Ворошилов

Он говорил звонко, напористо. Весёлые глаза расширялись, когда он обводил лица слушателей — то угрюмые, то мрачно решительные. Вот они раскрыли рты: «Ха-ха» — громко прокатывается под закопчённой крышей, и его глаза сощуриваются от шутки. И снова согнутая в локте рука ребром ладони отрубает грань между двумя мирами — нашим и тем, беспощадным, кто наступает сейчас тысячами штыков...

— Мы должны понять, что только в нас самих решение нашей судьбы. Грозный час пробил. Российская буржуазия призвала на помощь немецкую буржуазию. Им нужно залить кровью пролетарскую революцию. Им нужно захватить наши заводы, наши рудники. И вас, товарищи, приковать цепями к этим станкам.

Его словам внимали. Ему верили. Его хорошо знали — старого подпольщика, Климента Ворошилова, здешнего уроженца. Во время мировой войны он работал в Царицыне, в подполье, где сколачивал группу большевиков. Преследуемый полицией, бежал в Петроград и там работал в мастерских Сургайло. После Февральской революции вернулся в Луганск, издавал газету, писал статьи, был избран председателем Совдепа. С мандатом в Учредительное собрание уехал в Петроград. После Октября был там комиссаром порядка. В дни немецкого наступления снова вернулся на Донбасс, вошёл членом Совета народных комиссаров в Донецко-Криворожскую республику и сейчас митинговал с земляками — гартмановскими металлистами.

— На Донбассе мы должны оказать решительный отпор немецким псам, готовящим в первую голову вам, товарищи, кровавую неволю. Немцы уже окружают Харьков. Революционные красные отряды малочисленны и разбросаны. Центральная рада продала Украину, продаст и Донбасс. Кто согласен протянуть шею под ярмо? — Ворошилов обвёл глазами окаменевшие лица. — Таких здесь нет...

Чей-то чугунный голос проговорил вслед за ним:

— Таких здесь нет... Правильно.

Многие обернулись туда, где за чугунной станиной стоял внушительного вида человек. Это был литейщик Бокун, силач на весь завод, поднимавший руками, когда неудобно было поддеть краном, многопудовые отливки.

— Здорово, Бокун! — крикнул Ворошилов. — Так вот, товарищи, по примеру его перейдём от слов к делу. Пусть немцы встретят на Донбассе двести тысяч пролетарских штыков. Мы должны немедленно сформировать отряд в шестьсот — семьсот бойцов. Выступим навстречу интервентам. За нами каждый завод, каждая шахта пошлют отряды. Оставшиеся должны готовить броневики и бронепоезда. Оружие у нас есть, а не хватит — достанем в бою. Сотня пролетариев, воодушевлённых революционной целью, вооружённых классовой ненавистью, стоит бригады империалистических наёмников...

— Записывай — Тарас Бокун! — первым откликается на призыв Ворошилова чугунный голос Бокуна из-за станка.

Председательствующий Пархоменко, кашлянув не менее густым голосом, чем Бокун, пометил его на листе, пошевелил усами. Навстречу его взгляду начали подниматься тяжёлые руки.

— Ставь — Солох Матвей...

— Прохватилов Иван, ставь...

— Чебрец...

Пархоменко опять зашевелил усами:

— Как? Повтори...

— Ну, Миколай Чебрец... Не знаешь, что ли.

— Записывай — Василий Кривонос и другой Василий Кривонос...

Записывались — подумав и не спеша. Пропихивались к трибуне и, моргая, следили, как председатель проставляет его фамилию на листе. Вздохнув, отворачивались:

— Так, значит...

Иной, возвращаясь к товарищам, встряхивал головой:

— Воюем, ребята...

Другой и бахвалился, и шутил нескладно. Третий, как оглушённый, глядел перед собой невидящим взором. Все понимали, что дело нешуточное, и уж раз взялся — надо вытянуть...[94]

В отряд записались 640 человек. На заводе Гартмана для него спешно сработали два своеобразных бронепоезда — на вагоны-площадки, обшитые невысокими броневыми щитами, установили пулемёты «максим» и два мощных шестидюймовых орудия. Для личного состава выделили теплушки. Получился специальный воинский эшелон. Вскоре этим эшелоном отряд Ворошилова отправился к Харькову для его защиты. Перед ним была поставлена задача выбить вильгельмовские и гайдамацкие войска из района Конотоп — Бахмач. К этому времени станция Конотоп находилась в руках частей 27-го германского корпуса, которые готовились к прорыву в направлении Курска.

