Маска

— Ты объявила мне бойкот?

Мрачная Ирка напомнила о себе, на ходу заглянув под мой капюшон. Что-то не видно тех искорок из глаз, как на сцене в объятиях Степанова!

Мерзость! Она и Артём… Я и…

Ну уж нет! Здесь и сравнивать нечего. Однажды я обожглась, но радостно прыгать по граблям не собираюсь. А кое-кому стоит вспомнить о муже!

Я вскипела, тяжко вздохнув, но продолжила молчать.

— Ясно. Как в седьмом классе, — дура! Это совсем другое… — Только я всё равно не понимаю, почему?! Если обидела тебя чем-то, сказала бы!

Мы подходили к дому. Один фонарь уныло мигал, а остальные источали жёлтый уставший свет. В нём снежная "мошкара" быстро ныряла нам под ноги. Интересно, соседи будут пускать фейерверки во дворе в этом году?

— Я ей, как золушка, квартиру мою, готовлю после рабочей недели, а она обижается… Ну и… Пошла в жопу!

Моешь холодильники ты сносно, но, видимо, недостаточно искренне скулишь в ванной по Стасу.

Сама пошла!

— Ирина Максимовна! — раздалось за нашими спинами.

Я, замерзшая до стука зубов, остолбенела возле домофона. Ключи упали под ноги…

— Ирина Максимовна!.. — запыхавшийся краснощекий парень, из рта которого клубился пар, догнал нас и протянул Ирке измученный букет. Та изумленно взяла и принялась крутить-рассматривать. Веник!

Артём обессилено облокотился ладонями о колени.

Да, надо бы тебе отдышаться. Перед тем, как будешь убегать отсюда с ускорением пенделя!

Я, за этот вечер успевшая скопить уйму оскорблений и ненависти, взревела на весь двор.

— Какого хрена ты нас выслеживал? — в большей степени я уничтожала взглядом светящуюся от счастья Иришку. Уже и не такую светящуюся… — Пошёл отсюда! И никому не рассказывай мой адрес!

Похоже, он ни чуть не удивился. Или совсем не тому, на что я рассчитывала…

— А, это ваш дом? Я думал…

НУ ЧТО ЗА ОТСТОЙ?

— Виолетт, не злись. Артём не хотел ничего плохого. Почему ты такая… Напряженная сегодня?

Я рвано вздохнула, до последнего игнорируя подругу.

— Повторяю! Чеши отсюда! Обходи за несколько кварталов этот двор!.. И посмей только ляпнуть кому-то, где я живу!

Пока я причитала, поднимая с земли ключи, на моём плече зло сомкнулась чья-то рука.

— Прекрати! — Ирка сжала мою куртку, пытаясь обратить на себя внимание. — Прекрати так орать! Он, вообще-то, пришёл ко мне!

Ну всё, овца! Хотела поговорить — сейчас обсудим твои легкомысленные наклонности!

— Ты! Ноешь вечерами по мужу! Хочешь его вернуть?! Пытаешься исправиться? А этот хмырь тебе, — я уничижительно ткнула пальцем в отшатнувшегося Тёмика, — на кой чёрт?

Ничего личного, парень, мы за пределами ВУЗа. Могу и обматерить! Он скривил лицо, да и Ирка странно съежилась.

— Да что ты выдумала себе?! Это обычное человеческое общение! — её голос сорвался, когда она пыталась оборониться.

А-а-а… Хочешь сказать, мне до него далеко?

Подруга уныло смахнула растаявшие снежинки с хрустящей обертки на цветах. У неё теперь дрожала рука.

— Не надо судить по себе! Просто я — не ты! Я не умею так! И не хочу! Не собираюсь я выливать словесные помои на студента за букет цветов!

У меня было множество вариантов объяснения этому изречению… Но самая гадкое прорвалось первым в очереди. Я растеряно переступила с ноги на ногу.

То есть, она такое поведение за достоинство считала?

— Теперь ясно тебе, почему я с тобой не разговариваю? — небольшое разъяснение в качестве исключения! — Ты говоришь одно, а делаешь… Противоположное! Может, поэтому Стас и обиделся на тебя?

Её алый рот медленно вытянулся. Ира, кажется, с трудом дышала, рассматривая меня теперь невыносимо холодным взглядом. Я чуть сжалась под курткой, не до конца понимая, что только сейчас сказала. Правда — она такая. Даже мнущемуся Артёму стало не по себе. Он принялся глазеть по сторонам, не понимая, в какую сторону лучше сматываться.

