Страница 9 из 62
И значит, смерть проходит мимо.
Сейчас настанет мой черед.
За мной одним
идет охота.
Будь проклят
сорок первый год
и вмерзшая в снега пехота.
Мне кажется, что я магнит,
что я притягиваю мины.
Разрыв.
И лейтенант хрипит.
И смерть опять проходит мимо.
Но мы уже
не в силах ждать.
И нас ведет через траншеи
окоченевшая вражда,
штыком дырявящая шеи.
Был бой коротким.
А потом
глушили водку ледяную,
и выковыривал ножом
из-под ногтей
я кровь чужую.
* * *
Я был пехотой в поле чистом,
в грязи окопной и в огне.
Я стал армейским журналистом
в последний год на той войне.
Но если снова воевать…
Таков уже закон:
пускай меня пошлют опять
в стрелковый батальон.
Быть под началом у старшин
хотя бы треть пути,
потом могу я с тех вершин
в поэзию сойти.
МОЕ ПОКОЛЕНИЕ
Нас не нужно жалеть, ведь и мы
никого б не жалели.
Мы пред нашим комбатом,
как пред господом богом, — чисты.
На живых порыжели от крови и
глины шинели,
на могилах у мертвых расцвели
голубые цветы.
Расцвели и опали… Проходит
четвертая осень.
Наши матери плачут, и ровесницы
молча грустят.
Мы не знали любви, не изведали
счастья ремесел,
нам досталась на долю нелегкая
участь солдат.
У погодков моих ни стихов,
ни любви, ни покоя —
только сила и зависть. А когда
возвратимся с войны,
все долюбим сполна и напишем,
ровесник, такое,
что отцами-солдатами будут
гордиться сыны.
Ну, а кто не вернется?
Кому долюбить не придется?
Ну, а кто в сорок первом первою
пулей сражен?
Зарыдает ровесница, мать на пороге
забьется,—
у погодков моих ни стихов,
ни покоя, ни жен.
Кто вернется — долюбит? Нет!
Сердца на это не хватит,
и не надо погибшим, чтоб живые
любили за них.
Нет мужчины в семье — нет детей,
нет хозяина в хате.
Разве горю такому помогут рыданья
живых?
Нас не нужно жалеть, ведь и мы
никого б не жалели,
Кто в атаку ходил, кто делился
последним куском,
тот поймет эту правду, — она к нам
в окопы и щели
приходила поспорить ворчливым,
охрипшим баском.
Пусть живые запомнят, и пусть
поколения знают
эту взятую с боем суровую правду
солдат.
И твои костыли, и смертельная
рана сквозная,
и могилы над Волгой, где тысячи
юных лежат,—
это наша судьба, это с ней мы
ругались и пели,
подымались в атаку и рвали
над Бугом мосты.
…Нас не нужно жалеть, ведь и мы
никого б не жалели.
Мы пред нашей Россией и в трудное
время чисты.
А когда мы вернемся,—
а мы возвратимся с победой,
все, как черти, упрямы, как люди,
живучи и злы,—
пусть нам пива наварят и мяса
нажарят к обеду,
чтоб на ножках дубовых повсюду
ломились столы.
Мы поклонимся в ноги родным
исстрадавшимся людям,
матерей расцелуем и подруг,
что дождались, любя.
Вот когда мы вернемся и победу
штыками добудем —
все долюбим, ровесник, и ремесла
найдем для себя.