Шуйского и остальных заговорщиков расстреляют девятого мая, — сказал я.
— Все-таки расстреляют, — мрачно проговорил Клыков и снова исчез.
Мика проводил его взглядом, подошел ко мне и поделился:
— У его маман с Санычем шуры-муры! Клык бесится. Ревнует?
— А у тебя с Дариной как? — сменил тему я, чтобы не сплетничать при Саенко, которого не считал своим.
Мика махнул рукой и выдохнул:
— Да никак! Я ее — и в ресторан, и в кино, и на параплане летать… На параплан пошла, но сама заплатила. — Он приложил руку к груди и горячо заговорил: — А я люблю ее ну просто не могу. Столько уже… больше года! Точно ведь люблю.
— А по бабам с Колесом ходишь, — наябедничал из-за двери Клыков.
Погосян развел руками.
— Ну, хожу, потому что мне надо. Вот если бы Дарина ответила, всех баб забыл бы, мамой клянусь! Даже на самые большие сиськи не смотрел бы! Потому что второй такой больше нет. — Он принялся загибать пальцы: — Спортсменка! Комсомолка! Красавица! И умная — просто жуть!
Н-да, политически озабоченными парней точно не назовешь. Тут — событие вселенского масштаба, а они все о женщинах!
— Вот ты можешь на нее повлиять? — Он заискивающе заглянул в глаза.
Я усмехнулся, представив ситуацию.
— И что я ей скажу? Рина, люби Михаэля? Как ты себе это представляешь? Любовь — это иррациональное чувство, сердцу не прикажешь.
— А ты волочиться за ней перестань, — сказал из-за двери Клыков, — тогда она, может, осознает, что теряет.
— Ты вообще молчи, девственник-эксперт! — огрызнулся Погосян.
— Он, между прочим, дело говорит, — встал я на стороны Клыкова. — Как раньше гусары соблазняли дам? Каждый вечер в течение нескольких недель присылали розу в определенное время — у дамы вырабатывалась зависимость от приятного. А потом вдруг раз — и прекращали. И у дамы паника: а где? А что случилось? И все, она завоевана.
Погосян почесал в затылке, и на его лице отпечаталось: «А что, так можно было?» — и он удалился в задумчивости. Не удивлюсь, если возьмет совет на вооружение. А Клыков выглянул и спросил:
— Как думаешь, хоть «Целтниекс» мы обыграем? А то что-то не идет у нас.
— Пойдет еще и как! — сказал я то, что думал.
С двумя-то одаренными в команде! Жаль, Микроб «Лучшего в мире» включать не умеет. Завтра у меня суд, осталось дожить до субботы, и покажем всем! Уверен, в этот раз получится феерия!