Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 54 из 62



— Повторяй за мною, — сказал ефрейтор. — Сто двадцать шестого полка пятой роты третьего взвода рядовой Макар Чужганов.

Пока Сакар выучил эти слова, он выплюнул с кровью два своих зуба. А пока зубрил, что «знамя есть священная хоругвь», лишился еще двух зубов.

Зато потом его ожидала радость: ему выдали новенькую винтовку. Блестящая, длинная, таящая в себе еще неизвестную силу, она напоминала Сакару элнетские леса.

Но вместо леса он очутился в товарном вагоне, и его повезли туда, где и в ясный день сверкают молнии и гремит гром…

В окопах — грязь, воняет гнилью. А в солдатском брюхе — вечно пустота. От грязи все тело свербит. Запустишь руку под рубаху, почешешься и поймаешь пару-другую вшей…

Сакар удивлялся, зачем это вдруг их пригнали сюда и засадили в окопы. Теперь он немного понимал по-русски и поэтому спросил лежавшего рядом солдата Ивана Волкова:

— Зачем тут сидим? Кто приказал?

Волков не удивился вопросу и зло ответил:

— Кто! Известно: царь, купцы да генералы…

Иван Волков, питерский рабочий — хороший человек: за все время ни разу не ударил, не обругал Сакара, не то, что другие.

Сакар хотел его расспросить еще кое о чем, н® в это время над ними начала рваться шрапнель. Они забились в укрытие. Час спустя Волкова убило.

Сакар выглянул из окопа, прямо на него шли хорошо одетые, рослые люди в остроконечных касках на головах.

В окопе сзади него кто-то крикнул:

— Огонь!

Сакар привык стрелять по белкам, зайцам, лисицам, волкам, а здесь идут живые люди… Как же стрелять по человеку? Он растерянно затоптался на месте и оглянулся назад.

— Вон куда стреляй! — Фельдфебель толкнул его в затылок.

Сакар стал стрелять в приближающихся к нему людей.

Люди в касках глупее зайцев. Те убегают от выстрела, петляют, а эти лезут прямо на винтовку.

Когда Сакар вогнал в магазин шестую обойму, люди в касках уже бежали обратно, многие из них остались лежать на земле. Атака немцев была отбита.

Но этой же ночью их благородия, господа офицеры, приказали солдатам сложить оружие.

— Мы взяты в плен, — объяснили они солдатам.

Сакар Так и не понял, зачем бросать винтовку, когда осталось еще много патронов. Кто его может взять в плен?

Он не знал, что такое «мешок», и не понимал, что не с его трехлинейкой воевать против пушек, сделанных на заводах Круппа. Сакар с сожалением положил новенькую винтовку и глубоко вздохнул…

Через несколько дней его отвезли в Вестфалию и водворили в огражденный тремя рядами колючей проволоки концентрационный лагерь.

3

Прошел год, как Григорий Петрович оказался в Вологодском централе. Тюремные дни текут медленно, они, как две капли воды, похожи один на другой.

Недавно Григорий Петрович получил весточку от Чачи. Она прислала ответ на письмо, которое он послал ей два «месяца назад.

Из письма Чачи Григорий Петрович узнал, что Ивана Максимовича забрали в солдаты и что вместо него в школе занимается с учениками Зинаида Васильевна. Чачи — работает сторожем при школе. В деревне почти не осталось мужчин, вся работа легла на плечи женщин.

О себе Чачи писала немного. «Зинаида Васильевна учит меня, и я уже могу читать по-русски, но письма написать еще не могу. По-марийски я бы сама написала, да Зинаида Васильевна говорит, что написанное по-марийски письмо тебе не дадут, поэтому от моего имени пишет тебе она сама. Как накоплю денег, приеду к тебе повидаться».

Подписала Чачи письмо сама, своей рукой.

В приписке, которую сделала Зинаида Васильевна в конце письма от себя, она передавала привет Григорию Петровичу и хвалила Чачи: писала, что та учится очень старательно и года через три сможет сдагь экзамен на учительницу.



Это письмо порадовало Григория Петровича, как будто он побывал дома. А больше всего он радовался тому, что Чачи учится.