Подруга продолжала молчать. Подперла коленом сумку, дёрнула молнию и достала что-то звенящее.

И что это значит?

Мне в руки небрежно прилетела связка ключей.

— Ты уходишь?! — подытожила я, наблюдая, как Ирка начинает удаляться к дороге, уставленной припаркованными машинами.

Обалдеть… Артём осмотрел меня, как мог, равнодушно, но ехидство всё же восторжествовало на его лице, когда он отвернулся и двинулся следом за Иришкой.

Добился, чего хотел?

У меня как-то странно, неприятно скрутило в желудке.

— Ира, ты с ним?! — это я сейчас буду ночевать одна? А Иришка? На вокзале? Или ещё хуже — у Тёмика? Зачем он вообще притащился?.. Зачем? Зачем? Как её задержать? — Эй! Вещи свои забери!

Я было подошла ближе к дороге. За считанные секунды растеряла покой и уверенность в своей правоте. Стало нестерпимо одиноко, словно мне тринадцать, и мама бросила меня на улице, решив наказать непутевую дочку.

— Оставь себе!

***

Иру я больше не видела и не слышала. Её вещи, на которые мне пару вечеров приходилось натыкаться в ванной комнате, на прикроватной тумбочке и ящиках для одежды, я бережно сложила в сумки и спрятала на антресоль. Видеть их было нездорово больно.

Жаль, туда не спрятать отмытый холодильник и переполненные нетронутые кастрюли с едой. В свободное от работы время я думала над своими мало обоснованными обвинениями, что не погнушалась высказать подруге. Иногда мне казалось, что я была слишком права, чтобы молчать. А иногда… Чувствовала себя монстром. Думала и о том, как удрала из актового от необъяснимо устрашающих обстоятельств. И не могла найти этому рациональное, приемлемое объяснение… В общем. Я думала о нём…

Прескорбно.

В четверг начались зачёты, а в пятницу я пропустила репетицию, успешно отмазавшись у декана. Иру не было видно ни в корпусе накануне, ни в будни возле культурно-молодежного центра на соседнем перекрёстке. Я ошивалась там якобы в поисках пекарни, хотя всегда брала еду возле учебного корпуса. Попробовала в пятницу отобедать салатом, но он оказался каким-то кислым, и я осталась без приема пищи. Знаю… Если бы мне не было так болезненно показаться на глаза Ире, я бы нашла способ столкнуться лицом к лицу, а не пытаться подсмотреть за подругой. Но я пожелала ещё немного порассуждать в одиночестве.

А уже в понедельник у "станций и сетей" был назначен зачёт.

— Побыстрее давайте, рассаживайтесь по одному… Ребята.

В последнее время я мало смотрела по сторонам. И никогда прежде не обобщала сборище едва тянувших на homo sapiens приматов уменьшительно-ласкательными терминами. Заядлый посетитель моих занятий, привычно сидевший за первой партой, кинул в меня сквозь толстенные линзы очков шокированный взгляд. Дружище, я только начинаю пробовать себя в вежливости… Не обессудь.

Я достала билеты, стараясь не смотреть куда-либо за пределы своего стола. Наверное, и он уже пришёл… И, наверное, без масок, линз и париков, весь из себя кудрявый и невозмутимый. Просто мы ещё не виделись с тех пор, как я сбежала… Между прочим, по своим важным преподавательским делам. Просто мне написали срочное сообщение… Просто…

Декан-то сидел в зале вместе с нами!

Нет, я вспомнила. Вспомнила, что нужно отослать на конференцию заявки.

В восемь часов вечера…

— По очереди ко мне. Тянете билет, называете фамилию и номер.

Мой взгляд, как щенок на привязи, оставался прикованным к столешнице. Столько всего навалилось в последнее время, и всё через одно небезызвестное место… Да и пускай продолжается! Как вести себя с Лексой после пережитого я всё равно не придумала. Может, само как-то… Рассосется.

У преподавательского стола начали появляться осмелевшие студенты, ворошащие стопку билетов. Под моим пристальным взглядом им было боязно подглядеть, хотя, очевидно, душераздирающе хотелось. Как только один выбирал себе задание и садился за парту, начиналась возня, под столами загорались экраны телефонов. Всё это так бросалось в глаза, но, к сожалению, меня это не выводило и ни чуть не вызывало желания выплеснуть эмоции.