Страница 25 из 26
Изо рта Лампасова, как и у всех присутствующих, тоже пошел пар.
– Вот и товарищ участковый закурил! – съязвил Серега Шептунов.
Но поднявшееся от красного знамени густое облако пыли быстро вобрало в себя белые клубы мнимых курильщиков.
Загогуйло чихнул и промазал верный шар в лузу. Шар перелетел борт, ударился о ребро чугунной батареи и лопнул пополам.
Серега Шептунов, зажав нос двумя пальцами правой руки и отгоняя от себя пыль ладошкой левой, уверенно констатировал:
– От мороза лопнул! Помню в ПТУ на практике, сунул в жидкий азот разводной ключ, потом бросил его на бетонный пол, так он, словно сосулька, на мелкие кусочки разлетелся!
– Все дело в перепаде температур, – добавил Ричард Ишбулдыевич, щуря в сером облаке глаза, – шар промерз до сердцевины, а когда ударился о горячую батарею, его поверхность расширилась, но ядро внутри все еще оставалось скукоженным, поэтому он и разорвался, как брошенное в кипяток яйцо из холодильника! Ведь так, товарищ капитан?
– Какие еще яйца в жидком азоте и сосульки в кипятке?! – закашлялся участковый Лампасов, – вы что, гестаповцы?! Товарищи! Налицо порча казенного имущества! При свидетелях! Особо замечу: близким родственником лица, находящегося под пристальным наблюдением недремлющего ока внутренних органов!
– Чего?! – возмутился Загогуйло.
– В силу вышесказанного, – продолжил Лампасов, – предлагаю пройти для превентивно-профилактической беседы на свежий, но в тоже время теплый воздух находящейся в соседней комнате библиотеки.
В библиотеке воздух был относительно свежее, но нисколько не теплее, чем в Красном уголке. Укутанная в пуховую шаль, в накинутой на плечи шубе из модного красного стекловолокна, Соня Иванова пыталась расписать замерзшую шариковую ручку в томике Достоевского. Антонина стояла рядом и терпеливо ждала заполнения читательской карточки, она взяла по совету Левы Сидорова «Муху-Цокотуху» для умственного развития Радика и, ничего не сказав Леве, первую часть «Тихого Дона» для собственной разгадки тайны писателя Шолохова.
– Вам чего, товарищи? – не поднимая головы, спросила вошедших Соня.
– Опять порча государственного имущества! – возмутился Лампасов.
Родион Раскольников вынул из пришитой к подкладу пальто петли топор, взмахнул им обеими руками и несильно ударил обухом по голове старуху процентщицу.
– Это списанные «Преступления и наказания», они даже без обложки, – равнодушно парировала Соня и перевернула несколько страниц.
– Преступления списанными не бывают! – строго возразил Лампасов, – а наказания тем более! Мы проведем в вашей библиотеке небольшую политинформацию на уголовную тему. Рассаживайтесь, товарищи!
Родион Раскольников услышал, что в комнате, где была старуха, ходят, схватил топор, выбежал из спальни и ударил топором беременную сестру старухи Лизавету.
Соня пожала плечами:
– Сколько угодно. В минус тридцать два только Загубина может за книжками прийти, и участковый – про американских шпионов рассказывать.
Антонина хотела возмутиться, но не успела вклиниться.
– Боюсь, вы недооцениваете ухудшение криминогенной обстановки в стране, – с тревогой в голосе ответил капитан милиции, и объявил: – Сегодня пришло оперативное сообщение о столкновении под нашей столицей двух организованных преступных группировок – долгопрудненской и люберецкой. Когда такое было, товарищи?! Нет, я понимаю: в деревнях ходили стенка на стенку, пацаны шли в чужой двор бить ухажеров своих девчонок, но, чтобы физкультурники из клубов «В здоровом теле – здоровый дух!» срастались с рецидивистами, сколачиваясь в преступные группировки, а потом на пустырях под Москвой, там, где наши отцы с Мамаем воевали, делили родину на сферы влияния, калеча и убивая друг друга! Такого ж, тебе говорю, Степан Загогуйло и твоему братцу, никогда не было! Даже в 1913 году дореволюционного царизма!
– А мы с брательником при каких делах?! – огрызнулся Загогуйло.
Все обернулись и внимательно посмотрели на Загогуйлу, предполагая, что они со Стасом, конечно, не при делах, но, быть может, Васька специально разбил бильярдный шар о батарею?
