Последний выпуск

Поэтому когда появляется великий герой типа Ориона и принимается спасать людей, злыдни начинают голодать, и школа тоже. В то же время живых – которые дышат, пьют, едят и так далее – становится больше. Это своеобразная пирамида. Если тех, кто стоит на нижней ступени, съедают в недостаточном количестве, благ не хватает тем, кто наверху.

Вот почему нам пришлось спуститься вниз и починить очистительный механизм в выпускном зале: оголодавшие злыдни собрались в том единственном месте, где не было Ориона, и намеревались растерзать весь выпускной класс, потому что последние три года им не хватало еды. От отчаяния они уже ломились и в школу, пытаясь пробить стены внизу лестницы.

А Орион – Орион из нью-йоркского анклава – носит разделитель маны на запястье и обладает способностью, позволяющей ему вбирать ману из убитых чудовищ. Злыдни сами его сторонятся, потому что у Ориона безграничный запас энергии и почти столь же бесконечный запас потрясающих боевых чар.

В отличие от меня. Я – человек, который у него в долгу; при этом я упрямо отказываюсь превращаться в малефицера, убивающего однокашников направо и налево. Недавно я и вовсе двинулась в противоположную сторону. Я остановила чреворота, который направлялся на этаж младшеклассников. Мы с Орионом помешали злыдням вломиться в школу. Мы вместе были в выпускном зале и удерживали щит, пока выпускники-мастера чинили очистительный механизм. И теперь я подражаю этому идиоту, то есть, простите, благородному герою, на регулярной основе, раз в неделю.

Разумеется, у школы на меня зуб.

Если злыдни, атакующие нас по средам, не справятся, школа придумает что-нибудь еще. И еще, и еще. Шоломанча – не вполне живое существо, но и не мертвое. Если вложить в постройку столько маны и столько мыслей, у нее неизбежно образуется нечто вроде собственного сознания. Теоретически, школа создана, чтобы защищать нас, поэтому она не начнет пожирать учеников – во-первых, если это произойдет, поток поступающих резко сократится. Но, несомненно, школе нужно много маны, чтобы функционировать; она предназначена для того, чтобы функционировать. А я ей мешаю, поэтому школа на меня обозлилась, а значит, все, кто рядом со мной, в опасности.

– Пусть мелкие собирают для тебя ману, – предложила Аадхья.

– Они еще ничего не умеют, – мрачно сказала я. – Они ввосьмером соберут меньше маны за час, чем я за десять минут.

– Тогда пусть перезарядят твои мертвые кристаллы, – подхватила Лю. – Ты сказала, не нужно много маны, чтобы их пробудить, – главное, чтоб поток шел непрерывно. Вот и пусть носят их с собой.

Лю была права, однако основную проблему это не решало.

– Мне не понадобятся мертвые кристаллы. Такими темпами я и оставшиеся не успею наполнить.

– Давайте их продадим, – тут же сказала Аадхья. – Они просто замечательные. Или я попробую встроить их в лютню…

– Хочешь выйти из союза? – резко перебила я, потому что больше не могла сидеть и слушать, как они перебирают варианты, над которыми я сама ломала голову последние три недели, отчаянно пытаясь придумать хоть что-то, пока не поняла, что выхода нет.

Выход был только для них.

Аадхья замерла. Лю немедленно ответила:

– Нет.

Я сглотнула.

– Ты, кажется, не…

– Нет, – повторила Лю с небывалой силой и, помолчав, продолжала: – Когда Чжэнь и Минь были совсем маленькими, я водила их на помочах. В школе, если какой-нибудь мальчишка мучил лягушку или котенка, они отбирали у него животное и приносили мне, хоть их из-за этого и дразнили девчонками… – Она посмотрела на Сяо Циня, которого держала в руках, и нежно погладила его по голове. – Нет, – негромко повторила Лю. – Не хочу.

