Элнет

Вдали послышался звон колокольчиков, и немного погодя к лугу подкатили на трех парах лошадей земский начальник, становой и землемер. Япар с дружками приехал на телеге, урядник — верхом.

Со всех лугов стал собираться народ.

Становой и земский начальник, покуривая, разговаривали между собой.

— А ведь охотничий сезон наступил, Константин Ильич. Когда соберемся на охоту?

— Надо как-нибудь, Матвей Николаевич.

Землемер снова приладил теодолит. (Егор так и не дал его сломать.) Япар взял вешку. Двое мужиков пошли, волоча за собой мерную ленту.

Среди косарей поднялся ропот. Один мужик, не сдержавшись, вырвал вешку у Япара из рук.

— Не дадим нарезать элнетские луга!

— Не дадим! Не дадим!

Зверев нахмурился. Становой погладил кобуру. Урядник, не слезая с седла, посмотрел в сторону леса.

— Миряне, разойдитесь, не мешайте работать землемеру! — крикнул земский начальник.

— Не отдадим луга Панкрату! — закричали в ответ.

— Чего вы хотите? — спросил земский. — Пусть скажет кто-нибудь один.

Вперед выступил Егор.

— Ваше высокородие, мы от вас ничего не хотим… Только закрепить луга за Панкратом не позволим.

— Вы ведь сами подписали приговор на выделение земли Панкрату Ивановичу.

— Приговор выдан на то, чтобы принять его в общество, а не на то, чтобы отдать ему элнетские луга. Да и приговор Паикрат Иванович получил обманом, споил людей на сходе.

— Я не знаю, как он получил приговор, знаю только, что аркамбальское общество этот приговор подписало. А раз так, то при разделе общей земли он имеет право закрепить за собой свой пай.

— Пусть закрепляет в другом месте, а здесь не. дадим! — крикнул Пашай.

— Не дадим! Не дадим! — закричали все в один голос.

Земский что-то сказал становому.

— Разойдись! — гаркнул становой. — Убирайтесь отсюда! Не мешайте!

— Пусть останутся только уполномоченные, — добавил Зверев.

— Сами убирайтесь!

— Не уйдем!

— Последний раз предупреждаю: разойдитесь! — снова рявкнул становой.

— Сами уходите!

— Мы не уйдем! Не уйдем!

Еще издали Сакар услышал крики. Он пошел на шум и вышел к запруде. Перебравшись через запруду на другой берег, он пошел на. голоса.

С ружьем под мышкой Сакар подошел к гудящей толпе.

— Чего шумите? — спросил он у какого-то мужика.

Тот не успел ответить, как раздался крик:

— Стражники!

С дальнего конца луга подходили стражники с винтовками наперевес. Граненые штыки сверкали на солнце. Испуганные женщины принялись уговаривать мужей:

— Пойдем… Пусть делают, что хотят!..

Но уйти никто не успел, стражники загородили путь.

— Кто вас подстрекал на такое беззаконие? — прокричал Зверев. — Выдайте зачинщиков, а сами можете идти на работу.

— У нас нет зачинщиков!

— Нет! Нет!

Япар подошел к земскому и указал на Егора Пайметова:

— Вот этот подстрекал народ!

— Взять его!

Стражники схватили Егора. Пашай кинулся на выручку. Один из стражников ударил его прикладом, и Пашай ткнулся головой в землю.

Кто-то из задних рядов бросил камень» он пролетел над головой Зверева. Земский хрипло крикнул становому:

— Усмирите!

Становой отдал приказ открыть огонь. Прогремел залп.

Женщины, как безумные, с визгом заметались по берегу Элнета. Мужики кинулись в разные стороны: кто — в реку, кто — в кусты. Не убежали лишь Егор с Пашаем, и Сакар, который не мог взять в толк, что тут происходит.

Стражники окружили Сакара.

— Еще с ружьем пришел, сволочь!

Не взглянув на Егора и Сакара, земский сел в тарантас.

— Допросите их как следует! — сказал он становому. — Оставьте урядника охранять землемера. Раненого отправить в больницу.

Земский начальник уехал. Пятеро стражников повели Егора и Сакара в Аркамбал. Пашая уложили на телегу.

Землемер-наладил теодолит, Япар взял вешку, два мужика снова потянули мерную ленту…

После полуночи к Григорию Петровичу и Василию Александровичу нагрянули с обыском.

