Страница 36 из 59
Старший уполномоченный бросил потухшую сигарету в пепельницу.
— Ты всё это увидел, пока лежал в коме? — спросил он.
— Я увидел намного больше, Юрий Фёдорович, — ответил я. — Намного. За семь суток у меня была огромная куча… видений, вызванных кислородным голоданием головного мозга. Самых разных. Вот только прочие мои видения пока подождут — почти все. Мы вернёмся к ним. Возможно. Но позже. Когда наладим взаимное доверие и установим конструктивный диалог. Сейчас предлагаю спасти уважаемого и заслуженного ветерана войны. Дадим ему шанс увидеть парад в честь сорокалетнего юбилея Победы советского народа в Великой Отечественной войне. А заодно обезопасим вас и ваших коллег от бесчинств столичных гостей. Хотя это обстоятельство, признаюсь честно, заботит меня в последнюю очередь. Так что, дядя Юра? Не желаете стать героем?
В воздухе надо мной вновь раздались хлопки голубиных крыльев.
Я не поднял глаза, чтобы поинтересоваться: несут ли голуби лавровый венок.
Каховский откашлялся, утёр губы.
— Ну, давай попробуем, — сказал он. — Лукин Фрол Прокопьевич, говоришь?
Старший оперуполномоченный всё же взял со стола блокнот.
— Диктуй его адрес.
— Улица Первомайская, дом тридцать семь, квартира три, — повторил я. — Тёткина Виктория Матвеевна…
— А это кто? — спросил Каховский.
Он поднял голову.
— Убийца… будущая, кто же ещё, — сказал я. — Та самая «невысокая, молодая и весёлая» в белом халате. Тёткина Виктория Матвеевна. Тысяча девятьсот пятьдесят девятого года рождения. Окончила Великозаводское медицинское училище имени академика Льва Яковлевича Фелистова. Работает фельдшером на седьмой подстанции скорой помощи. Проживает вместе с матерью по адресу: улица Труда, дом пять, квартира тридцать четыре. Ездит на автомобиле «Москвич-408» голубого цвета — он достался ей от умершего в позапрошлом году отца. К пенсионерам приезжала именно на этой машине, что известно по уже свершившимся, но не объединённым в одно общее дело случаям ограблений.
Каховских хмыкнул.
— И всё это ты тоже увидел, пока лежал в больнице? — спросил он.
Потянулся к пачке за сигаретой.
— Дядя Юра, вы снова начинаете? — сказал я. — Откуда, почему… К чему эти вопросы? Желаете спорить со мной и гадать? Зачем? Вы убедитесь в правдивости моих слов, когда разыщете эту женщину. Ограбленные запросто её опознают… некоторые. Записывайте!
Я покачал головой — показал, что устал от препирательств Каховского.
— Ладно, — сказал Юрий Фёдорович. — Я запишу. И обязательно проверю. Но и ты, Михаил, помни насчёт ремня. Он у меня есть.
Майор милиции ткнул в мою сторону пальцем.
— Ты обещал, что не пожалуешься матери.
— Не пожалуюсь, — ответил я. — Но если спасёте генерала и получите за это плюшки от начальства — с вас, дядя Юра, мороженое. Два. Эскимо. Договорились?
— Будет тебе мороженое, — сказал Каховский. — Или порка ремнём.
Я кивнул.
— Тогда проверьте свои записи. И пометьте: «Врач-убийца» явится к генералу в промежутке от десяти до одиннадцати часов утра. Но это неточно. Со временем я могу и ошибаться. Но дата точная. Как и адрес генерал-майора. Женщина принесёт ему результаты исследований анализов из поликлиники — настоящие, пусть и краденые. Потом измерит давление. Сделает укол. Она и раньше забирала у стариков воинские награды. Пометьте на всякой случай: ордена и медали Тёткина передавала через знакомых своему брату — Станиславу Матвеевичу. Тот проживает в Ленинграде, в переулке Кирова, дом пять, квартира семнадцать. Там такой мрачный, серый дом с проходной парадной и тесным двориком.
Я вспомнил, как бродил вокруг того дома с камерой — подбирал хорошие ракурсы. Явился туда вскоре после окончания дождя (и незадолго до начала следующего). Покружил по дворам, отыскивая нужную мне парадную. Местные жители посматривали на меня с возмущением и недовольством во взглядах, словно подозревали в шпионаже. Я тогда промочил ноги, замёрз и устал. Не получил удовольствия от съёмок (как после, уже дома, и от их результата). То был мой первый опыт по добыче материала вне Великозаводска (не самый приятный и успешный, но нужный).