18 марта Луганский социалистический отряд высадился в Ворожбе, небольшом городе на реке Вира; с конца XIX века он считался поселением железнодорожников, так как являлся крупной узловой станцией. Здесь скрещивались железнодорожные линии Курско-Киевской дороги, Люботинской ветки и шоссе Сумы — Новгород-Северский.

Станция была забита поездами, в которых размещались различные красные отряды, отступившие сюда под давлением немецких частей. Начальники этих отрядов не пытались выяснить общую оперативную обстановку, положение соседних подразделений, с тем чтобы совместными усилиями действовать против германцев.

Ворошилов, увидев это воинство, сильно расстроился: он понял — рассчитывать на серьёзное боевое взаимодействие с ними вряд ли придётся. Позже он писал, что военная дисциплина внутри красных отрядов была весьма условной; в иных царило большое воодушевление, но бойцы не умели владеть оружием; в других имелось достаточное количество солдат старой армии и унтер-офицеров, но не было воинского порядка и политической спайки. В отрядах преобладали эсеры и анархисты, к ним примазались всякого рода «тёмные элементы», авантюристы, движимые единственной целью — возможностью наживы.

Луганский отряд в первые дни пребывания в Ворожбе вёл время от времени артиллерийскую и пулемётную перестрелку с немецким бронепоездом и пехотой, зондировавшими прочность обороны станции.

Однажды разведка доложила: со стороны немцев вдоль полотна железной дороги просёлком движутся, поднимая тучи пыли, колонны солдат. Орудийный и пулемётный обстрел колонн со стороны луганцев вынудил их сойти с дороги, но движение своё они продолжили. Усиление огня заставило колонны разбиться на небольшие группы. Ворошилов отдал распоряжение начальнику разведки выяснить, чьи движутся колонны. Через короткое время выяснилось: это идут русские солдаты с Румынского фронта.

К. Е. Ворошилов воспоминал: «Что это были за люди! Тени, а не люди — так они были измождены, усталы и совершенно ко всему равнодушны. На все мои расспросы о немцах и о том, как они их пропустили через свой фронт, я не мог ничего добиться. Попытался было устроить импреквизированный митинг, но из этого ровно ничего не вышло. На предложение поступить в отряд хотя бы двум-трём десяткам (из четырёхсот—пятисот вповалку лежавших, ко всему безучастных, тоскливо глядевших людей) не нашлось ни одного желающего. Больше того, ни один человек не вступил со мною в спор, даже в разговор. “Хвате з нас, навоювались, поди”, — раздавались отдельные голоса. Никто из этих людей не интересовался, кто мы, в кого стреляем, кто против нас. Стрельбу они воспринимали как нечто обычное, ставшее неизбежным, а потому и малоинтересным. Они стихийно рвались домой отдохнуть»[95].

Ворошилов попытался объединить разрозненные самостоятельные мелкие отряды, находившиеся на станции Ворожба, в цельную воинскую группу и предложить их командирам действовать по определённому плану. Попытка удалась. Со многими оговорками, но всё же был создан партизанский штаб Ворожбинского района. Отряды свели в полки. Отдельным полком стал 1-й Луганский социалистический отряд. Было решено осуществить общее наступление для обратного захвата Конотопа.

Настоящие бои с немцами завязались 27 марта у разъезда Дубовязовка, в 15 километрах к востоку от Конотопа. Эшелоны остановились на ближайшем разъезде. Сгрузили на землю шестидюймовые пушки. Здесь же сосредоточилась пехота во главе с Луганским полком, несколько луганчан на передней площадке самодельного бронепоезда выехали вперёд произвести разведку. Навстречу им вышел из Конотопа германский бронепоезд, произошла артиллерийская дуэль. Бронеплощадка красных вернулась к Дубовязовке. Началось жаркое сражение.

94

Толстой А. Н. Хлеб. Оборона Царицына. М.: Вече, 2015. С. 31-33.

95

Ворошилов К. Е. Статьи и речи. М.: Партиздат ЦК ВКП(б), 1937. С. 214-215.