У учителя не нашли ничего компрометирующего. Тетрадь со своими стихами ему удалось незаметно сунуть в стопку ученических тетрадей. А на них урядник не обратил внимания.

Обыск у Василия Александровича проводил становой. Ему удалось, найти запрещенную книгу.

Становой тотчас же отправил Василия Александровича в Царевококшайск. Туда же повели и Сакара с Егором.

Вечером земский начальник вызвал к себе Григория Петровича.

Придя к Звереву, учитель застал у него станового. У Григория Петровича сжалось сердце.

На столе стоял кипящий самовар, бутылки коньяка и водки.

Как только Григорий Петрович вошел, появилась нарядно одетая Маша.

— Налей, — приказал Матвей Николаевич.

Маша налила три стакана чаю.

— Теперь иди, нужно будет, позову.

Бесшумно ступая, Маша вышла.

— Григорий Петрович, Константин Ильич, прошу к столу. Наливайте, Константин Ильич. Я выпью водки. — И Зверев налил себе большую рюмку.

Становой налил коньяка себе и Григорию Петровичу.

— Ну, будем здоровы! — Матвей Николаевич осушил свою рюмку и кивнул на вазу с конфетами: — Лимонные, очень хороши к коньяку. Берите масло, сахар, Константин Ильич, между первой и второй не задерживаются.

Становой снова наполнил рюмки.

— Матвей Николаевич, а вы?

— У меня большая, хватит и одной.

— Зато у нас градусов больше!

— Ну, чего там спорить, пейте. Пейте, Григорий Петрович, вы молодой.

Григорий Петрович не заставил упрашивать себя, но его не оставляла тревожная мысль: «Зачем он меня позвал?»

— Константин Ильич, — послышался голос земского, — налейте, выпьем еще по одной.

После третьей рюмки Григорий Петрович успокоился. Становой показался ему хорошим человеком, а про Матвея Николаевича и говорить нечего — прекрасный человек! А где же Тамара с Ольгой Павловной? Почему они не вышли к столу?

— Григорий Петрович, — начал Зверев, — вы знаете, что мы любим вас, как родного. Вы еще молоды, у вас жизнь впереди. Нам известно, что вы пошли по неправильному пути. Нам очень жаль вас, потому что вас обманули. Вы прекрасно понимаете, что мы могли бы немедленно вас арестовать и отправить в Царевококшайск. Но мы этого не сделаем… Константин Ильич, налейте-ка еще по одной.

Становой налил, и Матвей Николаевич продолжал:

— Скажите нам, кто, кроме лесника, состоит в вашей группе, кто у него бывал? Ну, вы бывали, Кугунерова, Пайметов, Пашай… А еще кто?

— Больше никто не бывал.

— А из заводских?

— Я на завод не ездил.

— А Василий Александрович ездил?

— Не знаю.

— Константин Ильич, налейте еще.

— Матвей Николаевич. — Учитель встал. — Я больше пить не буду, у меня и так уже голова кружится.

— Сядьте, Григорий Петрович, — жестко сказал Зверев. — И выслушайте меня внимательно. Один раз я вам простил, в другой раз — не прощу. Революционера я не пожалею, будь он мне хоть родным сыном. У вас еще есть время выбрать. Подумайте: перед вами два пути. Или арест, тюрьма и Сибирь, или вы останетесь здесь и будете жить спокойно. Выбирайте. Если хотите остаться здесь, то дадите подписку, что будете сообщать нам все, что знаете или узнаете впредь об учителях соседних школ. И не станете никуда ездить, не известив нас, куда и с какой целью направляетесь.

— Я и так никуда не езжу. О других учителях мне ничего не известно.

— Напрасно не ездите, надо поддерживать знакомства. Теперь станете их навещать. Если нужны деньги на лошадей, мы дадим.

— Иными словами, вы предлагаете мне стать провокатором и доносчиком? Нет, этого никогда не будет!

— Вы, Григорий Петрович, меня не так поняли. — Голос земского снова зазвучал ласково. — Мы хотим сохранить вас для вашего народа. Вы мечтаете улучшить жизнь черемис. Если вы останетесь в школе, то сумеете приносить ему пользу. Даю вам десять минут на размышление. Константин Ильич, пойдемте в кабинет.