Я взглянула на Аадхью, разрываясь от противоречивых чувств. Я сама не знала, чего ждала. Моя практичная подруга, которой мама велела вежливо вести себя с неудачниками, – поэтому она была вежлива со мной все то время, пока остальные смотрели на меня как на мусор, который даже неохота подбирать с пола, чтобы отправить в помойное ведро. Лю нравилась мне именно потому, что была деловита и упорна; она всегда заключала честную сделку и ни разу меня не обманула, хотя в большинстве случаев оказывалась единственным человеком, готовым со мной торговать. Лю было незачем беспокоиться о младшеклассниках в библиотеке; у нее был выбор. Лю считалась одним из лучших мастеров выпускного класса, она почти доделала волшебную лютню, которая немало стоила бы и за стенами школы. Любой член анклава охотно пригласил бы Лю в свой союз. Это было разумно, практично, и я отчасти хотела, чтобы Лю поступила рассудительно. Она уже не раз протягивала мне руку, хотя любой нормальный человек назвал бы это опрометчивым. Я не желала терять Лю – но не желала и стать причиной ее гибели.

Но Лю сказала небрежным тоном:

– Нет. Я не из тех, кто бросает своих. Просто нужно придумать, как тебе собрать побольше маны. Или еще лучше – как сделать так, чтобы школа от тебя отвязалась. Не понимаю, почему Шоломанча принялась за интриги. Ты не член анклава, у тебя в любом случае маны не через край… какая ей выгода, если ты истратишь последние крохи? Разве что… – и она замолчала.

Мы уставились на нее. Лю сидела, сжав губы, и рассматривала сложенные на коленях руки.

– Разве что… школа провоцирует тебя. Она…

– …Любит малефицеров, – договорила Аадхья.

Лю кивнула, не поднимая головы. Она была совершенно права. Вот почему Шоломанча назначила мне занятия в библиотеке. Школа подталкивала меня… к легкому решению. Она хотела, чтобы я позаботилась о себе, чтобы предпочла копить ману, а не спасать каких-то посторонних малолеток. После этого было бы проще принять второе решение в свою пользу, и третье, и четвертое…

– Да, – согласилась Аадхья. – Школа хочет, чтобы ты стала малефицером. Кстати, а что бы ты могла сделать с помощью малии?

Если бы меня попросили составить список из десяти вопросов, которые я предпочитаю себе не задавать, этот вариант занял бы первые девять пунктов. На десятое место вкрался вопрос: «Как ты относишься к Ориону Лейку?» Но до него было далеко.

– Ты не хочешь этого знать, – сказала я, что означало: «Я не хочу этого знать».

Аадхья ничуть не смутилась.

– Ну, сначала нужно где-то добыть малии… – задумчиво произнесла она.

– Запросто, – отозвалась я сквозь зубы.

Аадхья рассуждала вполне логично, потому что для большинства начинающих малефицеров это основная проблема, а решение обычно предполагает множество интимных встреч, завершающихся кровью и воплями. Но моя беда заключается в том, что я могу случайно высосать жизненную силу из окружающих, инстинктивно бросив какое-нибудь страшное заклинание. У меня, например, есть отличное проклятие, вполне пригодное для того, чтобы стереть целый город с лица земли. Возможно, однажды я применю его, вместо того чтобы писать в газеты гневные письма о современной архитектуре Кардиффа. Не сомневаюсь, что оно способно истребить всех злыдней на школьном этаже, и заодно всех людей – хотя, вероятно, к тому моменту люди и так уже умрут, потому что я заберу их ману, чтобы наложить заклинание.

Аадхья и Лю замолчали. Обе посмотрели на меня с некоторым сомнением.

– Честно говоря, я не особо испугалась, – проговорила Аадхья. – Голосую за то, что ты не станешь малефицером.

Лю выразительно подняла руку в знак согласия. Я издала сдавленный смешок и тоже подняла руку.

– И я за это голосую!

– Рискну предположить, что с нами согласится почти вся школа, – продолжала Аадхья. – Давайте попросим ребят скинуться.

Я уставилась на нее.

– «Эй, ребята, кажется, Эль – вампирша, которая сосет ману. Может, поделимся с ней, пока она нас всех не высосала досуха?»

Аадхья хмыкнула и поджала губы.

– Необязательно просить всех, – медленно произнесла Лю. – Достаточно одного человека… например, Хлои.

Я вздохнула и промолчала. Это была не такая уж скверная идея. И даже не такая уж бредовая. Потому-то она мне и не нравилась. Прошло около месяца с тех пор, как мы побывали в выпускном зале, и я прекрасно помнила, каково это – носить на запястье нью-йоркский разделитель маны. Иметь под рукой столько силы было все равно что погрузить голову в бездонный колодец и беспечно, огромными глотками пить холодную свежую воду. Мне понравилось.