Воскресшая

Ольга Вешнева, Татьяна Боровская

Воскресшая

Глава 1. Мечты о мире

Воскреснуть как птица Феникс из пепла, обрести крылья и дотянуться до звезд… Я и подумать не могла, что мне придется испытать нечто подобное в реальности, а не в красивом сказочном сне.

Когда я умирала, вся изрешеченная пулями, и затухающим взором смотрела в ясные небеса, слегка подернутые тонким облачным кружевом, то думала лишь об одном – как много не успела сделать в своей преступно короткой жизни.

Всего семнадцать лет – для человека очень малый срок. Я только начала вступать на путь настоящего взросления, а не того счастливого периода, когда тебе лишь кажется, что ты уже большой и все проблемы тебе по плечу. Для меня этот путь был через удушливую гарь бесконечной войны, кровь и боль. Но я прошла его… Надеюсь, что достойно…

Я почти справилась, не хватило всего каких-то пары минут, чтобы изменить ситуацию в свою пользу. А может, это лишь самообман, глупая попытка оправдать собственные ошибки?

В долю секунды все потеряло смысл. Кроме одного… Надежды на то, что мои друзья сумели выбраться из пекла, они продолжат наше дело и, быть может, однажды мир будет спасен. Люди вернут себе планету, которую сами едва не погубили, а потом почти потеряли. Об этом я мечтала, закрывая уже почти ничего не видящие глаза, заволокшиеся кроваво-красной пеленой… Мне хотелось верить в то, что Эмбер Айронхарт не напрасно прожила свою маленькую жизнь.

Я родилась в мирное время. Точнее, в один из редких промежутков затишья перед новой бурей, когда потрепанные пятнадцатилетней войной страны зализывали раны бомбардировок и накапливали вооружение с прицелом на будущее, надеясь в следующей попытке достичь тех целей, которые ставили перед собой их правительства. Как ни странно, не только проигравшие, но и победители чувствовали себя в чем-то ущемленными и надеялись в следующий заход исполнить то, что не удалось реализовать в ходе предыдущих конфликтов.

Не знаю, с чего мои родители решили, что лет на двадцать в нашей стране наступили мирные времена. Но иначе бы меня вовсе не появилось на свет. Ведь когда твой папа – морской пехотинец, а мама – военный врач, они триста раз взвесят все “за” и “против” и еще раз пятьсот обсудят между собой ближайшую перспективу, прежде чем решатся завести ребенка. Может, они поверили очередным лживым заверениям политиков с трибун. Как бы то ни было, мои родители, да и, наверное, миллиарды людей с ними вместе, жестоко обманулись в своих лучших ожиданиях.

Грянула Десятая Мировая, над головами засвистели межконтинентальные ракеты с ядерными боеголовками, и меня отправили в сельскую глубинку, на ферму к дедушке и бабушке. Родители справедливо считали, что чем дальше от крупных городов и военных баз, тем безопаснее. По крайней мере, у меня будет шанс уцелеть.

Мне тогда было всего пять лет, и с тех пор я слушала мамины сказки на ночь с экрана ноутбука, и то не каждый день. Папу видела еще реже, и тоже лишь на экране, не имея возможности подойти и обнять, хотя бы прикоснуться на мгновение. Это причиняло боль и вызывало долгие детские слезы, которые почти невозможно было унять.

С годами я привыкла держать чувства в себе, не показывать их даже самым близким людям. Я запомнила, как дважды два – четыре, что нужно быть сильной, уметь бороться за свое право на существование в мире, называемом Планета Милитерра. С ранних лет привыкла к тяжелому физическому труду и научилась обращаться с оружием.

Стрелять меня научил дедушка Том – умелый охотник. Мы с ним ходили в лес за тетеревами и зайцами и на болото за куликами и дикими утками. Оленей, лосей и кабанов дедушка жалел, говорил, что испытывает уважение к лесным великанам. Медведей только отпугивал.

Я должна была обладать всеми необходимыми навыками, чтобы быть готовой к высадке вражеского десанта. Папа устроил на ферме своего отца настоящий склад с оружием, добытым по большей части незаконным путем. Чего там только не было, от снайперской винтовки и автомата до тяжеленных противотанковых штуковин, запускавшихся с плеча. Хотя бы ими он не приказал деду меня мучить, и на том спасибо.

Жизнь в сельской глуши, среди гор и лесов, походила на настоящую, мирную. Уход за скотом и птицей, народные развлечения по редким праздникам, такие как родео с укрощением необъезженных молодых коней и гонки на тракторах по осенней грязевой размазне, хоть ненадолго помогали отвлекаться от постоянной тревоги, противно сосущей под ложечкой.

В безрадостную реальность возвращали трагические новости, которые поступали из разных уголков нашего сине-зеленого космического шарика, с каждым днем все сильнее окрашивающегося в красно-желтые цвета смерти. Уже не осталось ни одного континента, да что там, наверное, ни одной страны, которая бы не вела войну с какой-то другой, если не с несколькими сразу.

Небольшие государства объединялись в военные коалиции, и школьный глобус, еще не так давно радовавший красивыми и необычными названиями, весь покрылся малопонятными аббревиатурами. Я их выписывала с расшифровкой в тетрадку под диктовку старенького учителя географии, и тут же забывала. Помнила четыре: нашу страну КРАШ (Капиталистические Республиканские Атонокейские Штаты), ФСР (Федеральная Социалистическая Рейния), АСН (Азиатский Союз Новаторов), ООМР (Островное Объединение Мировых Революционеров). Вот эти четыре страны схлестнулись между собой в жесточайшей войне, которой не виделось конца. Впрочем, и другие объединенные государства от них не намного отставали.

В первое время простые жители азартно болели каждый за свои войска. Воспринимая все происходящее как увлекательное шоу, они желали своей родине победы и мирового господства. Но чем больше проходило времени и чем масштабнее становились разрушения, тем слабее был энтузиазм. Дошло до того, что людей на планете объединила одна общая мечта: “Скорей бы все это закончилось”. Народы начали понимать, что если так будет продолжаться еще десяток лет, жить на планете уже будет некому, да и негде.

Сама планета тоже будто встрепенулась, возмущенная столь безобразным отношением к ней человечества. Пошли сдвиги тектонических плит, начались землетрясения, цунами, извержения вулканов.

В тот момент, когда, казалось, ничто в мире уже не способно остановить Десятую Мировую, вдруг начались официальные переговоры с какими-то предварительными подписаниями.

Я не вникала в их расплывчатую суть, и даже не до конца верила, что наконец наступит долгожданный мир. Лишь мечтала поскорее увидеть родителей живыми и невредимыми, и не по видеосвязи, а воочию, рядом с собой. Подойти к ним и крепко-крепко обнять со слезами счастья на глазах.

После того, как был подписан сто пятидесятый мирный договор, мне разрешили вернуться в родной город Тормсил.

– Милая моя, как ты выросла, – чуть не плача, говорила мама в очередном видеозвонке. – Нам прямо не верится, что скоро мы увидимся и будем жить, как нормальная семья.

А у меня перехватило дыхание и пропал дар речи от захлестнувшей волны эмоций. Я не смогла ничего внятно сказать, только что-то промямлила еле слышно и кивнула.

Неужели все самое страшное позади и о тревогах можно будет забыть на долгие годы?

Папа получил Звезду Героя и целый список привилегий, одной из которых не преминул сразу же воспользоваться.

Теперь я имела право учиться в самой престижной школе родного города, куда ходили детки богатых и знаменитых. Не скажу, что меня это сильно порадовало. Скорее, наоборот. Не хотела и рядом стоять с трусливыми и жалкими маменькиными-папенькиными дочками и сыночками. Теми, кто тяжелее кружки и телефона ничего в руках не держал. Теми, кто сидел в надежных убежищах в окружении целого штата прислуги, или потягивал смузи на палубе роскошной яхты в жарком море, пока я вкалывала на ферме наряду с дедушкой, бабушкой и наемными работниками-беженцами.

Честно говоря, мне на элитных отпрысков смотреть-то было противно. О дружбе и речи идти не могло. Тем более, я в их глазах выглядела этаким безжалостным монстром-людоедом, от которого надо держаться подальше. Еще бы, я собственными руками могла отрубить голову бедной-несчастной курочке, а еще пристрелить беззащитную уточку. Ну, просто маньячка, иначе не скажешь.