— Юрий Фёдорович, — сказал я. — Если арестуете Тёткину до восьмого августа — сообщите об этом мне, пожалуйста. Или повесьте на окно квартиры Лукина одну из моих подвесок — ту, что я видел у вас на кухне. Это если будете дожидаться её в квартире генерал-майора.
— Зачем?
— Потому что иначе я вам помешаю. Не увижу на окне вашего знака — вломлюсь к пенсионеру вслед за Викторией Тёткиной. Сами понимаете: сидеть сложа руки я не смогу. Ну а вдвоём с ветераном мы уж как-нибудь отобьёмся от этой «невысокой, молодой и весёлой» — волосы-то я ей повыдеру. Сами понимаете, дядя Юра: доверяй, но проверяй. Если в этот раз генерал погибнет, в этом будет и моя вина. Потому что я доверился не тому человеку.
Старший оперуполномоченный откашлялся.
— Ну, теперь я верю, что тебе действительно десять лет, — сказал он. — Взрослый бы такие глупости не говорил. Придумал тоже… шпионские игры. Фильмов насмотрелся.
Юрий Фёдорович положил на стол ручку — закурил. Выпустил в балкон пятого этажа дым, задумчиво посмотрел поверх моей головы.
— Ничего не случится с твоим генералом, — сказал Каховский. — Не нужно тебе никуда ходить. Без тебя разберёмся. И без всяких там… цветочных горшков на подоконнике.
Он хмыкнул.
— Завтра расспрошу коллег об этих ограблениях. И если хотя бы часть твоих сведений подтвердится… Нет, не так. Даже если твои слова не подтвердятся — я всё равно проведаю Фрола Прокопьевича. Обещаю. Чтобы потом выпороть тебя, как следует: втолковать, как можно шутить, а как не следует. К тому же, будь уверен: я навсегда вычеркну тебя из списка зятьёв — это когда окажется, что ты морочил мне голову. Так и знай. А дочери скажу, что ты… писаешься в штаны. Вот так. И это не пустая угроза, Михаил Иванов. Ты меня понял?
— Понял, дядя Юра, — сказал я.
В этот раз Каховский не позволил пеплу упасть на пол — донёс его до хрустальной туфли.
— Хочешь мне рассказать о чём-то ещё? — спросил он.
Я взглянул на своё отражение — на тонкошеего большеглазого светловолосого мальчишку. Снова дёрнул плечом — отражавшийся в оконном стекле пацан повторил мой жест.
— Пока нет, Юрий Фёдорович, — сказал я. — Давайте сперва разберёмся с делом генерал-майора Лукина. Чтобы в следующий раз у вас было больше веры в мои рассказы.
— Значит, будет ещё и следующий раз, — сказал Каховский.
Я кивнул.
— Обязательно будет, дядя Юра.
Юрий Фёдорович усмехнулся, шариковой ручкой постучал по странице блокнота.
— Ну, ладно, — сказал он. — Давай разберёмся вот с этим.
Я вернулся в комнату. Впустил в квартиру с улицы облако табачного дыма. После яркого солнечного света гостиная Каховских показалась мне мрачной тёмной пещерой — я таращил глаза, привыкая к скудному освещению. Балконная дверь отсекла уличные звуки. Я услышал приглушённые тонкими стенами женские голоса (это на кухне беседовала с подругой Елизавета Павловна). Воображение нарисовало картину того, как женщины разглядывали на дне чашек кофейную гущу, как они раскладывали на столешнице карты и обсуждали связь «казённого дома» с «бубновым интересом».
Из кресла, будто воробей с ветки, вспорхнула Зоя Каховская — поспешила мне навстречу.
Девчонка хмурила брови — демонстрировала недовольство.
— О чём вы с папой так долго болтали?! — спросила она.
— Да как обычно, — ответил я. — О женщинах, о политике и об автомобилях. О чем ещё могут разговаривать друг с другом взрослые мужчины?
Зоя фыркнула.
— Тоже мне… взрослый нашёлся, — сказала она.
Взглянула на мои короткие штанишки, на торчавшие под ними голые острые колени и на красные тапки.
Мне почудилось, что девчонка сейчас прокомментирует мою внешность.
Но Каховская вдруг печально вздохнула.
— А я все полки просмотрела, — сказала она.