Страница 5 из 8
Прежде всего, Шахрух посетил могилу отца, вновь совершив траурные обряды.
При этом он велел убрать из мавзолея и передать в казну все находившиеся там сокровища, наличие которых, как он считал, противоречило правилам ислама.
Ветеранам военных походов это решение нового правителя не понравилось, но они ограничились лишь глухим ропотом.
Затем Шахрух принялся вершить суд, скорый, но справедливый.
Казнить самого Халиля он всё же не решился и отправил его правителем в маленький городок в глуши. Но все приспешники самозванца были повешены либо обезглавлены. Шади-Мульк подвергли пыткам, а затем водили ее на аркане по самаркандским базарам, после чего всё же вернули Халилю.
Понятно, что оставлять эту парочку без присмотра было никак нельзя.
В самом скором времени Халиль, цветущий, полный сил молодой человек, вдруг заболел и умер, а Шади-Мульк якобы в знак скорби покончила с собой, приняв яд.
Такова была официальная версия, в которую, однако, мало кто верил.
Итак, вопреки воле самого Тимура, вопреки ожиданиям сведущих людей, у руля огромной державы оказался Шахрух, победивший в многолетней напряженной схватке. Одно из двух: либо в нем расцвели недюжинные таланты государственника, никак не проявлявшиеся при жизни Тимура, либо за победой Шахруха стояла его неугомонная женушка, к рассказу о которой мы еще вернемся.
Так или иначе, но за исключением нескольких отколовшихся окраинных провинций, в руках Шахруха оказалась вся держава, созданная Тимуром.
Со смутой было покончено, все уцелевшие царевичи и эмиры присягнули Шахруху на верность, видя в нем вполне компромиссную фигуру.
Но Шахрух категорически не хотел оставаться в Самарканде.
Его сердцу милее всего был Герат, куда он и собрался вернуться.
Править в Самарканде Шахрух оставил старшего сына Улугбека, которому в эти дни исполнилось пятнадцать, и который провел значительную часть периода смуты в Герате, во дворце отца.
Конечно, в столь юные годы еще рановато принимать важные государственные решения, поэтому при Улугбеке Шахрух оставил двух эмиров-опекунов, дав им соответствующие распоряжения.
Восстановив единство государства и утвердив спокойствие в умах, Шахрух в сопровождении любимой жены, внушительной свиты и еще более внушительной армии отбыл в свой любимый Герат, к богословам и муллам, по общению с которыми он уже соскучился…
Тонкости титулов
Пышные восточные титулы – хан, шах, падишах, султан, эмир, бек – большинством европейцев воспринимаются как синонимы.
Однако между ними, этими титулами, есть существенные различия.
Ханом в эпоху Тимура могли именоваться только потомки Чингисхана.
Этот титул считался наиболее знатным, его нельзя было купить, заслужить, присвоить, а можно было получить лишь по праву рождения.
Позднее, когда Тимур достиг зенита славы и могущества, нашлись придворные угодники, по поручению которых была составлена фальшивая генеалогическая схема, возводившая линию предков Тимура к одному из близких родственников Чингисхана.
Однако же сам Тимур отверг эти сомнительные изыскания.
В фальшивой славе он не нуждался, ему было достаточно той, которую он завоевал своим мечом.
Тимур вполне довольствовался титулом “эмир” (по-арабски “амир”), принятом во многих мусульманских странах, но имевшим в разных местах свои оттенки.
В военизированной державе Тимура этот титул чаще ассоциировался с понятием “военачальник, полководец”. Эмиров было много. Но Тимур стал единственным великим эмиром, то есть, “великим полководцем”, и гордился этим титулом.
Если стать ханом по желанию было невозможно, то отнюдь не возбранялось стать ханским зятем – “гурганом”, для чего требовалось взять в свой дом его дочь.
Что и сделал Тимур, женившись на дочери хана Казагана, которую звали Сарай-Мульк-хатун.
Титул “гурган” также считался в высшей степени почетным, предметом гордости того, кто его носил.
“Великий эмир” и “гурган” – в большинстве средневековых хроник имени Тимура сопутствуют именно эти два титула.
Следует отметить и то обстоятельство, что Тимур формально не являлся первым лицом в государстве. Еще бытовала монгольская традиция, и Тимур не стал ее отменять (это сделают его потомки), согласно которой на престоле в обязательном порядке полагалось восседать хану-чингизиду.
Тимур и посадил на трон “хана-бездельника”, давно уже утратившего реальную власть, да и не претендующего на нее. Однако монеты чеканились с профилем этого хана, а его имя первым произносилось на пятничных молитвах. Вместе с тем, вздумай этот хан по глупости “качать права”, как был бы незамедлительно сброшен с трона и заменен на более покладистого преемника.
Похожий порядок позднее существовал в Советском Союзе, когда по конституции первым лицом государства считался Председатель Верховного Совета, но вся полнота реальной власти принадлежала генеральному секретарю партии.
Вот и Тимур был своего рода “генсеком” военной партии.
В сочинениях, принадлежавших перу иранских и европейских хронистов, Тимура нередко именуют также “султаном” и “падишахом” в значении “монарх”.
А кастильский посол Руи Гонсалес де Клавихо называет его в своих записках совсем уж невообразимым титулом – “великий сеньор Тамурбек”.
Сам Тимур пользовался “королевскими” титулами чрезвычайно редко, да и то лишь при внешних сношениях.
Один такой случай произошел в 1391 году, когда Тимур двинулся через казахские степи в поход на Золотую Орду, к Самарской излучине.
Где-то на середине пути он совершил странный ритуал, до сих пор не разгаданный историками.
Поднявшись на вершину горы Улуг-таг, он осмотрелся с высоты, а затем велел высечь на запримеченном здесь же камне надпись на уйгурском и арабском языках, извещавшую о том, что в год овцы султан Тимур отправился с двумястами тысячами воинов, имени своего ради, по кровь Тохтамыша хана.
Этот камень обнаружили только в 30-х годах прошлого века и отправили в Эрмитаж, где его можно увидеть и сегодня в одном из восточных залов.
Итак, в своих владениях Тимур именовался, как правило, двумя титулами, которыми сам он дорожил в равной степени, – “великий эмир” и “гурган”.
Его потомков стали называть “эмир-заде”, то есть, “сын эмира”, а сокращенно “мирза”.
Титул “мирза” носил и Улугбек.
Вообще-то, настоящее имя Улугбека, полученное им при рождении, было Мухаммед Тарагай.
Между прочим, факту рождения этого младенца обязаны своими жизнями десятки тысяч жителей города Мардина в Ближней Азии, которых Тимур уже готов был предать лютой казни за их сопротивление. И как раз тут прискакал гонец, сообщивший, что у Гаухар-Шад, жены Шахруха, родился мальчик.
Тимур, лелеявший мечту о переустройстве мира под эгидой своей Семьи, настолько обрадовался, что не только помиловал обреченных горожан, но и велел вернуть им все отобранное имущество.
В практике Тимура этот случай стал единственным в своем роде.
Маленького Мухаммеда Тарагая тут же забрали у его матери, и в последующем он воспитывался при дворе Тимура под надзором его бабки Сарай-Мульк-хатун, ханской дочери.
Из множества внуков, которые точно так же воспитывались при дворе в Самарканде, Тимур почему-то выделял именно этого мальчика. Когда тот подрос, великий эмир в свободное время мог часами беседовать с ним.
Заметив это, придворные, дабы угодить Тимуру, стали называть мальчика Улугбеком, то есть, “великим господином”.
Возможно, поначалу такое прозвище имело легкий ироничный оттенок, но со временем оно закрепилось при дворе и сопровождало Улугбека до самой смерти, фактически став его именем, под которым он и вошел в историю.
Когда Улугбеку исполнилось десять, Тимур устроил пышную, хотя и символическую свадьбу для него и еще девяти других своих внуков. При этом Улугбек получил в жены ханскую дочь, а вместе с ней и право именоваться отныне “гурганом”. Между прочим, Улугбек настолько дорожил этим титулом, что даже подписал им главный труд своей жизни – “Звездные таблицы” (“Зидж-и джедид-и Гургани”).