Снова наступил рождественский пост. Арестанты опять начали протестовать против постной пищи. Однажды вся тюрьма — пятьсот человек — отказалась от обеда. Начальник тюрьмы поехал к губернатору.

— Если они не желают есть, пусть не едят, — ответил губернатор. — На их требования не обращайте внимания, как будто вы их не слышали и ничего о них не знаете. Будут бунтовать, усмирим.

На следующий день арестанты опять не притронулись к пище. Мастеровые не вышли на работу.

А на другое утро, во время проверки, по камерам прошел Меркушев. Отказывающихся от еды он заносил в список, грозил наказанием тем, кто не выйдет на работу. Многие мастеровые в тот день пошли работать.

Пошел в мастерскую и анархист Кузьмин. Но он что-то замешкался в камере и вышел в коридор с чайником, ложкой и пайкой хлеба, когда там уже не было ни одного человека. Кузьмин повернул назад в камеру. Стоявший в конце коридора Меркушев, подумав, что Кузьмин не хочет выходить на работу, приказал силой отвести его в мастерскую. Надзиратели схватили Кузьмина и потащили по коридору.

— Товарищи!.. Убивают!.. Товарищи!.. — закричал Кузьмин.

Услышав его крик, в седьмой камере застучали в дверь. Потом поднялся шум в других камерах, и вскоре по всей тюрьме слышались возмущенные голоса, под ударами кулаков дрожали двери. Кто-то ударил в дверь скамейкой, в одной камере дверь отошла на несколько вершков, оторвался косяк.

Меркушев с револьвером в руках бегал по коридору из конца в конец.

Начальник тюрьмы, вместо того чтобы объяснить арестантам, что никто не думал убивать Кузьмина, поспешил позвонить губернатору.

Вскоре в тюрьму прибыли вице-губернатор и тюремный инспектор.

Громче всех протестовала третья камера. Вице-губернатор с инспектором зашли было в нее с увещаниями, но никто не захотел их слушать, и они быстро ретировались в коридор.

Вице-губернатор сказал инспектору:

— Поступайте, как сочтете необходимым.

Инспектор счел необходимым применить розги.

Надзирателям выдали винтовки. В тюрьму привели стражников и полроты солдат. В баню принесли две охапки розог. Пришли доктор и фельдшер.

Старший надзиратель вошел в первую камеру и приказал:

— Выходи по пять человек!

Вышла первая пятерка. Их окружили солдаты и повели в баню: Там их наскоро кое-как осмотрел доктор, потом с них содрали рубахи, полуголых повалили на козлы и принялись полосовать розгами по спинам.

После первой пятерки привели вторую, третью… В первый день высекли шестьдесят человек, на следующий — еще двадцать или тридцать. Некоторых доктор признавал больными, таких не пороли, а сажали в карцер.

Григорий Петрович оказался в карцере.

Секли всех подряд, не особенно разбирая, виновен или невиновен человек. В одиннадцатой камере лишь двое стучали в дверь, а наказаны были все — восемнадцать заключенных. Пороли молодых и старых, уголовных и политических, рабочих и интеллигентов. Среди наказанных был. один слабоумный. Ростом с карлика, с огромной головой и маленькими, как у ребенка, ногами, он всегда сидел, забившись в угол, и только иногда на него вдруг находило, и он начинал буйствовать.

Тюремное начальство не пощадило и этого несчастного.

Один высеченный старик, вернувшись в камеру, пустился в пляс, звеня кандалами. На него страшно было смотреть!

Другой арестант, бывший учитель, никак не хотел ложиться на козлы. Он отбивался от надзирателей, но его смяли, связали. После семидесяти пяти ударов он потерял сознание, а его все продолжали сечь.

После этого случая многих арестантов из Вологодского централа отправили в другие места. Григорий Петрович был в числе заключенных, назначенных для отправки в Орловский централ.

4

А время шло.

В августе 1914 года на заседании Государственной думы депутаты-большевики резко выступили против империалистической войны. Вскоре после этого арестовали всю большевистскую фракцию Думы. Депутатов-большевиков судили в феврале 1915 года.

В июле 1915 года началось отступление русских войск.