– При каких, спрашиваешь?! – Лампасов взял с полки «Анти-Дюринг» Фридриха Энгельса, – а где твой брат?
«Что он сторож брату своему?» – тихо сказал кто-то из глубины библиотеки с самых дальних полок, на которых скапливался весь ветхозаветный хлам.
– Ой! – вскрикнула Соня Иванова, – осторожнее с ним, его на моей памяти еще никто с полки не доставал, вдруг, как Достоевский рассыплется!
Соня Мармеладова молча выложила на стол перед Катериной Ивановной тридцать целковых, накрыла голову драдедамовым платком и легла на кровать лицом к стене. Катерина Ивановна, целуя ноги Сонечки, весь вечер простояла перед ней на коленях. Пьяненький Мармеладов наблюдал за ними сквозь опущенные ресницы.
– Вы, товарищ капитан, главное его, как знамя, за древко не трясите! – опять съязвил Серега Шептунов.
Но Лампасов пропустил мимо ушей слова ничего не значащего для него человека и продолжил:
– Где, повторно задаю вопрос, товарищ Загогуйло, организованное Георгием Кукиным и вашим братом Станиславом, преступное сообщество, выманивающее у честных граждан слабоалкогольный газированный алкоголь? Где твой так называемый завскладом Уфимской швейной фабрики «Мир»?
– Вот в чем сыр-бор! Верка-буфетчица накапала! Новогоднее шампанское простить не может! Решила счеты свести с Загогуйлами! – вдруг догадался Серега Шептунов в чем дело.
– Ага! – еще один подельник образовался! – Лампасов ткнул указательным пальцем в Серегу и выронил «Анти-Дюринг».
«Анти-Дюринг», словно проклеенный на Полиграфкомбинате в ночную смену «Блокнот агитатора», веером рассыпался по полу, вместе с пожелтевшими страницами выпала непонятно как там оказавшаяся тщательно отретушированная фотография генералиссимуса в белом парадном кителе. Гнев вдруг охватил Антонину, развернулась она на добросовестно подшитых Генкой валенках и прожгла взглядом Лампасова:
– Так вы, товарищ капитан, воровку пришли защищать! Рабочий класс пугаете! Энгельса топчете! Красное знамя руками трогаете! Да я сейчас Генеральному секретарю Коммунистической партии Советского Союза лично сообщу о том, как участковые Орджоникидзевского района города Уфы сначала бесплатно пожирают за раз по три порции пельменей, которые лепят матери-одиночки, а потом Верок, бессовестно обирающих этих матерей-одиночек, подло покрывают!
Антонина шагнула к висящему на стене сетевому радиоприемнику и включила его на полную мощь. Приемник зловеще зашипел. Все замерли в тихом, безмолвном ужасе.
– Лампасова расстрелять, Верке-буфетчице – десять лет без права переписки, свидетелей за недоносительство – на рытье канала под Ла-Маншем, – раскурил трубку Иосиф Виссарионович.
Соня чихнула:
– Говорила же: осторожнее! Теперь еще Энгельса списывать.
– Гражданочка, – почти шепотом обратился Лампасов к Антонине, – вы не нервничайте, за пельмени я с первой же квартальной премии рассчитаюсь, ваш сигнал на индивидуального предпринимателя Верку э… – забыл фамилию – мы проверим! Не надо про алкоголь никому сообщать даже про слабоалкогольный, даже про газированный, мы же тут все свои, у нас всего лишь дружеская профилактическая беседа, чего выносить из избы, так сказать, пустые бутылки из-под шампанского? Ведь так, товарищи? Товарищи, наш диспут подошел к концу, о следующем круглом столе будет объявлено заранее, всем спасибо, все свободны, благодарю за внимание.
Народ, уважительно обходя Антонину, вышел. Капитан Лампасов быстро собрал с пола листки «Антидюринга» и протянул Соне:
– Немного подшить, чуть-чуть подклеить и еще сто лет простоит!
Соня Иванова наконец расписала ручку и большими концентрическими кругами закрасила склонившихся над воскрешением Лазаря Соню Мармеладову и Родиона Раскольникова.
Иванова вынула библиотечные вкладыши из «Мухи-Цокотухи» и «Тихого Дона», занесла над ними ручку и задумчиво посмотрела на Антонину: