Страница 7 из 14
– Нет, я сам, – гаркнул я, резко вскочив из-за стола, и моё кресло отрикошетило от стены. – И дай мне уже этот чертов договор.
Я вихрем влетел в свою квартиру, дверь которой оказалась незапертой. Моё раздражение достигло предела. Пускай только попробует заерепениться, и я силой выбью из неё эту долбаную подпись. И ни на что другое пусть даже не надеется. Если так необходимы деньги, нужно было сразу соглашаться на моё предложение. А ей, видите ли, потерянные годы жалко. Что ж, теперь останется ни с чем у разбитого корыта. И это будет для неё уроком. Не с тем она решила торговаться. Ох, не с тем! Я терпеть не могу, когда мной пытаются манипулировать. Сходило это с рук только моему отцу, и то не всегда. Лет пять назад у нас с ним возникали жуткие конфликты. Тогда-то я и вляпался в это дерьмо с женитьбой…
В квартире почему-то оказалось слишком тихо. Дошёл до коридора и, едва не наступив на пачку пятитысячных, застыл в недоумении. Осмотрелся, заметил разбитую вазу и пятна крови повсюду. Кого тут зарезали, черт возьми? Встрепенулся и быстрым шагом двинулся в комнату новоявленной жены. Но её там не обнаружил. На полу стояла сумка с вещами, а в направлении санузла валялась окровавленная тряпка. Да что здесь произошло? Отодвинув ногой с прохода сумку, я двинулся в ванную, из которой доносился звук льющейся воды. Вошел и замер с приоткрытым ртом. В душевой на полу сидела она, вся мокрая, в бюстгальтере и шортах, и, вытянув правую ногу, лейкой смывала с нее кровь…
Глава 7
Муж молча подходит ко мне, опускается на корточки и берет раненую ногу своими руками. А я наблюдаю за происходящим словно в замедленной съёмке. Или же такое странное восприятие из-за потери крови? Антон хмуро осматривает кровоточащий порез и поджимает губы.
– Я случайно разбила вазу, и поранилась, – объясняю ему ситуацию. – Скоро пройдёт.
– Порез глубокий, возможно придётся зашивать, – констатирует он, и продолжает держать мою ногу. Его ладони обжигают заледеневшую от холодной воды кожу, и это на удивление приятное ощущение.
– Не нужно зашивать, – дергаюсь я испуганно.
– В ране могло остаться стекло, – добавляет задумчиво.
– О, нет, я его уже вытащила, – сообщила с полуулыбкой на дрожащих от холода губах.
– Вытащила? – брови мужчины поползли на лоб.
– Да, что такого? – повела я плечами, будто вытаскивать из ран осколки моя основная работа.
– Я начинаю тебя бояться, – усмехается тот, и подхватывает на руки вытаскивая из душевой.
– Не нужно, ты намокнешь, я сама могу идти, – возрождаю, но он пропускает это мимо ушей, и выносит меня в спальню, устраивая на кровати.
– Поищу бинт, – бросает и быстро удаляется из комнаты.
А я в растерянности замираю. Что это было? Откуда такая забота? Внутри тут же оживают надежда. Но я безжалостно давлю её, как мерзкую крысу. «Он проявил к тебе человечность, не более того!»
– Бинт не нашёл, – Антон возвращается в комнату с белым полотенцем в руках. – Перетянем пока этим, до больницы должно хватить.
Он подошёл к кровати, опустился рядом, и аккуратно приподнял мою ногу.
– Я могу сама, – ринулась было я за полотенцем, но тот не отдал, скомандовав:
– Сиди смирно!
Я болезненно поморщилась, когда Антон принялся туго перетягивать рану, но не издала ни звука. Я вполне сносно умела терпеть боль. Да, я была способна вынести и не такое! Физическая боль, в сравнение с душевной, порою становиться отдушиной. Своеобразным спасением…
– Прости, за квартиру, я всё залила тебе кровью и не успела убрать, – прошептала, сосредоточено наблюдая за ним.
– Забей. И это… тебя нужно во что-нибудь одеть, – добавляет муж окидывая меня недвусмысленным взглядом. И только сейчас я понимаю, что сижу перед ним в одном лифчике.
Машинально прикрыла грудь руками, и покраснела до кончиков волос.
– Там сумка, – смущённо указала головой на пол. – Подай, пожалуйста…
Он тут же поднял сумку и поставил рядом со мной на постель.
– Можешь выйти, я переоденусь, – попросила, отведя взгляда в сторону.
Антон ухмыльнулся, мол что я там не видел, тем не менее вышел. А я торопливо стащила с себя мокрые вещи, и переоделась в сухие.
– Готова? – послышалось из-за двери.
– Да, – крикнула я, собирая в небрежный пучок влажные волосы.
Убрав испорченные вещи в сумку, я закрыла молнию, и повесила ее себе на плечо.
– Это не пригодится тебе в больнице, – нахмурился муж.
– После больницы, я поеду на вокзал, – сообщила спокойно, а у самой внутри что-то неприятно сжалось.
– Мы обсудим это потом, – заявил мужчина холодновато, и забрав у меня сумку, вернул на кровать.
– Я уже все решила! – попыталась я настоять.
– Я, сказал, потом! – гаркнул Антон, и положив руку мне на талию, спросил: – Сможешь идти?
– Смогу, – буркнула я сердито глядя на него исподлобья. А он проигнорировав моё недовольство, придерживая, повел меня к выходу.
– Что за деньги? – поинтересовался муж, когда мы добрались до пачки купюр так и оставшейся валяться на полу.
– Твоя приходила, – пояснила я, и заметила в собственном голосе упрек. – Деньги предлагала за то, чтобы я оставила вас в покое.
– Поэтому ты отказалась от договора, и собралась уезжать? Согласилась все-таки взять деньги?
– Нет, я её выгнала! – жестко обломала я муженька.
– Выгнала? – он удивленно усмехнулся.
– Неважно, я не хочу больше это мусолить! – оборвала я тему.
– У тебя есть, другая обувь? – спросил Антон скептически осматривая мои чёрные лоферы.
– Нет, – растерянно посмотрела я на свою ногу. Порез находился чуть ниже наружной лодыжки, поэтому единственная обувь которая могла сейчас подойти это шлепки, но их у меня, как назло, с собой нет.
– Ладно, – вздохнул Антон. – Надевай тапки, – он поставил к моим ногам пару домашних мужских тапочек.
Немного посомневавшись я всё же надела их, ибо других вариантов не было. Но двигаться в них оказалось еще сложнее, потому что тапки будучи на четыре размера большими, совсем не хотели держаться на ноге. И мне постоянно приходилось поправлять их на ходу. Тогда Антон не выдержав, выругался, и подхватив меня на руки потащил к своей машине. Усадил на задние сиденья, и прежде чем закрыть дверь, внимательно осмотрел мою ногу.
– Полотенце уже промокло, старайся меньше шевелиться, – предупредил он.