Хёниц. Книга I

С другой стороны, череп и правда находился в месте, которое сложно назвать надёжным. Если не учитывать первый курс, то там мог оказаться кто угодно. Возможно расчёт делался на то, что никто не станет разгребать завалы пещеры, что использовалось для “розыгрыша”, но такое объяснение тоже казалось довольно шатким.

Синра обвела всех хмурым взглядом и поёжилась, как будто от холода.

— Возможно преподаватели считают этот артефакт компонентом факультативной образовательной программы и потому не трогают. Но нам всё равно нужно разобраться, что это такое.

Глянув на Пфорена, на лице которого застыло вопросительное выражение, добавила.

— Сами студенты могли считать, что они участвуют в тайной организации или чём-то вроде того. Но с точки зрения магов Хёница, это вполне может быть частью учебного процесса.

Звучало это несколько неожиданно. Но если отталкиваться от того, что я видел, вполне укладывалось в рамку внутренней логики университета.

Впрочем, Фост не собирался сдаваться настолько быстро — у жандарма сразу же нашлись возражения.

— Пусть так. Но нам то он зачем?

Теперь выражение недоумения появилось уже на лице Пайотт.

— Интересно же.

Кратко и вполне исчерпывающе. Видимо девушка считала, что эта фраза полностью всё объясняла.

Заметив, как чуть поморщился Лотт, который покосился на свою бритву, я усмехнулся. Ну да, она наверняка не раз и даже не два, расспрашивала его о подарке подгорных. Могу поспорить, Кравнец уже привык слышать эту фразу.

Посмотрев на Синру, я задал вопрос, который крутился на языке.

— У тебя есть конкретные предложения?

Та перевела взгляд на меня и слегка прищурилась.

— Надо будет отправить пару телеграмм, а потом снова заскочить в библиотеку. Через пару дней после этого, можно будет набрасывать версии.

Она собралась за пару суток изучить весь доступный набор ксотов? Или сейчас подразумевалась какая-то специализированная литература?

Слова Пайотт, по сути, поставили точку в обсуждении — спустя минуту мы уже вернулись к разговору о прошлом вечере. В основном вспоминали Рудольфа, которого вытащили из сексуального рабства, да гадали, какое именно вино было во фляжке Лотта.

В процессе успели перекусить и выпить по паре чашек сорка. А когда снаружи совсем стемнело и внизу зажглись, работающие от артефактов, фонари, отправились по своим комнатам.

Когда мы с Фостом оказались в своей, жандарм неожиданно поинтересовался.

— Ты сам, как считаешь, стоит оставить артефакт себе или кому-то передать?

Заметив мой вопросительный взгляд, объяснил.

— Управление по делам магии пристально следит за такими вещами. Да и остальные службы тоже. Пусть Хёницу и разрешили оставить в библиотеке книги, но артефакт, это совсем другое.

Пожалуй, службист в нём будет отмирать ещё очень долго. Если это вообще когда-нибудь произойдёт.

— Будь этот артефакт действительно опасен, руководство Хёница уже давно бы отреагировало.

Тот с сомнением вздохнул.

— Помнишь тех студентов, что встретились нам на обратном пути с нижних ярусов? Один из них сказал, что чувствует мучения человека, погибшего при создании этой вещи.

Я сразу же кивнул.

— Посмотри на это с другой стороны. Если первокурсник, используя свой айван, почувствовал череп, то о нём точно должны знать преподаватели. Думаю, Пайотт права — они смотрят на это, как на учебный момент.

Судя по выражению лица, жандарма всё равно обуревали сомнения. Впрочем развивать эту тему он не стал. Вместо этого просто улёгся в постель и вырубил светильник со своей стороны комнаты.

Сам я отключился почти сразу, когда залез под одеяло — сказался напряжённый день, который неплохо ударил по организму.

Первым занятием следующего дня стояла “нотная практика”, на которую мы отправлялись в приподнятом настроении — каждому не терпелось попробовать свои силы в нотных комбинациях. Тем более, кроме Лауны, никто из нас раньше не использовал нотные символы. Даже Пайотт призналась, что не имела дело с классической магией.

Но спокойно добраться до аудитории нам не дали — когда мы прошли пару сотен ярдов, оказавшись на открытой галерее, с которой хорошо просматривался склон, за спиной послышалось осторожное покашливание. А потом и знакомый голос.

— Кажется, нам надо поговорить, господа.